Андрей Валерьев - Copy-Paste
'Да ерунда всё это…'
Екатерина Андреевна лежала на палубе 'Птицы', нежась под ласковыми утренними лучами солнца, загорала и не обращала ни малейшего внимания на гребцов. Впрочем, моряки проявляли удивительную тактичность и воспитанность и на зеленоглазую госпожу старались лишний раз не смотреть.
– Кхап говорит, к вечеру к устью дойдём, – Витюша сел рядом, прикрыв её своей широченной спиной, от чужих взглядов. Если тайская команда делала вид, что в упор не видит её полуобнажённого тела, то остальные земляне смотрели на чересчур, по их мнению, расслабленную подругу предводителя, слегка осуждающе.
'К чёрту! Последний день…'
Катя старательно гнала от себя мысли о том, что старик, валявшийся в трюме, мог ошибаться.
'Завтра мы отсюда улетим. Домой'
– Да, любимый. Вот. Ловлю последнюю возможность…
Её мужчина искоса посмотрел назад, приосанился и развернул плечи. Он явно гордился ею. Гордился её красотой. Катя замурлыкала и потянулась.
– Я на море больше – ни ногой! И тебя не пущу.
Переход через лагуну к устью солёной реки занял больше суток. Команде постоянно приходилось бороться с сильным встречным течением и встречным ветром. Чем ближе был берег, тем жарче и суше был ветер и тем прозрачней и беднее было море. Вода в этой части лагуны была настолько солёная, что на бортах 'Птицы' наросла корка из кристаллов соли, а сквозь абсолютно прозрачную воду хорошо было видно дно – песчаное и совершенно безжизненное.
Шевченко, работавший на весле рядом с Виктором, мрачнел с каждой минутой.
– Скоро уже. Совсем рядом. Видишь мысок?
Мысок Витя, конечно, видел. Белый от соли берег сиял на солнце так, что больно было глазам. Приходилось открывать глаза по очереди и при этом старательно щуриться. Не помогали даже солнцезащитные очки. О том, как себя чувствовали тайские гребцы, было страшно даже подумать.
'А ведь это вечер. А что ж тут днём творится?'
– Лександрыч, ты как здесь…
– А, – украинец выругался и помотал головой, – и не спрашивай. Днём тут ад. Сам увидишь. До Мишкиной могилы немного осталось, там, наверное, и заночуем.
Майор угадал. Кхап, как только впереди показался большой залив, в который впадала река, велел идти к низкому безжизненному берегу и становиться на якорь.
Егоров облегчённо бросил весло и, закрыв глаза ладонями, повалился на палубу. Переход от островов к устью реки дался ему очень тяжело. Сильнее всего устали глаза. Они болели так, что казалось, вот-вот лопнут. Становилось понятно, отчего у майора такие странные белки и зрачки – с узкой, ярко-красной горизонтальной чертой от края до края глаза.
'Как ни щурься – всё равно выжжет…'
Через полчаса солнце ушло за горы и над заливом воцарилась долгожданная прохлада, которая позволила Вите как следует оглядеться. Посмотреть, если честно, было на что. Горный хребет, который шёл вдоль берега, своим видом здорово напоминал виды Рио-де-Жанейро, которые Витька много раз видел по телевизору. Те же отвесные склоны, те же густые тёмно-зелёные заросли и куча мелких скал, торчащих из моря. Вот только вместо роскошных песков Ипонемы здесь была соль. Громадные пласты белоснежной блестящей соли, которые поднимались из воды и тянулись вплоть до самых гор. Скалы тоже были покрыты белым налётом метров на пятнадцать-двадцать в высоту и лишь за этой границей, на склонах гор появлялась чахлая растительность, которая постепенно превращалась в джунгли.
– Витя, не кори себя. Ты не виноват.
– Я знаю, Катя. Я не виноват, но всё равно чувствую себя гадко.
'– А что это ты мне всё 'вы', да 'вы'? – Ах, простите, дурное воспитание…'
– Я уже… кхмм…
– Надеешься на то, что у нас ничего не получится? И не надейся, – голос любимой потяжелел, – у нас, у тебя всё получится. Я это чувствую. А насчёт остальных…
Женщина задумалась.
– Им просто не повезло.
Виктор подумал о том, что они сейчас лежат на палубе, смотрят на незнакомое звёздное небо и делят шкуру неубитого медведя.
– Давай не будем загадывать. Завтра будет тяжёлый день, давай спать.
– Давай. Е-егоров! Ты куда…
Катя хихикнула.
– Ну не здесь же, в самом деле!
– Э-эх! Спокойной ночи, Екатерина Андреевна.
– И вам спокойной, Виктор Сергеевич.
– Блин, – с кормы, где спали Олег с Ольгой, прилетела скомканная рубашка, – вы спать будете или нет?
Река, по соленому берегу которой когда-то шёл майор, всех поразила. Больше всего прямая как стрела водная артерия походила на искусственный канал, за каким-то чёртом прорубленный прямо сквозь горный хребет. Во всяком случае, утёсы, зажимавшие устье, обрывались именно там, где нужно, чтобы не создавать бурной стремнины и, вдобавок, были абсолютно вертикальными.
– Фью! – Мужики ворочали вёсла и увлечённо вертели головами в разные стороны. Даже женщины, все эти дни спасавшиеся от палящих лучей солнца в трюме, вылезли на палубу и уставились вверх. Утёсы возносились ввысь на такую головокружительную высоту, что, казалось, их вершины там соприкасаются.
'Мамма мия!'
Ширина реки была, приблизительно, метров триста, да ещё у подножий утёсов имелись узенькие соляные тротуары, по которому Шевченко и вышел к морю. Получалось, что расстояние от стены до стены было, как минимум метров триста пятьдесят.
'А это значит, что высота… ну… на два умножим… да нет, бред, кому надо срезать километровой высоты гору?'
Витя посмотрел вперёд – голые каменные стены ущелья и не думали заканчиваться.
– И-и-раз! И-и-два!
Кхап, хорошенько выучивший несколько русских слов, взял свой бубен и заколотил в него палкой, задавая рабочий ритм гребцам.
– Давай-давай, ушлёпки х'еновы! Поднажми!
'Блин, научили на свою голову!'
Егоров закусил губы и 'поднажал'.
– Слышь, Вить, – Олег был мокрым от пота с головы до ног, – какой чёрт меня занёс на эти галеры?
Каменное ущелье они прошли всего за два часа. Русло реки было всё такое же прямое, без изгибов и прочих отмелей. Натуральный судоходный канал, дно которого было покрыто сплошным ковром из большущих кристаллов соли, имел всюду совершенно одинаковую ширину и, судя по всему, одинаковую глубину. Отвесные стены постепенно становились всё ниже и ниже, пока, наконец, не исчезли совсем. Команда и пассажиры 'Птицы' не сговариваясь, выдохнули и загалдели на разных языках. Лучи солнца, снова заливавшие палубу, уже не казались обжигающими, а наоборот – тёплыми и ласковыми.
– Уф.
До Виктора только сейчас дошло, что большую часть времени он молчал, грёб, обливался холодным потом и снова молчал. Каменные тиски давили на психику – будь здоров!
