Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду
-- Ваши права доступа ограничены, -- твердил он.
-- Я Вениамин Кривцов! Я, я здесь пять лет проработал, не разгибая спины!
-- Ваши права доступа ограничены.
-- Дурья твоя башка!
-- Ваши права доступа ограничены.
Пытаясь пробраться в коридор, Кривцов заметил Олега Чистякова. Тот церемонно приветствовал бывшего коллегу, отпихнул робота ногой и проводил Кривцова в местный кафетерий. Заказали кофе. Чистяков внимательно рассмотрел свою чашку, отставил в сторону и больше к ней не притронулся. Помня привычки Чистякова, Кривцов решил, что она для него недостаточно хорошо вымыта. Он всегда был аккуратистом.
А раньше здесь посуду мыли хорошо.
Кривцов выпил кофе, выкурил сигарету -- Чистяков брезгливо отвернулся, -- и, наконец, заговорил. Осторожно спросил, что творится в официальной науке. Оказалось, что дела идут плохо. Работы нет. Занимаются ерундой. На прошлых исследованиях поставили жирный крест. Живут в основном за счет официальных экспертиз и прошивок.
-- Ты прошиваешь? -- спросил Кривцов.
Чистяков скупо кивнул.
-- Не так много народу осталось, способных прошить чисто. Хотя много и не нужно. Мы мало прошиваем по договору. Мы же государственное учреждение, а потому имеем возможность получить госзаказ. На деле это оборачивается тем, что прошиваем мы тех, кого сможем хорошо продать. Многие самородки не имеют возможности оплатить прошивку, а у нас это делается за счет государства. Родственники обычно радуются такой возможности -- у них свои интересы. Иногда довольно грязные. К счастью, меня это не касается.
-- Угу, -- кивнул Кривцов. Мысли его были заняты совсем другим. -- А что ты думаешь о Левченко? Что, по-твоему, нас ждет?
Чистяков пожал плечами.
-- Я думаю, что сейчас он поговорит с Ефимом Всеволодовичем, и мы узнаем, что нас ждет.
-- И все-таки? Каковы твои прогнозы? Ведь после всего этого... Запретят прошивку?
-- Наверное, запретят. А может, и не запретят.
-- Ты так говоришь, словно тебе все равно, -- тихо сказал Кривцов.
-- Да мне в общем-то действительно все равно, -- отозвался Чистяков. -- Хотя лучше, чтобы запретили. Грязное дело.
Кривцов дрожащими руками достал пачку сигарет и закурил.
-- Послушай, -- сказал он. -- Можно тебя попросить об одолжении?
-- Почему нет?
Кривцов наклонился и, не заметив, как поморщился Чистяков от табачного дыма, прошептал ему в лицо:
-- Прошей меня, Олег. Пока еще можно.
Чистяков посмотрел на него с легким недоумением на флегматичном лице:
-- Сейчас?
Кривцов задумался. До этого он был уверен, что готов в любое мгновение шагнуть в бессмертие с улыбкой на губах, но теперь от равнодушия этого "сейчас" его пробрала дрожь. Он затянулся, потом закашлялся, чувствуя, как почва уходит из-под ног, а в груди болезненно ноет.
-- Н-нет, -- сказал он наконец. -- Мне надо кое-что доделать. Кое-с-кем попрощаться. И... и самому... подготовиться, что ли?
-- Готовься, -- позволил Чистяков. -- Спешки нет.
После этого разговора Кривцову стало легче. Потом, уже вернувшись домой и успокоившись, он несколько раз звонил Чистякову, узнавал подробности, составил список формальностей, прочитал и перечитал текст договора: "Я, Кривцов Вениамин Вячеславович, именуемый в дальнейшем Пациент, доверяю Прошивщику в лице Чистякова Олега Юрьевича... эвтаназия инъекцией (химический состав...), прошивка в течение не более...". Теперь он просто ждал и следил за новостями.
После заявления Левченко роботов на нейрокристаллах естественного происхождения временно легализовали. Всем роботам предписывалось явиться в ближайшие полицейские участки. Им гарантировалась неприкосновенность -- власти собирали информацию о масштабах бедствия. Из краткого сообщения в новостях Кривцов понял, что никто не явился. То ли роботов и впрямь не осталось, то ли они не доверяли полиции.
Он очень хотел, чтобы его постояльцы куда-нибудь ушли -- хоть в полицию, хоть к черту на рога. Но полиция явилась сама. Разумовского, прошлявшегося где-то всю ночь и вернувшегося в странном оцепенении, увели. К вечеру он вернулся, ни слова не сказав, сел за терминал и принялся просматривать новости. Вид у него был хмурый.
С Кривцова сняли обвинения в пособничестве Бражникову. Зато узнали про наркотики. Лейтенант пришел с собакой, выдвинул один за другим все ящики комода:
-- Что вы здесь хранили?
-- Лекарства, -- ответил Кривцов. Сердце с грохотом провалилось в пятки.
Лейтенант со вздохом задвинул ящик.
-- Отделались, гражданин, легким испугом. Ваш электронный приятель формул веществ не знал, улики вы уничтожили. Экстракция на вас, поджог по нынешним законам -- тоже, но руки у меня связаны. Подписку вы мне дадите, и по первому требованию -- ко мне. Иначе -- из-под земли достану. Ясно?
-- Ясно, -- сказал Кривцов.
Едва за полицией захлопнулась дверь, он распечатал договор, присланный Чистяковым, в двух экземплярах. Свернул, положил в карман джинсов, рядом прицепил за колпачок ручку. На случай, если вдруг придет повестка.
Он не боялся тюрьмы. Он боялся, что там его нейрокристалл покроется ржавчиной.
Кривцов пытался заснуть. Но из-за волнений, выпитого кофе и большого количества людей вокруг это не удавалось. Не давала покоя мысль, что за время сна ситуация может измениться, и тогда не поможет даже договор с Чистяковым.
Пришла Жанна, принесла бутерброды и чай с медом. При виде еды у Кривцова заурчало в животе, и он сообразил, что давно не ел.
Жанна не уходила, считала, что ее место здесь, с Ро. И с Кривцовым. Он не прогонял. Зачем? Тем более, что она добровольно взяла на себя обязанности по хозяйству, стараясь быть полезной и хоть как-то скрасить ожидание.
Кривцов приканчивал последний бутерброд, когда услышал звуки из коридора. Шум борьбы, крики, грохот.
-- С дороги! -- кто-то из роботов.
Высокий, нечеловеческий какой-то крик. Хлопок дверью.
-- Что происходит? -- спросил Кривцов с набитым ртом. Жанна уже была в коридоре. Закричала. Завизжала даже. Кривцов поморщился. Не любил, когда визжат.
-- Веня! -- позвала она.
Кривцов вышел в коридор.
Входная дверь была раскрыта. За ней звучали крики и быстрый, затихающий топот.
У двери лежал Илюха. Голова его была запрокинула, под ней разливалось темно-красное пятно. Кривцов не сразу понял, что это.
А когда понял, голова Илюхи засветилась вдруг. Белым и серебряным, все сильнее. Кривцов не мог оторвать взгляда от этого сияния.
Жанна звонила в скорую, потом тормошила его.
Но Кривцов и без нее знал, что надо делать. Он вернулся в свою комнату и долго глядел на снег -- белый и чистый, как нейрокристалл Илюхи. Совершенный нейрокристалл. То, к чему он так долго шел.
Кривцов дрожал от предчувствия сбывшейся мечты.
