Рене Баржавель - В глубь времен
Искусственное легкое, чтобы присоединить его к кровообращению во время операции. В медпункте оно есть.
— Почему не использовать этот аппарат сразу, чтобы дать отдохнуть легким Кобана и позволить им зарубцеваться?
— Они не зарубцуются, потому что они не получают крови. Они должны продолжать функционировать. Или они будут работать, или они не будут работать — одно из двух.
Результаты забора крови: группа и подгруппа неизвестны. Исследованная кровь (Кобана) сворачивается со всеми группами крови.
Неожиданно!
— Это ископаемая кровь! Не забывайте, что этот тип — ископаемое. Живой, но допотопный! Кровь-то эволюционировала, дети мои.
— Нет крови — нет операции. От нас ничего не зависит — он или выживет, или умрет. Но есть девушка…
— Какая девушка?
— Элеа… Может быть, ее кровь подойдет.
— Этого недостаточно для операциии! Нужно будет снабжать кровью напрямую и даже этого будет недостаточно.
— Может быть, но если все сделать быстро… С искусственным легким в кругу кровообращения, немедленно…
— Но мы же убьем эту девушку!
— Она, может быть, выживет… Вы же видели, как она набирает…
— Это ее питание…
— Или всемирная сыворотка…
— Или и то, и другое…
— Я против! Вы прекрасно знаете, что она не сможет быстро восстановить свою кровь. Вы хотите пожертвовать ею. Я отказываюсь!
— Она прекрасна, в этом нет сомнений, но она ничего не значит в сравнении с мозгом этого типа.
— Прекрасна или безобразна, не об этом речь: она жива. А мы — врачи, а не вампиры.
— В любом случае, нужно сделать анализ ее крови. Это нас ни к чему не обязывает. Мы в любом случае будем в ней нуждаться, если его легкие будут продолжать кровоточить. Не говоря уже об операции.
— Согласен, с этим согласен, с этим полностью согласен.
* * *
Один и тот же день. Кобан воскрес. Кобан в смертельной опасности. Уравнение Зорана — объясненное или потерянное навсегда. Самые необузданные толпы поняли, что что-то необычайно важное для них решается сейчас на Южном полюсе, внутри человека, которого смерть держит в своих лапах.
— Попробуйте вообразить себе, что происходит внутри этого мужчины. Легочная ткань в ожогах, наполовину разрушена. Чтобы он смог снова нормально дышать, выжить и жить, нужно, чтобы то, что осталось от этого покрова регенерировало новую ткань. Он еще спит. Он заснул девятьсот тысяч лет назад и продолжает спать. Но тело его пробудилось и защищается. И даже если бы он проснулся сам — этого ничего бы не изменило. Он, сам ничего не смог бы сделать. Здесь он не может приказывать. Его тело не нуждается в нем. Клетки легочной ткани, маленькие живые заводики, продолжают на всей скорости производить новые заводики, которые похожи на них, чтобы заменить те, которые были разрушены холодом или пламенем. В то же время они продолжают свою необычайно сложную работу в химической, физической, электронной, жизненной областях. Они получают, выбирают, трансформируют, дозируют, слушаются, приказывают и координируют все с удивительными уверенностью и разумом. Каждая из них знает больше, чем тысячи инженеров, врачей и архитекторов. Это обычные клетки живого организма. А мы построены из миллиардов тайн, из миллиардов микроскопических комплексов, нацеленных на выполнение фантастически сложной задачи. Кто им приказывает, этим маленьким клеткам? Разве вы, Виньо?
— О!..
— Не клеткам Кобана, Виньо, а вашим? Клеткам вашей печени, разве вы приказываете им делать работу печени?
— Нет.
— Тогда кто им приказывает, вашим маленьким клеткам? Кто им приказывает делать то, что они делают? Кто их построил так, чтобы они могли это делать? Кто поставил их каждую на свое место в вашем маленьком мозгу, в вашей маленькой печени, в сетчатку ваших прекрасных глаз? Кто? Отвечайте, Виньо, отвечайте!
— Я не знаю.
— Вы не знаете?
— Нет.
— Я тоже, Виньо. А что вы знаете, кроме этого?
— Хм…
— Вы не знаете ничего, Виньо…
— Нет…
— Скажите мне: "Я не знаю ничего".
— Я не знаю ничего.
— Браво! Посмотрите на них, на всех остальных, они смеются, они насмехаются над вами, они думают, что что-то знают. Что они знают, Виньо?
— Я не знаю.
— Они не знают ничего, Виньо. Вы узнаете то, что я рисую на доске?
— Да.
— Что это? Скажите.
— Это Уравнение Зобана.
— Послушайте, как смеются эти идиоты, только потому, что вы ошиблись в одной согласной. Думаете ли вы, что они знают больше, чем вы? Думаете ли вы, что они смогут его прочесть?
— Нет.
— И, однако, они горды собой, они веселятся, они насмехаются, они верят в то, что умны и принимают вас за идиота. Вы идиот, Виньо?
— Мне плевать.
— Отлично, Виньо, но это неправда. Вы взволнованы. Вы говорите себе: "Я, может быть, идиот". Я вас успокою: вы не идиот! Вы сделаны из тех же маленьких клеток, из которых сделан человек, легкие которого кровоточат в точке 612. Именно из тех же, точно таких же был сделан Зоран, человек, который нашел ключ к всемирному полю. Миллиарды маленьких, но необычайно разумных клеток. Точно таких же как мои, Виньо, а мои, между прочим, докторские в области философии. Вы прекрасно видите, что вы не идиот!
— Да.
— Кстати, а вот идиот: Жюль-Жак Ардийон, первый среди вас с шестого класса, большая голова! Он думает, что он знает что-то, он уверен в том, что он умный. Вы умный, господин Ардийон?
— Хм… Я…
— Да, вы так думаете. Вы думаете, что я шучу, а на самом деле я думаю и я знаю, что вы умны. Нет, господин Ардийон, я думаю и я знаю, что вы идиот. Разве вы можете прочесть Уравнение Зорана?
— Нет.
— А если бы вы сумели его прочесть, разве вы бы узнали, что оно обозначает?
— Я думаю, что да.
— Вы думаете!.. Вы думаете!.. Какая удача! Вы думающий Ардийон! У вас в кармане был бы ключ к вселенной, ключ к добру и злу, ключ к жизни и смерти. Что бы вы с ним сделали, думающий Ардийон?
— Хм…
— Вот, Ардийон, вот…
* * *
— Генерал, вы слышали новости?
— Да, господин президент.
— Этот Ко… как его?
— Кобан.
— … Кобан, они его разбудили.
— Они его разбудили…
— Может быть, они его спасут?
— Может быть…
— Они сошли с ума!
— Они сумасшедшие…
— Это уравнение, как его, вы в нем понимаете что-нибудь?
— Для меня, вы знаете, уравнения…
— Даже в университете… они там ничего не понимают!
— Ничего!..
— Это хуже, чем Бомба!
— Хуже…
— С другой стороны, в этом есть что-то хорошее…
