Максим Перельман - Переход
Несмотря на то, что я очень испугался, в какую-то долю секунды мне захотелось захохотать, потому что всё происходящее мне показалось идиотской шуткой. Я подумал, что автомат у него в руках, — это детский игрушечный автомат, точная копия немецкого автомата времён Второй мировой, знаменитого МП-40 шмайсера, продающаяся в магазинах игрушек. Но настоящих шмайсеров, я это знал точно, сейчас не производят. А эти ребята на мотоцикле — какие-то слабоумные, играющие в фашистов.
Подняв автомат, парень начал стрелять в Эрнесту. Длилось это несколько секунд, пока он не расстрелял всю обойму. Но я успел взглянуть ему в лицо — это был мой умерший друг. После этого он подмигнул мне, и они умчались.
Она лежала на асфальте, а я стоял около неё. По моей рубашке расплывалось огромное пятно крови. Это была моя кровь. Я немного приподнял рубашку, увидел на животе рану, из которой пульсирующей струёй лилась кровь. Но уже через мгновение кровь остановилась, рана затянулась, и даже под микроскопом, я думаю, невозможно было бы разглядеть её след на моей коже. Моя капсула продолжала действовать. Я был жив и здоров.
Я опустился на колени рядом с Эрнестой, звал её, плакал, что-то говорил и целовал её уже мёртвое лицо.
Стали собираться любопытные, подъехала полиция, за ней амбуланс. Я давал какие-то показания. Потом её увезли. И я вернулся в отель.
Глава семнадцатая
Я сидел на кресле в своём номере и не мог поверить в то, что Эрнесту, мою единственную любовь, назвавшую себя «борющейся со смертью», победила смерть. Смерть всегда побеждает людей в этом мире, кем бы они себя не называли. Где теперь Эрнеста? В каком жутком месте мучается её прекрасная душа? В каком зловещем «отстойнике» ждёт она нового воплощения? И как мне жить без неё? Могу ли я верить в то, что после смерти всех мыслящих существ во Вселенной её душа станет свободной и счастливой? Я вспомнил, как она сказала, что ей жаль меня, когда я останусь один-одинёшенек на этой планете, и горько заплакал.
Взяв на прокат машину, я отправился к Гиммлеру. По дороге я старался ни о чем не думать, разгоняя автомобиль до предела, и он, будто чувствуя моё настроение, изо всех сил помогал мне ощущать только скорость.
Уже подъезжая к Бюрену, я позвонил Гиммлеру:
— Мне необходимо с тобой встретиться, я уже в Вестфалии.
— Давно жду тебя, Ральф, — ответил он, — ты помнишь мой адрес? Запоминай…
Навигатор помог мне не заблудиться, и уже через двадцать минут я припарковал машину около ворот дома Генриха. Меня встретил молодой высокий парень, один из тех двоих, виденных мною когда-то в замке.
— Хозяин ждёт вас, прошу, — сказал он, приветливо улыбаясь и приглашая следовать за ним.
Я вошёл в дом. Генрих сидел на кресле в гостиной, на столике перед ним стояла бутылка коньяка и два бокала.
— Здравствуй, дорогой Ральф. Рад, что ты вернулся, — он встал с кресла и, улыбаясь, подошёл ко мне и похлопал меня по плечу, — присаживайся, выпьешь?
— Да, — сказал я, садясь.
— Вот и прекрасно, — он наполнил мой бокал и пристально поглядел на меня.
От его взгляда мне стало не по себе, я достал сигареты и закурил.
— Я не спрашиваю тебя, по твоему ли приказу была убита Эрнеста, я это знаю. Но неужели ты не мог её оставить жить, хотя бы ради меня? — спросил я, чувствуя к нему жгучую ненависть.
— Эрнеста… или Аннет… — он усмехнулся, — ты же знаешь, Ральфи, она наш враг. Неужели она не предлагала тебе покончить жизнь самоубийством, чтобы спасти этот безумный муравейник, называемой человеческой цивилизацией?
Глоток коньяка, который я в этот момент сделал, застрял у меня в горле и я поперхнулся.
Откашлявшись, я сказал: — Мы хотели улететь сегодня куда-нибудь, где бы ни ты, ни пришельцы нас не нашли… я любил её…
— Какой ты наивный, Ральфи, — он засмеялся, — навигаторы есть не только у машин. Улететь куда-нибудь… ты бы с её помощью улетел только в «отстойник», а нам пришлось бы ещё шестьдесят лет тебя ждать. Так что чем быстрее мы завершим нашу миссию, тем скорее ты увидишь свою Эрнесту — свободной, бестелесной и счастливой.
Я долго молчал, думая о том, что, может быть, он прав. Незаметно для себя успокоившись, я спросил:
— Ты всё ещё работаешь на публику, Генрих? Зачем был нужен весь этот маскарад — старинный автомат, каска, убивший Эрнесту человек, которого когда-то я считал своим другом?
Он весело рассмеялся:
— Ральф, ты же знаешь, я всегда любил театрализованные представления. Мне показалось забавным и символичным убить её нашим оружием того времени, когда она совершила непростительное преступление, в результате которого мы лишилась тебя. Напоив тебя содержимым «ампулы отмены», она изменила ход нашей войны. Из-за неё мы вынуждены были ждать тебя более полувека. Убить её оружием Третьего Рейха я посчитал возмездием. А исполнитель? Это уже для тебя, чтобы ты не слишком горевал о своём так называемом друге.
— Да, действительно забавно, — ответил я.
От моего спокойствия не осталось и следа, и я закричал, едва сдерживая себя, чтобы не ударить его:
— Ты понимаешь, что мы с ней любили друг друга!? Ты представляешь, что ты со мной сделал?! Я больше ничего не хочу! Не хочу вам помогать! Не буду!
— А что же ты хочешь, Макс? — холодно спросил он.
— Я не хочу ничего, — проговорил я, едва сдерживая готовые вырваться рыдания, — теперь я хочу только умереть.
Он рассмеялся:
— Умереть? Так это же замечательно, друг мой! Только не торопись, умри последним. Сведи счёты с жизнью, освободи всех и себя тоже. Поверь, там всё будет по-другому. Там все будут счастливы. А что ты получишь, Ральф, если покончишь с собой сейчас? Ничего. Ты это знаешь лучше, чем я. Ведь уже один раз ты попробовал и отправился прямиком в следующую жизнь на нашу многострадальную Землю. Ты не хочешь больше участвовать в нашей борьбе? Хочешь выйти из игры? У тебя больше нет желания почувствовать радость победы над Создателем — диктатором всего материального мира? Или ты попытаешься убежать от нас и жить дальше в своё удовольствие, счастливо и богато? Забудешь Эрнесту, женишься, наплодишь детей? Но посмотри на мир — уже всё близится к концу. Книга жизни открыта на последней странице. Люди всё равно погибнут, но кто-то останется, и человечество снова начнёт свою жизнь на Земле с примитивной палки-копалки и изобретения колеса, в мучениях убивая друг друга. Так что выбирать тебе не из чего, Ральфи. Пойми, я твой друг, и чем быстрее мы покончим с существованием людей на Земле, тем быстрее все станут счастливы.
Я заплакал. Прошло несколько минут, пока я сумел взять себя в руки. Вытерев ладонью глаза, я попросил его:
