Рене Баржавель - В глубь времен
Элеа думала, что все это хорошо. Все было восхитительно хорошо… хорошо… хорошо…
— Она уснула, — сказал Кобан. — Я одеваю ей маску. Попрощайтесь с ней.
Но она еще успела увидеть, как вдоль всего горизонта раскрылось поле, разбрасывая по краям мертвых и живых, превращая скалы в обломки, разрывая землю на куски. Прекрасный гигантский цветок из стекла и металла вышел из чрева земли и вознесся в небесную высь. Армия, падающая с неба, была мгновенно обращена в пыль. Фантастический цветок поднялся и расцвел, раскрыв разноцветные лепестки и обнажив свой центр, свое сердце, более прозрачное, чем самая чистая вода. Цветок заполнил небо, в которое он продолжал устремляться, и начал сперва очень медленно, а затем все быстрее и быстрее вращаться…
Восхитительно хорошо. "Мне хорошо… Я засыпаю". Лицо Пайкана закрыло цветок и небо. Он смотрел на нее. Он был так прекрасен. "Пайкан. Кроме него, нет ничего. Я принадлежу Пайкану".
— Элеа… Я принадлежу тебе… Ты засыпаешь… Я с тобой…
Она закрыла глаза и почувствовала, как на ее лицо легла маска, дыхательная трубка коснулась губ, раздвинула челюсти и вошла в рот. Она еще раз услышала голос Пайкана: "Я вам не отдаю ее, Кобан! Я вам принес ее, но я вам ее не отдаю! Она не принадлежит вам! Она никогда не будет вам принадлежать!.. Элеа, жизнь моя, будь терпелива… Всего лишь одна ночь… Я с тобой… Навсегда".
Больше она ничего не слышала. Больше она ничего не чувствовала. Ее сознание застыло. Ее чувства закрылись. Ее подсознание заволокла тень. Она превратилась в яркий золотой, легкий, бесформенный, безграничный туман…
* * *
…Элеа сняла золотой обруч. Сидя прямо в кресле, со взглядом, потерянным в бесконечности, молчаливая, неподвижная, как каменная статуя, она открыла всем им лицо такой трагической мощи, что никто не мог пошевельнуться, не мог произнести ни слова, нарушить эту тишину кашлем или скрипом кресел.
Первым поднялся Симон. Он встал у нее за спиной, положил руки ей на плечи и мягко произнес: "Элеа…" Она не пошевелилась. Он повторил: "Элеа…"
Он почувствовал, как под его руками дрожат плечи.
— Элеа, идемте… Отдохните…
Тепло его голоса, тепло его рук опустили барьеры ужаса.
Она встала, повернулась к нему и посмотрела на него так, как будто он был единственным живым существом среди мертвецов. Он протянул ей руку. Она взглянула на эту протянутую руку, поколебалась одно мгновение и вложила в нее свою.
Рука Пайкана… Рука… Единственная рука в мире. Единственное спасение.
Симон медленно сжал пальцы вокруг ледяной ладони, сделал шаг и увлек за собой Элеа. Рука об руку они спустились с подиума, вместе пересекли зал, его молчание, его взгляды. Хенкель, сидящий в последнем ряду, встал и открыл им дверь.
Как только они вышли, зал заполнил невообразимый шум дискуссий. Все узнали в последних изображениях ту сцену, которая была передана Симоном, когда он впервые надел на себя обруч передач. И каждый догадывался, что произошло после. Пайкан должен был выйти из Убежища, а Кобан выпить усыпляющий напиток, раздеться и растянуться на своем цоколе, закрыв лицо золотой маской. Убежище должно было закрыться, а генератор холода начать функционировать.
Солнечное Оружие, продолжая свой путь, достигло границ Енисора и стало действовать. Каков оказался его эффект, можно только предполагать. "Это как если бы Солнце упало на Енисор…" — говорил Кобан. Без сомнения, луч фантастической температуры, растапливающий землю и скалы, превращающий в жидкость горы и города, вспахивающий континент до самых его корней, разрезающий его на кусочки, потрясающий его, поворачивающий его, как адское колесо, и затапливающий его водами.
