Максим Перельман - Переход
Я смотрел на спящую Эрнесту и думал о том, что два неполных фужера вина не могли оказать такого действия. Завтра она будет снова полна сил и энергии. Перед тем, как лечь спать, я с интересом рассматривал её квартиру. На комоде и столиках было множество фотографий Эрнесты. Меня удивило, что везде на них она была одна. И только на стеллаже с книгами стояла одна-единственная фотография, на которой бедно одетая старушка обнимала Эрнесту.
«Может быть, её мать»? — подумал я, взяв рамку в руки. И вдруг я понял, кто это. Я вспомнил, как в Венеции Эрнеста рассказывала мне о своей дочери, о том, какой старой и нищей та умерла. «Это Марта, — подумал я, — дочь Ральфа и Эрнесты». Собственно, если я когда-то был Ральфом, то это была и моя дочь. Но, глядя на лицо старухи, я не почувствовал ничего, кроме отвращения. Я поставил рамку на место, но, видно, сделал это так небрежно, что рамка не удержалась и, упав на пол, разбилась. Из неё вылетело ещё несколько фотографий. Подняв их, я стал их разглядывать. На одной Эрнеста сидела рядом с мужчиной, очень похожим на меня двадцатилетнего, на коленях у него была маленькая белокурая девочка. На другом снимке стоял тот же мужчина, Эрнеста, молодой Гиммлер и такой же молодой Гитлер, обнимающий за плечи девушку со смутно знакомым мне лицом. Зачем-то положив эту фотографию в карман своей куртки, я поставил рамку обратно на стеллаж, собрал стёкла, отнёс их на кухню и выбросил в мусорное ведро. Потом прошёл в спальню и лёг рядом со спящей Эрнестой. Закрыв глаза, я думал о той своей жизни, когда я был Ральфом, и о том, что в этой жизни я не хочу быть им. Решив, что завтра я и Эрнеста улетим в какой-нибудь забытый Богом уголок, где меня не отыщут ни Гиммлер, ни инопланетяне, я уснул.
Проснувшись утром, я увидел, что Эрнеста уже встала. Она была бодра, весела и готовила завтрак. Настроение у меня было прекрасное. Её большая, старомодно обставленная квартира сразу перенесла меня в те времена, кода я и сам любил такую мебель, такие люстры — когда я сам был жителем Берлина первой половины прошлого века.
— Какие планы на сегодняшний день? — спросила она после завтрака.
— Пойдём, купим билет на самолёт и улетим куда-нибудь, — сказал я.
Она как-то жалобно взглянула на меня и засмеялась.
— Я говорю серьёзно, Эрнеста. Я не хочу бродить с тобой по этому городу, наслаждаться погодой, заходить в музеи и кафе… и всё время думать о том, что за мной, возможно, следят. Я хочу скрыться на каком-нибудь маленьком острове, где нас никто не найдёт, и жить с тобой долго и счастливо.
— Как ты наивен, Ральф, — ответила она, — неужели ты думаешь, что инопланетяне не знают, где ты находишься каждую минуту твоей жизни?
Она опять засмеялась и продолжила: — Но, если ты хочешь, уедем. Здесь недалеко есть туристическая фирма.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, — а то вчера…
— Да, странно, — сказала она, и в её голосе слышалось недоумение, — со мной было это впервые. Но сейчас я чувствую себя превосходно. Может быть, ещё кофе?
— И бутерброд с сыром, — ответил я, думая о том, что, возможно, следующая наша трапеза будет только в самолёте.
— Вот тебе кофе, — она поставила на стол чашку, — а сыр в холодильнике.
Она ушла на кухню. И вдруг я услышал донёсшийся оттуда возглас:
— Ой! Я порезала палец.
— У тебя есть пластырь? — спросил я, входя на кухню. Эрнеста стояла с ножом в руке, и из её пальца на пол капала кровь.
— Не знаю, — ответила она, поморщившись, — посмотрю в ванной. Как ни странно, — сказала она, вернувшись, — пластырь нашёлся, вот, — она подняла палец с наклеенным на нём пластырем, из-под которого медленно проступало алое пятнышко, — но порез неглубокий. Ну что, пошли? Так я и не сделала тебе бутерброд… сделать, или ты сам?
— Да нет, не стоит. Возьми документы, и по дороге в турагентство заедем ко мне в отель, я тоже заберу паспорт и вещи.
Мы вышли на её тихую улицу. Было свежее летнее утро, которое обещало солнечный, но не жаркий день. Мимо проезжали редкие машины, но не одного такси.
Внезапно она остановилась:
— Мне кажется, надо было взять с собой ещё пластырь, этот уже промок, видимо, я всё-таки глубоко порезалась. Да ладно, зайдем сейчас в аптеку, купим. Не возвращаться же из-за такой ерунды домой? Ты знаешь, я уж и не помню, когда в последний раз был мне нужен пластырь. Я и этот-то купила несколько лет назад, когда ко мне приезжала знакомая из Америки. Она тогда поцарапала руку, когда мы катались на роликах, и с тех пор он и лежит, мне-то он не нужен…
Мы остановились, как вкопанные. Я схватил её за руку и быстро сорвал пластырь с её пальца. Кровь не остановилась, и порез был глубокий.
Но, как вы понимаете, не это нас поразило. Я взглянул на Эрнесту и увидел её полные какого-то первобытного страха глаза. Мне показалось, что этот страх, смешанный с изумлением и отчаянием, полностью подчинил её себе. Она пыталась что-то произнести, но губы её дрожали.
Вероятно, у неё мелькали мысли о неминуемой гибели, и она была не в состоянии их контролировать. Тем более что теперь реакции её организма не контролируются действиями капсул. Произошёл какой-то сбой в их работе.
Ведь, если кровь продолжала сочиться, а рана не затянулась, это означало, что Эрнеста больше не бессмертна. Я лихорадочно думал о том, когда и как могло произойти то, что капсула перестала действовать. Быть может, уже прошли те гарантийные двадцать лет, в течение которых можно ничего не бояться? Вероятно, вышло время, и нужно, чтобы она поскорее приняла новую капсулу! Их у меня было много, но они находились в моей гостинице.
— Такси! Такси! — закричал я, почти выбежав на мостовую. Но оно проехало мимо. Я вернулся к неподвижно стоящей на тротуаре Эрнесте.
— Не бойся, у меня в отеле есть капсулы, здесь ехать не больше десяти минут, только бы подъехало такси, — сказал я, глядя на её бледное испуганное лицо. И подумал, что, возможно, так она не пугалась десятки лет.
— Но я приняла последнюю капсулу всего три года назад, — в её дрожащем голосе звучало недоумение, — или… официант в моём кафе… я его раньше никогда не видела…. Ты помнишь, я заказала вино, но он не принёс бутылку и не открыл её при нас, он принёс фужер с вином. Это меня удивило, но… «ампула отмены»… он вылил мне в вино…. Скорей вернёмся домой. У меня ещё есть капсулы…
Обнимая за плечи, я повёл её обратно к дому. Было очень тихо, ни одна машина не проехала по улице — она будто вымерла. Из-за поворота выскочил мотоцикл и с рёвом помчался в нашу сторону. На нём сидели двое парней. Мне сразу бросилась в глаза каска на одном из них. На мотоциклисте, державшем руль, был обыкновенный мотоциклетный шлем, а на голове пассажира была каска, похожая на фашистскую времён Второй мировой. Мотоцикл поравнялся с нами, и тот, что в каске, выхватил из-под куртки автомат.
