О времени, о душе и всяческой суете - Браннер Джон

– Все это тебе известно, – с обидой в голосе сказал Полифем. – Зачем говорить об этом? Ты дал мне яд, а сам пошел к цезарю с водой. С водой! Даже вода может убить, если выпить весь Тибр!

По коридору эхом разнесся звук шагов. Полифем отодвинулся от решетки и внимательно прислушался.

– По-моему, за тобой идут, – сказал он тоном, полным дьявольской радости. – Но ты вернешься. Рано или поздно ты вернешься. Ты то здесь, то нет, но… Знаешь, я – доказательство. Сенатор сам так сказал. Если он когда-нибудь утратит контроль над Метеллом, то воспользуется мною, чтобы доказать, что Метелл задумал отравить цезаря. Надеюсь, ему не придется использовать меня в качестве доказательства, потому что рабов пытают перед тем, как заставить заговорить, а меня уже пытали. Ты знал?

И под конец – жалкая попытка доверить тайну:

– Но Марк справится с Метеллом! Марк хитер! Марк хитер! Марк…

– Да замолчи ты!

Аподорий повернулся, хотя не слишком быстро, и увидел старшего стражника, остановившегося за решеткой, служившей дверью его камеры. Сопровождавшие его солдаты налегли на засовы, и те со скрипом сдвинулись. Стражник вошел в камеру.

– Проснулся, как я погляжу! – просипел он. – Ха! Стало быть, не больно-то силен твой яд. Ну да ладно, цезарь обрадуется, когда я скажу ему, что ты пришел в себя и сумел насладиться вкусом реки.

Повинуясь его жесту, солдаты сделали шаг вперед. Сопротивляться было бесполезно. Аподорий позволил им делать все что заблагорассудится.

Руки ему скрутили за спиной, а ноги так связали, что он едва мог идти, спотыкаясь при каждом шаге. Острием меча офицер выгнал его в коридор. Голос Полифема, считавшего пальцы – до пяти, затем снова до пяти, – стих вдали.

– Глупость, конечно, – пробормотал стражник, – но я готов поклясться, что после того, как ты проглотил эту свою дрянь, тебе стало лучше. Хотя теперь это уже не важно.

Он распахнул дверь, и они вышли на каменный порог, под которым журчала река. Было очень темно, дул холодный ночной ветер.

– Vale, зельевар, – сказал стражник и пронзил мечом левую ягодицу Аподория.

Старик с криком рухнул в воду – и исчез.

Стражники подождали, чтобы убедиться, что больше он не всплывет, и разошлись, тут же обо всем забыв. Для них это всего лишь служба.

Но глубоко в быстротечных водах Тибра Аподорий задержал дыхание, более всего радуясь, что его, перед тем как бросить в реку, не зашили в мешок.

– В столь поздний час? – раздраженно спросил Марк Плацид. – Кто там?

– Нубиец, сенатор, – объяснил раб-слуга, не подозревая, какое воздействие его слова окажут на разум Марка. – Весь мокрый и очень грязный, и, если бы он не поклялся всеми богами, что это вопрос жизни и смерти, я бы выгнал его на улицу. Но он просил передать, что его зовут Аподорий.

– Подай вина, – слабым голосом проговорил Марк. – Помоги мне перебраться на кушетку. И поскорее приведи сюда этого человека!

– Я здесь, сенатор, – раздался из-за прикрытого занавесом дверного проема явственный голос Аподория.

Марк вытаращил глаза. Едва не задохнувшись, он зашатался, и раб обеспокоенно помог ему опуститься на ближайшую кушетку.

– Сожалею, что явился в таком виде, – продолжал нубиец. – Но Тибр – не самая чистая река даже в лучшие времена, а мне к тому же было нелегко освободиться от пут.

– Подойди… подойди сюда, – прошептал Марк. – Позволь мне… Нет! Раб! Прикоснись к этому человеку, проверь, из плоти ли он!

Изумленный раб повиновался.

– Живая плоть, – доложил он. – Но, как видишь, господин, скользкий от грязи.

– Не призрак… Хвала богам, хвала богам! Чего же ты хочешь от меня? – прохрипел Марк.

– У меня серьезное дело к цезарю, – сухо отвечал Аподорий. – Но зачем мне обращаться к нему, если всему Риму и всей империи ведомо, что слова-то его, а вот мысли твои?

