Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах
Люди начали умирать еще прошлым летом, но массово – только в мае. От болезни, причину которой не могли ни определить, ни даже назвать. Довольно скоро оказалось, что умирают только те, кто хотя бы раз в жизни попробовал микротанцоров. Болезнь набрасывалась на человека через три с половиной или четыре года после того, как он съел чудесный фрукт. Еще через несколько недель несчастный умирал. После смерти тело было пронизано тончайшими нитями, напоминающими грибницу. Вскоре на могилах умерших от микротанцоров стали вырастать странные бледные извивающиеся побеги. Генная экспертиза доказала, что эти побеги на самом деле – лиана, плодами которой окажутся микротанцоры. Фрукт оказался оружием внутреннего прорастания: ты сьедаешь его, но несколько микроскопических (большие зерна оказались имитацией) зернышек закрепляются внутри твоего организма, пускают корни, распространяют свое влияние. Через три с половиной года ты уже пронизан этими нитями насквозь – они проникают во внутренность глаз, в сердце, в легкие; а когда они прорастают в мозг, ты умираешь. Тебя закапывают в землю, а на твоей могиле вырастает растение-убийца – микротанцор.
Как только это стало известно, Шандора Бофора арестовали и потребовали объяснений. Объяснения последовали: инженер хотел не больше и не меньше, чем власти над миром. Все богатые люди земли уже успели попробовать фрукты с чудесным вкусом и, значит, их жизни были в руках Бофора, который знал, как создать лекарство. «Помни о микротанцорах!» – было написано на стенах их комнат, но только теперь стал понятен зловещий смысл этих слов.
Кажется, что ничего не может быть хуже, но – только кажется. Лианы микротанцоров, выросшие на могилах, первые лианы созрели к концу лета и дали первые плоды.
Комиссар Реник закончил совещание. За год на городском кладбище появились тысяча двенадцать могил, зараженных микротанцорами. Несколько сот из них уже дали плоды. К сожалению, за могилами не начали следить вовремя, поэтому все плоды микротанцоров съедались сразу же, еще зелеными. Собственно говоря, на проблему слишком долго не обращали внимания как раз поэтому: никто не видел плодов на лиане, – и местные мальчишки срывали и съедали микротанцора, как только он начинал расти. Это означало еще несколько сот или тысяч зараженных детей. Впредь, если примут поправку к кодексу, тела жертв будут сжигать и после этого станут обеззараживать пепел жестким гамма-излучением. Но пока поправка не прошла.
Когда работники разошлись, Реник подозвал Дыльскую. Эта дамочка вела проблему.
– Как? – спросил он.
Все умершие от микротанцоров были богатыми людьми, а некоторые – очень богатыми. Они имели власть. В прошлом году родственники первых жертв устроили серьезные скандалы по поводу жестокого обращения с потерпевшими – настолько серьезные, что пришлось уволить шестерых, особенно рьяных, сотрудников городского отдела. Один даже попал под суд. Сейчас, после тех событий, все родственники были настроены воинственно. Земля на могилах, и все, что расло на этой земле, было их частной собственностью.
– Никак, – ответила Дыльская. – Они не хотят даже разговаривать.
– Никто?
– Никто. Они организовали комитет потерпевших и со мной говорили только представители комитета. Помоему…
– Что?
– Может быть они сами собирают плоды по ночам. В последние ночи они дежурили на кладбище. Это изменит дело?
– Только если мы сможем это доказать.
Поговорив с Дыльской, Реник встретился с экстремальщиками. Экстремальщиками называли типов из института экстремальной социологии. Они частенько наведывались в городской отдел. Их интересовали клоны.
Экстремальщики не имели права проводить эксперименты над животными, над людьми – тем более. Беднягам приходилось экспериментировалить лишь на компьютерных моделях, но это было не более реально, чем компьютерная игра. К счастью, оставались клоны. Каждый раз, когда в изоляторе набирался десяток малолетних клонов, появлялись экстремальщики. Они появлялись и начинали свои экстремальные штучки.
Миру вычислили после того, как она попала в больницу. Вначале кость сраслась неплохо и сломанную ногу уже начинали разрабатывать, но потом появились все признаки заражения. В больнице ее спасли, но заинтересовались необычным штаммом инфекции. Ей делали анализ за анализом и, наконец, догадались. Суда не было, было лишь заключение генетической экспертизы. Девочку признали не-человеком, сожгли ее документы и направили в спецприемник – дожидаться уничтожения. Она не имела никаких прав, даже прав животного, потому что, по юридическому определению, она являлась биологическим механизмом. А механизмы, как известно, бесправны и могут быть разобраны безо всякого суда. Валина шесть месяцев продержали в тюрьме, потом почему-то выпустили.
Сегодня экстремальщики первый раз встречались к клонами. В этом году экстремальщики немного опоздали, потому что совсем недавно очередную партию малолетних клонов отправили на уничтожение. Сейчас клонов оставалось только семь, они сидели в наручниках, руки за спинами, наручники пристегнуты цепочками к стульями. Все клоны, кроме одного, внешне не отличались от людей. Один имел мясистый вырост на лице, напоминающий короткий хобот. Мира была самой маленькой.
– Здравствуйте, детки, – начала толстая экстремальщица с куриным выражением выпученных глаз.
«Детки» не ответили. Они научились молчать. Они молчали всегда.
– Мы с вами будем проводить конкурсы, – продолжила экстремальщица, – конкурсы с призами.
Клоны не проявили никакого интереса.
– Но соревноваться будут только мальчики. Каждый, кто победит в конкурсе, получит дополнительные два месяца.
Мальчики подняли глаза. Лишние два месяца жизни – это очень много, когда счет идет на дни.
– А еще победивший получит коробку конфет и девочку.
Теперь подняли глаза и девочки. Их было всего трое.
– Та девочка, которую выберут, тоже получит приз. Угадайте сколько? Целых тридцать дней.
Когда клонов увели, экстремальщица зашла к Ренику, чтобы подписать документы. Документов было великое множество.
– Что у вас в этом году? – спросил Реник, подписывая очередную бумажку, – гладиаторские бои?
– Сейчас у нас сложная программа. Несколько очень тонких и красивых экспериментов. Мы хотим изучить зарождение общественной идеологии. Смоделировать ее. Пока удавалось создавать только простейшие настроения типа групповой вражды или паники. Можно смоделировать и групповую сплоченность. Идеология пока нам не поддается.
– Раньше вы награждали их только неделями, – заметил Реник, – теперь что-то именилось?
