Скотт Вестерфельд - Мятежная
Тэлли посмотрела ему в глаза и увидела, что его лицо снова светится, и оно снова показалось ей красивым, как раньше.
— Вот почему ты красивая, Тэлли.
От этих слов у нее на миг закружилась голова. Она словно бы смотрела в глаза красавца и падала, падала…
— Я?
— Да.
Она рассмеялась и замотала головой.
— Я красивая? С тонкими губами и глазами, посаженными слишком близко?
— Тэлли…
— С курчавыми волосами и приплюснутым носом?
— Не говори так. — Его пальцы скользнули по ее щекам, по почти зажившим царапинам, пробежались по губам. Тэлли знала, что на этих пальцах — жесткие, как деревяшки, мозоли, но почему-то ласка была нежной и робкой. — Это самое ужасное, что делают с вами, с любым из вас. Что бы ни делали с мозгами при операции, самый страшный вред вам наносят еще до того, как хирург берет в руки нож. Вам всем внушают, что вы — уроды.
— Конечно! Все!
— Значит, ты считаешь, что я урод?
Тэлли отвела взгляд.
— Бессмысленный вопрос. Тут дело не в отдельных людях.
— В отдельных, Тэлли. Именно в отдельных.
— Я в том смысле, что на самом деле никто не может быть… ну ты же знаешь, что с точки зрения биологии есть определенные вещи, которые у нас всех… — Она вдруг умолкла. — Ты вправду думаешь, что я красивая?
— Да.
— Красивее Шэй?
Потом они несколько секунд стояли, раскрыв рты. Тэлли задала этот вопрос, не подумав. И как только она могла выговорить эти ужасные слова?
— Прости.
Дэвид пожал плечами и отвернулся.
— Вопрос честный. Да, я так думаю.
— Как?
— Я думаю, что ты красивее Шэй.
Он сказал это так обыденно, словно говорил о погоде.
Тэлли закрыла глаза. Вся дневная усталость нахлынула на нее. Она ярко представила себе лицо Шэй — слишком тонкое, с чересчур широко расставленными глазами, — и ей стало так плохо, что даже удивительное тепло, которое рождалось в ее душе при взгляде на Дэвида, развеялось без следа.
Всю свою жизнь, каждый день она по-всякому обзывала других уродцев, а они в свою очередь обзывали ее. Жирняй, Поросятина, Прыщавая, Калека — уродцы щедро и беззастенчиво награждали друг друга самыми гадкими кличками. Но награждали всех поровну, так что никому не было обидно. И никого, никого никогда не считали хоть капельку красивым, никому не давалось предпочтения из-за случайного выверта генов. Собственно, из-за этих вывертов в свое время и придумали Операцию Красоты.
Это было нечестно.
— Не говори так. Пожалуйста.
— Ты сама меня спросила. Я ответил.
Тэлли открыла глаза.
— Но это так ужасно. Это неправильно.
— Послушай, Тэлли. Для меня не это важно. Главное — что у тебя в голове.
— Но ведь прежде всего ты видишь мое лицо. Ты реагируешь на симметрию, на цвет кожи, на форму глаз. А что там у меня в голове, ты решаешь на основе этой реакции. Ты так запрограммирован!
— Я никак не запрограммирован. Я не в городе вырос.
— Дело не только в воспитании. Дело в эволюции!
Дэвид примирительно пожал плечами, гнев в его голосе растаял.
— Может быть, и в этом отчасти. — Он устало усмехнулся. — Но знаешь, что меня сразу привлекло в тебе?
Тэлли вдохнула поглубже, чтобы успокоиться.
— Что?
— Царапины у тебя на лице.
Она удивленно заморгала.
— Что-что?
— Царапины. — И он снова нежно прикоснулся к ее щеке.
Его пальцы словно били током. Тэлли отшатнулась.
— Глупости! Плохое состояние кожи — признак нарушения иммунитета.
Дэвид рассмеялся.
— Твои царапины были свидетельством твоих приключений, Тэлли. Они говорили о том, что по пути сюда ты шла через лес. Для меня они были знаком того, что ты можешь рассказать неплохую историю.
Ярость Тэлли унялась.
— Неплохую историю? — Она покачала головой. Ей так хотелось расхохотаться. — На самом деле лицо я расцарапала еще в городе — я на скайборде летала между деревьев. На большой скорости. Ничего себе приключение, да?
— В этом тоже есть своя история, между прочим. Как я и подумал в первый раз, как только увидел тебя: «Она не боится рисковать». — Он намотал на палец ее кудряшку. — И ты до сих пор рискуешь.
— Кажется, да.
Стоять здесь, в темноте, с Дэвидом действительно казалось рискованно. Ей чудилось, что теперь в любую минуту мир может снова перевернуться с ног на голову. Глаза Дэвида опять стали большими, как у красавца.
Может быть, он на самом деле умел видеть сквозь ее некрасивое лицо. Может быть, и вправду то, что было внутри нее, значило для него больше, чем все прочее.
Тэлли встала на камень размером с кулак и закачалась на нем. Теперь они с Дэвидом стали одного роста.
Тэлли облизнула пересохшие губы.
— Ты действительно считаешь меня красивой?
— Да. То, что ты делаешь, и то, как ты думаешь, делает тебя красивой.
Странная мысль мелькнула у Тэлли, и она сказала:
— Если бы тебе сделали операцию, я бы тебя возненавидела. — Сказала и сама своим ушам не поверила. — В смысле, даже если бы тебе ничего не натворили с мозгами.
— Вот спасибо!
Улыбка Дэвида озарила темноту.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты выглядел как все остальные.
— Но ведь красивыми вроде бы считаются как раз те, кто выглядит как все.
— Да, раньше и я так думала. — Тэлли прикоснулась кончиком пальца к его брови в том месте, где белел шрамик. — Откуда у тебя это?
— Приключение. Славная история. Как-нибудь расскажу.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Хорошо.
Тэлли качнулась вперед, прижалась к нему. Ее ступни соскользнули с камня, а губы коснулись его губ. Руки Дэвида обвили ее, он притянул ее ближе. Воздух был по-утреннему холодным, а его тело излучало тепло, от него исходило ощущение прочности и надежности, так необходимое Тэлли именно сейчас, когда весь мир перевернулся. Она крепко прижалась к Дэвиду, изумляясь тому, каким страстным был их поцелуй.
Через секунду Тэлли отстранилась от Дэвида, чтобы отдышаться. На миг она подумала: «Как это странно!» Уродцы целовались друг с другом, еще как целовались, но всегда казалось, что пока не похорошеешь, все эти поцелуйчики не считаются.
А этот считался.
Она снова притянула к себе Дэвида, сжала в пальцах кожу его куртки. Холод, боль в мышцах, все ужасное знание, обрушившееся на нее в эту ночь, — все это только усиливало испытываемое ею чувство.
Но вдруг рука Дэвида скользнула по ее шее и нащупала тонкую цепочку. Его пальцы опустились к холодному, тяжелому металлу медальона.
Тэлли замерла, их поцелуй прервался.