Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо
– Прими же бремя Господне, – вещал Виньякур, – ибо мило оно и сладостно, и под ним обретешь ты душевный покой. Не сулим тебе мы изысканных яств – лишь хлеб да воду, да скромное монашеское облачение.
Виньякур знаком подозвал пажа Никола – тот выступил вперед, неся на алой подушке золотую цепь. Великий магистр надел цепь на шею Караваджо и поднял его на ноги.
– Также дарую тебе двух рабов, – прошептал Виньякур.
– Ваша светлость, вы слишком добры.
Великий магистр указал на «Усекновение…»:
– Это шедевр, брат Караваджо.
– Вы оказали мне великую честь, ваша светлость.
Итальянцы вернулись в свою резиденцию, где Караваджо предстояло поселиться уже в качестве рыцаря. У ворот его встретил Мартелли, знаком пригласил сесть на подстилку и протянул ему хлеб с солью – символы простой монашеской жизни. Пока Караваджо ел, Роэро ковырял у себя в зубах острием кинжала.
* * *Брат Джулио – рыцарь из Сиены – отхлебнул вина.
– А вот еще одна история. Герцог де Бри, незаконный сын герцога Лотарингского, сидит за ужином. Учтивый французский рыцарь просит его: «Герцог, старина, подлейте мне вина». И герцог наливает ему вина. А на другой стороне стола сидит неотесанный немецкий рыцарь. И в подражание французу просит: «Герцог, ублюдок, подай мне вон то блюдо».
Рыцарь со стуком поставил на стол кубок и сам рассмеялся своей шутке.
Караваджо допил вино и снова наполнил кубок до краев. Роэро горящими красными глазами наблюдал за ним из-за края своего кубка.
«Пусть хоть дыру проглядит, – подумал Караваджо. – Он не первый, кто на меня так зыркает, но отныне я защищен рыцарским достоинством. Теперь я ужинаю с этими рыцарями как равный». Он сиял от вина и успеха, выпавшего на долю «Иоанна Предтечи», и раскраснелся, словно впервые захмелевший юноша. Художник поднял бокал за юмор брата Джулио.
– Любишь хорошую шутку, да? – спросил Роэро.
Караваджо одним духом проглотил вино.
– Ну да, а почему нет?
– Думаешь, это хорошая шутка – намалевать для нашего храма голого поваренка и мальтийскую шлюху?
Рыцари за столом затихли. Брат Джулио кашлянул и попробовал начать новую историю:
– Раз пошел герцог де Бри с луком на медведя.
– Шлюха в нашем храме! – неверный свет мелькал на лице Роэро.
Караваджо неторопливо проговорил:
– У тебя одного есть доказательства занятий этой девицы, Роэро.
«Неужели не мог сдержаться, Микеле? Вместе с посвящением в рыцари тебе вернули всю глупую гордость, от которой ты освободился, пролив кровь Рануччо. Кубок-другой вина и подначка этого сукина сына – и ты готов все порушить».
– Да ладно, братья, кто из нас к шлюхам не ходил? – воскликнул брат Джулио.
– Но чтобы ломбардского сутенера произвели в рыцари? – скривился Роэро. – Глядеть тошно.
Сердце знакомо застучало. Драки не миновать, понял Караваджо. Его уже закружил водоворот гордыни и тщеславия, несущий всех мужчин.
– У тебя все предки двести лет дворяне – и по матери, и по отцу, а душа смерда.
Роэро торжествующе рассмеялся:
– А у тебя, богомаз, с дворянством только и есть общего, что маркиза Колонна. Знать, позволила тебе залезть к ней в палитру своей облезлой свиной кисточкой.
Рывок – и кинжал Караваджо вонзился в плечо рыцаря. Роэро упал на скамью.
– Эй, может, лучше все-таки послушаете про герцога и медведя? – брат Джулио попытался встать между ними.
Роэро выхватил рапиру и сделал выпад. Караваджо парировал удар кинжалом и ударил Роэро кулаком в ухо. Тот потерял равновесие. Караваджо почувствовал, как острие кинжала вошло под ключицу рыцаря.
Пошатнувшись, словно от удара палицей, Роэро опустил глаза на свежую прореху в камзоле. Алое пятно расплылось по черной ткани, пятная белый крест ордена на его груди.
* * *Когда его бросили в камеру, лишь луна освещала каменные стены, сужающиеся к отдушине в потолке. Было тихо, холодно и темно. «В эту историю я хотя бы Лену не втянул», – думал Караваджо. Он опустился на колени и начал молиться, понимая, что напрасно покинул Рим. Микеле стремился защитить Лену, но вышло так, что он сбежал от единственной женщины, которая могла бы его утешить. Если бы он остался с Леной, то никогда больше не обнажил бы оружия. Она стала бы его искуплением. Гордость новоиспеченного рыцаря привела его в этот каменный мешок, выдолбленный в скале у замка Сант-Анджело. Микеле разрушил все – кроме своей любви к Лене. Ее даже он не мог погубить.
Люк открылся, и Караваджо, моргая на утреннем солнце, разглядел хитрое лицо Леонетто делла Корбары. «Что за странный Христос воскрешает меня из мертвых, словно Лазаря?» Глаза инквизитора на секунду прищурились, будто он прикидывал, сколько стоит узник, сидящий в этой яме. Затем монах нетерпеливо махнул рукой, и в каменный мешок скинули лестницу.
Спустившись, он поднес рукав черной сутаны к носу. Караваджо знаком указал ему угол подальше от поганого ведра. Делла Корбара сел у стены и, поморщившись, оперся стеной о камень.
– Значит, знаменитая гува. Здесь почти как в аду.
– Ничего, привыкнуть можно.
– Может статься, ты тут не так долго и просидишь.
Инквизитор вытащил из рукава бумажку и, развернув ее, поднес к свету из отдушины.
– Это помилование. Видишь, листок не заполнен. Обычно я продаю их за несколько сот скудо, как ты свои картины. А этот я предлагаю тебе бесплатно.
– Совсем бесплатно?
– Ты получишь его, если выполнишь мою просьбу. Рыцари собираются вышвырнуть тебя из ордена. Конец твоей защите и твоему помилованию – всему тому, что уже лежало у тебя в кармане. Так что расскажи-ка мне что-нибудь интересненькое об их жизни.
Караваджо указал на стены камеры.
– Боюсь, у меня нет возможности выполнить вашу просьбу, святой отец.
Инквизитор выпятил нижнюю губу, словно удивляясь, что Караваджо отговаривается такими пустяками.
– Разве ты не хочешь домой?
– Бог наше пристанище; в итоге все мы будем дома.
Делла Корбара расхохотался и уважительно погрозил Караваджо пальцем. В отдушину с хмурым любопытством заглянул один из сторожей.
– Не цитируй мне блаженного Августина, – посоветовал инквизитор. – Он-то никогда не сидел на Мальте в каменном мешке, маэстро Микеле. Если бы его так замуровали, он бы посоветовал тебе полагаться не только на Бога, но и на друзей.
– Синьор? – подал сверху голос тюремщик.
– Кому синьор, а тебе святой отец, – рявкнул делла Корбара, и голова стражника исчезла. – Микеле, у тебя нет выбора. Если останешься здесь, рыцари отрекутся от тебя за то, что ранил благородного члена ордена. И больше никакой защиты – отошлют в Рим, где тебя казнят за убийство Рануччо. Но я могу взять тебя под свою опеку.