Марк горделиво выпрямился и вернул частицу свойственного ему самообладания.

– Раб! – крикнул он. – Умой этого человека – он мой гость! Оботри его, облачи в хорошую новую тогу, подай вина! Да поживее!

Бесцеремонно вытаращив глаза, он следил за выполнением приказов.

– Мне все еще трудно поверить, что ты здесь, – наконец сказал он. – И все же придется, иначе я никогда больше не смогу доверять собственным чувствам. А трюк, который помог тебе бежать, стоит выведать. Говори!

Освежившись, облачившись в чистые одежды, Аподорий улыбнулся.

– Что ж, сенатор, мой эликсир, который ты счел обманом, оказался достаточно сильным! Спроси стражников, бросивших меня в Тибр, не видели ли они, как я тонул, связанный по рукам и ногам!

– Я… – Марк замялся. – Допустим, это правда. Зачем ты пришел ко мне?

– Чтобы предложить сделку. Думаю, справедливую. Ты можешь дать мне то, чего я желаю больше всего на свете: отомстить Метеллу за содеянное со мной. А я могу дать тебе то, чего хочешь ты. То, чем сам уже обладаю против воли. Сомневаюсь, что тебе будет дело до того, какой цезарь на престоле, если власть принадлежит тебе.

Марк подался вперед. Глаза его зажглись жадным огнем.

– Уничтожь Метелла, – сказал Аподорий, – и я дам тебе мой эликсир.

Марк оттянул рукой нижнюю губу. Подумав, он хитро ответил:

– Твой эликсир! Откуда мне знать, что это не обман? Откуда мне знать, что ты не разыгрывал из себя слепого старика, а потом отринул возраст с той же легкостью, с какой сбросил путы в реке?

Аподорий скривился и погладил натертую лодыжку.

– Не сказал бы, что это было легко, сенатор, – пожаловался он. – Но у меня есть доказательство. Помимо того, что ни один здоровый человек, имеющий выбор, не отдался бы добровольно на растерзание волкам – помнишь? – я принял такую большую дозу лекарства, что молодею чуть ли не с каждым часом. Смотри! – Он открыл рот и указал на давно беззубые десны. – Я чувствую боль, которая может означать…

Марк потер пальцем морщинистую плоть и раскрыл рот от изумления. Никакой колдовской фокус не заставил бы острый новый зуб прорасти в древней челюсти!

И все же лишь через три дня, когда прорезался первый блестящий зуб – неопровержимое доказательство! – он согласился на предложенную Аподорием сделку. Теперь он был целиком поглощен этой идеей. По правде говоря, какая ему разница, отправится ли Метелл к праотцам? Бессмертный может управлять не одним цезарем, но всеми цезарями!

Аподорий наблюдал, как пьянит сенатора крепкий дурман мечтаний.

Он попросил все, что ему было необходимо, и Марк снабдил его, не спрашивая цены, хотя та – как уже было сказано – была чрезвычайно высока. Желание сенатора сохранить все в тайне его устраивало; он создавал странную смесь из купленных для него веществ в тихой комнате в задней части дома. Шли недели.

Однако два месяца спустя терпение Марка было на исходе, и Аподорий решил, что не стоит больше заставлять его ждать.

Итак, когда Марк вернулся из Сената, Аподорий ждал его и в ответ на лихорадочные вопросы о том, как продвигается дело, лишь покивал головой, давая положительный ответ.

– Да, я вновь приготовил эликсир. Все получается быстрее, когда можно тратить деньги из безразмерной сумы, вместо того чтобы выпрашивать или даже воровать… А что сделал ты, чтобы исполнить свою часть сделки?

Марк закатил глаза к небу и сжал руки.

– Я сделал так, что, когда цезарь в следующий раз отправится в амфитеатр, – прошептал он, – столб под его ложей будет расшатан. А затем его сшибет преднамеренно напуганный слон. Если Метелла не затопчут насмерть, то лекари, которых я рекомендую, уж точно отправят его к праотцам.

– Хорошо, – сказал Аподорий. – Тогда идем со мной.

Войдя в комнату, где работал нубиец, Марк остановился как вкопанный. Все, что в ней было: горшки, банки, жаровни, – все исчезло, остался лишь небольшой столик, на котором стоял глиняный горшок с сероватой жидкостью. У Марка загорелись глаза, когда он узнал цвет жидкости, которую Аподория заставили проглотить.