Максим Перельман - Переход
Я заплакал. Прошло несколько минут, пока я сумел взять себя в руки. Вытерев ладонью глаза, я попросил его:
— Генрих, давай приостановим выполнение нашей миссии. У нас есть капсулы, так будем жить дальше. У нас много денег, попробуем с их помощью изменить этот мир к лучшему. Эрнеста верила в то, что его можно изменить, что постепенно люди будут и счастливее и лучше. Возможно, нам удастся сделать жизнь человечества легче. Мы богаты, мы можем строить жилища, больницы, школы, давать работу, распространять просвещение…
— Остановись, — перебил он меня, — ты сам то веришь в то, что говоришь? — Он презрительно усмехнулся, — веришь? Ответь!
Выпив залпом коньяк, я закурил и, глядя ему в глаза, сказал:
— Нет, не верю, — я засмеялся, — но что же за дерьмовый мир-то такой? Я столько лет мечтал получить все те блага, что получил так недавно. И вот именно теперь я должен со всем этим расстаться, а прежде увидеть, как уничтожают человечество.
— Спасают, Ральф, не уничтожают — спасают несчастных. Ты хоть немного подумай о них. Вспомни, каким ты был всего несколько лет назад. Подумай о них — таких же потерянных…
— Но ведь есть и счастливые, — попытался возразить я.
— Брось, друг… что такое счастье? Состояние души, длящееся только мгновение, потому что, если бы оно длилось дольше, оно бы надоело. И надо было бы искать новое вожделенное счастье. И поверь мне, те, кто утверждает, что они счастливы, не знают, что это такое.
— Какая разница, если они чувствуют себя счастливыми? Возможно, счастье — в неведении.
— Да, но это ложь, придуманная тем же Создателем. Подопытный кролик тоже бывает счастлив, когда ему раздражают определённые участки мозга. Это не счастье, а обман. Да что я тебе говорю, ты сам это знаешь. Я рад, что ты здесь. Обстоятельства несколько меняются и торопят нас. В связи с тем, что я должен проститься с этим миром гораздо раньше тебя, командование финальной частью нашей миссии, которую мы назвали «Хадубранд», должен взять на себя ты. Короче… наша армия будет выполнять твои приказы. Ральф, ты знаешь, кто такой Хадубранд?
— Герой древнегерманского эпоса, — неожиданно для себя ответил я.
— Да, помнишь, значит. Теперь это имя будет не только названием заключительной операции, но и твоим именем. Ты тоже любил театральность, когда решил это ещё до войны.
Я изумлённо слушал его, пытаясь понять значение его слов. Я вдруг представил себя в парадной форме СС, стоящим на какой-то мифической вершине Мира и посылающим в бой жестом фашистского приветствия несметную армию, покрывающую собой всё видимое пространство. Я почувствовал ужас и воскликнул:
— Я?! Но я не смогу командовать ротой, не то что армией! Я не военный человек, Генрих! Я не хочу отдавать приказы. Ты говоришь о той армии, которая будет уничтожать последних людей на Земле?
— Да, Ральф, и ты должен это взять на себя, — очень серьёзно произнёс он.
Я молчал. Может быть, я не очень любил людей, но и быть их прямым убийцей я не хотел. Я понимал, что когда я останусь последним человеком на Земле, судить меня за моё преступление будет некому. Но я не хотел быть причиной гибели людей. А армию я, что, должен буду убить своими руками?
— А армия? — спросил я. — Кто уничтожит её?
— Пусть тебя это не беспокоит. Наши солдаты преданы нашим идеям. И у каждого из них найдётся пуля для себя. Но на всякий случай, если у кого-то из них возникнут внутренние противоречия, мы поместили в каждого из них микроскопического помощника с таймером. Так что в любом случае все они уйдут в мир иной. Но так как таймер поставлен на определённый год, месяц, число и час, то нам приходится спешить. Иначе мы останемся без армии раньше, чем прозвучит последний аккорд.
— Бомбу с таймером? — спросил я, представив бесчисленную армию, за секунду рассыпавшуюся на молекулы.
— Яд, — коротко ответил он, — капсула помещена внутрь их тела и откроется в указанный срок, если до этого момента солдат не сделает сам то, что должен сделать после окончания операции.
— Твой стиль работы, Хайни, — попробовал пошутить я.
— Об этом, боясь, что в последнюю секунду им не захочется умирать, солдаты попросили сами. И… знаешь… — он, прищурив глаза, посмотрел на меня, как будто что-то обдумывая.
От этого взгляда я почувствовал такую обречённость и безграничную печаль, что тихо спросил:
— Ты хочешь и в меня вмонтировать эту хрень?
— Что ты! Что ты! В тебя — невозможно. В том-то и проблема, что в тебя нельзя. Ты должен всё сделать сам — добровольно.
Я понял, что у меня уже не было выбора. Мне придётся командовать этой армией, а потом умереть самому. Я подумал об Эрнесте, которая больше никогда не засмеётся под голубым небом Земли, и мне стало совершенно наплевать на человечество, да и на себя тоже. Эрнесты больше нет, так пусть весь мир катится в тартарары. Её нет больше на Земле, так пусть же не останется никого в этом «лучшем из миров».
— Я согласен, Генрих, — сказал я, протягивая ему руку, — только… обещай мне не начинать «операцию Хадубранд» в следующем месяце. Подари мне этот месяц за ту услугу, что я окажу человечеству. Я хочу попрощаться с моим Миром, с моей Землёй, с людьми. Дай мне на это только один месяц. Пожалуйста.
— Ну что ж, один месяц мы ещё подождём, обещаю, — сказал Гиммлер, провожая меня до двери.
— До свидания, Генрих. Поеду. У меня слишком мало времени — всего тридцать дней, чтобы повидать родных и посмотреть на обречённых на счастье людей глазами их убийцы. Увидимся… через месяц.
— Не нужно комплексов, Ральф, ты не убийца, ты — Герой, помни об этом. Помни о том, что этот материальный мир исчезнет благодаря тебе, и Всесильный Творец будет посрамлён, а свободные души разумных существ наконец-то возликуют, — восторженно произнёс он.
— Не надо патетики, Генрих, — ответил я и вышел из его дома.
Я поехал в Париж, потом оказался в Израиле, побывал в Москве. На всё это ушло несколько дней, за которые я ни с кем из своих родных и друзей не встречался. Теперь все капсулы и «ампулы отмены» были у меня при себе.
Тогда я отправился в Австрию. Доехал до своего домика на озере, взял лодку, отплыл подальше от берега, открыл бутылку коньяка, сделал большой глоток и закурил. Затем достал «ампулу отмены», отломил её кончик, вылил содержимое в рот и запил коньяком. Вынув из кармана все имеющиеся у меня капсулы продления жизни, я зашвырнул их далеко в озеро. После этого долго смотрел на воду и окрестные красоты, медленно прихлёбывая из бутылки. Когда пустая бутылка отправилась на дно одного из красивейших озёр Европы, я абсолютно пьяным вернулся в дом.
