Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Он ответил.
Рухнул мир.
Небо упало на землю.
– Примерно семь миллиардов.
2013 г.
За стеклом
Да, это я всё устроил.
Признаюсь честно, это всё я. И виноват я. И судить надо меня.
Только судить меня уже никто не будет.
Да, это я разбил стекло.
А это кто?
Косой скис. Только что таскал меня по всем кабинетам корпорации: пошли, пошли, я тебе всё покажу, ты не стесняйся, спрашивай… И тут же притих, будто я спросил что-то неприличное. Я даже ещё раз посмотрел на девушку за стеклянной перегородкой: что в ней такого неприличного, девушка как девушка, в строгом костюмчике, сидит, стучит по клавишам, как она ухитряется такими ногтями стучать по клавишам, кажется, сейчас проткнёт клавиатуру, а заодно и стол.
– это кто? – спросил я.
– А я почём знаю… не из нашего офиса, – отмахнулся Косой, – ну всё, некогда мне, поскакал я… ты там обращайся, если что, спрашивай… Люди у нас тут хорошие… девчонки красивые…
Он и правда ускакал – как-то на удивление быстро, будто я его чем-то обидел, понять бы ещё, чем.
Так что это я виноват.
И судить надо меня.
Только никто уже не будет судить.
Утром приходил на работу, кивал ей – через стекло. В первые дни она не отвечала, делала вид, что не замечает меня, что меня здесь вообще не существует. Через пару недель как-то так получилось, что встретились с ней глазами, она мне слабо кивнула.
И началось.
Приходили по утрам. Кивали друг другу. Улыбались. Рассаживались, каждый на своём месте, стучали по клавишам. Переглядывались. Перемигивались. Переулыбывались.
Через месяц я маркером нарисовал ей на стекле сердечко, пронзённое стрелой. Она погрозила пальцем, я только развёл руками, ну нет, так нет.
Пытался заглянуть через стекло, что она там забивает в комп, ничего не понимал, вместо цифр и букв чернели какие-то руны, пиктограммы и иероглифы.
Спрашивал у парней, у того же Косого, что за иностранцы работают в нашем бизнес-доме. Отсмеивались, говорили про таджиков, которые шпаклюют потолки, и про китайцев, которые у входа торгуют всякой всячиной.
Пару раз рисовал на стекле чашечку кофе или большой зал кинотеатра, девушка всякий раз мотала головой, я пожимал плечами, ну нет, так нет.
Так что это моя вина.
Я разбил стекло.
Только теперь оправдываться не перед кем.
– Ну что… далеко пойдёшь, парень.
Я насторожился, посмотрел на босса. Как-то нехорошо он сказал это – далеко пойдёшь, за этим далеко пойдёшь могла последовать буря негодования, я тебе за что плачу, тебя на хрена держат, штаны протирать, жопу просиживать, да ты…
– Нет, я серьёзно. Молодчина. Я что думаю, Косой в замы выбился, а тебя хочу завотделом поставить…
– С-согласен.
– Ты погоди, согласен он, я ещё посмотрю, ты-то как справишься… тоже у тебя всё вверх дном будет, как у Косого, или получше.
– С-спасибо.
– Не во что. Шучу, шучу, что ты всполошился… Это… всё на девочку смотришь? Ой, покраснел-то как, вы на него посмотрите… Заглядываешься?
– Бывает.
– Брось. Своих, что ли, дур в отделе мало?
– Она не…
– Ну не знаю, что она там, а в отделе у нас точно дура на дуре сидит и дурой погоняет. Я вообще уже думаю, на хрена нам эта контора, вместо неё спа-салон откроем, с девчонками… ты на кассе сидеть будешь, билеты выдавать… шучу. Так что это, нечего тебе на девочку пялиться, не для тебя она, сам же знаешь.
Понимающе киваю. Как-то сразу и не подумал, что шеф положил на неё глаз, вот оно что, вот откуда смущённые взгляды, мотание головой, нет-нет-нет…
– Ну, иди, иди. Понимаю, неприятно… я тоже ей глазки строил в своё время… записочки любовные чиркал, азбуке нашей учил. Потом ничего, прошло. Ну не наша она, не наша, что поделаешь.
Если бы послушался шефа, может, ничего бы и не случилось.
Да где это видано, чтобы слушались шефа…
Не наша.
Что такое не наша, я понял пару дней спустя, когда увидел шефа, не нашего, а её шефа, мерзёхонького старичишку, он вошёл в офис, там, за стеклом, долго кричал на притихших клерков, выговаривал им что-то, сначала всем подряд, потом выискал жертву, худёхонького парнишку, при всех разложил на офисном столе, отстегал ремнём, как мне показалось – до крови.
В тот же день за чаем потихоньку попробовал узнать у девчонок, что за люди работают в бизнес-доме, что за нравы в офисах. Девчонки пожимали плечами: тебе своего офиса мало, или как…
Мало.
– Скажите, а здесь прохода никакого нет?
– А то сам не видишь. Вон там по лестнице спустишься, обойдёшь.
Я посмотрел на сонного охранника – он явно не понимал меня.
– Тут проход должен быть, – не сдавался я.
– Проход тебе ничего не должен. Говорю тебе, по лестнице спустишься…
Я пытался добраться до неё – не мог, вдоль и поперёк обходил бизнес-дом, спрашивал вахтёров, поломоек, таджиков под потолком, китайцев с болванчиками и колокольчиками, одни разводили руками, другие не понимали, третьи…
Знаками, знаками спросил у девушки, как к ней пройти. Она рассмеялась, будто спросил что-то абсурдное.
Исследовал стены – шаг за шагом, вот стеклянная стена между нами, вот нестеклянная стена тянется дальше, дальше окно, улица, с другой стороны лестница, уводящая куда-то в никуда. А двери нет.
Совсем.
Бывает такое: заплутаешь в офисных коридорах, особенно если недавно работаешь, на полном серьёзе ищешь выход, через пару недель смеёшься над собой. Только тут что-то другое.
Другое…
Так что это моя вина.
Только уже некому объяснять, что это моя вина.
А как вы хотели, вы бы на моём месте сделали точно так же. А если бы не сделали, значит, у вас сердца нет.
Потому что я видел это.
Видел, как мерзёхонький старичишечко ворвался в офис за стеклом, снова выговаривал что-то, всем и каждому. Потом огляделся, выискивая очередную жертву, набросился на мою соседку за стеклом.
Повторяю – он набросился на мою соседку за стеклом. Я видел, как он отхлестал её по лицу, швырнул на стол, отстегал ремешком, был у него такой специальный ремешок, не тот, который на брюках, а другой, висящий на плече.
Я смотрел на людей в офисе, в том офисе, за стеклом, их было много, среди них были крепкие парни, матёрые мужичищи, и все они, вместе взятые, ничего не могли сделать.
Даже не пытались.
Так что вы меня поймёте.
Тем же вечером потихоньку попробовал заговорить с девушкой – через стекло. Уже совсем вечером, когда все рассосались, расползлись из контор, она осталась, делала вид, что выстукивает что-то по клавишам, тихонько всхлипывала, отвернувшись к стеклу.