А то, чего боялся Кобан, произошло: удар был столь мощным, что он потряс всю земную массу. Земля потеряла равновесие и носилась в пространстве, словно взбесившаяся лошадь, пока не обрела новое равновесие. Изменение скорости движения спровоцировало землетрясения и разрывы земной коры, подняло на поверхность океанские впадины, дотоле инертные воды фантастической массы затопили и изуродовали Землю. Без сомнения, это событие породило миф о всемирном потопе, существующий у всех народов, населяющих ныне Земной шар. Воды ушли, но не отовсюду. Гондава нашла свое новое равновесие вокруг нового Южного полюса. В этот момент воды, которые омыли континент, застыли и превратились в километровый слой льда.
Этого Кобан не предвидел. Его Убежище должно было открыться, когда обстоятельства снова сделали бы жизнь на поверхности возможной. Генератор холода должен был остановиться, а золотой бур должен был пробить дорогу к воздуху и Солнцу. Но условия на поверхности так и не стали благоприятными. Убежище осталось семенем, затерянным в глубине мира, которое никогда бы не проросло, если бы не случай.
Гувер встал и в наступившей тишине необычайно торжественно произнес:
— Я полагаю, что мы должны в специальном заявлении отдать честь разуму и упорству наших друзей из французской полярной экспедиции, которые смогли не только правильно интерпретировать необычные данные своих зондов и сделать на их основании правильные выводы, но и пробить безразличие и инертность правительств, для того чтобы они собрали и послали сюда лучшие умы!
Все собравшиеся встали и поддержали Гувера аплодисментами.
— Нужно также, — заметила Леонова, — воздать должное гению Кобана и его пессимизму, благодаря которому было построено это Убежище Вечности.
— Прекрасно, сестричка, — одобрил Гувер. — Но он слишком пессимистичен. Прав был Локан. Солнечное Оружие уничтожило не всю жизнь на Земле. Поскольку мы здесь! Остались люди, растения, животные. Конечно, очень мало, но этого оказалось достаточно, чтобы все начать с начала. Дома, заводы, двигатели, энергия в бутылках — все эти дары божьи были погребены, уничтожены. Оставшиеся в живых упали голой задницей на землю! Совсем голые! Сколько их было? Может быть, несколько дюжин, разбросанных по всем пяти континентам. Голые, как черви, потому что они ничего не умели делать! У них были руки, которыми они не умели пользоваться! Что я умею делать своими руками, я, господин Гувер, большая голова? Кроме как зажигать сигареты и шлепать девочек? Ничего! Нуль. Если бы мне нужно было поймать кролика, чтобы немного пожрать, вы можете представить себе такую картину? Что я бы сделал, если бы был на месте оставшихся в живых? Я бы ел насекомых, фрукты, когда они поспевали, мертвых животных, если бы мне удалось их найти! Вот это они и делали! Вот как низко они пали. Гораздо ниже, чем первые люди, которые начали с другого, гораздо ниже, чем животные. Их исчезнувшая цивилизация, все они оказались в роли улиток, которых маленький мальчик хочет разбить и вытащить из домиков, чтобы узнать, что там внутри. Кстати, они должны были съесть немало улиток. Я надеюсь, что тогда улиток было много. Вы любите улиток, коллега? Они начали свой путь с самой нижней ступени лестницы и поползли вверх, падали и снова ползли. Они держали нос по ветру, уверенные в себе и упрямые. Они продолжали ползти вверх, и я ползу все выше и выше! К звездам! Вот так! Они здесь! Они — это мы! Мы населили мир, но мы такие же идиоты, как и раньше. И снова готовы взорвать свое гнездо. Не так уж красиво, не так ли? Но это человек!
