Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского
И по той еще причине не понимают, что мы сами хотим казаться европейцами, и тем затушевываем свою суть, свою самобытность.
Фактически Россия для Европы загадка. Но сами-то европейцы считают, что они знают Россию, и нет никакой загадки.
Они познали Россию умом. Но «мы такой народ, что до сих пор ни под какую науку не подходим. Вот почему, господа, вы до сих пор не знаете, что если бы у нас только и было, что одна ваша цивилизация, так для нас это было бы уж слишком жидко и даже обидно. Мы уж это испробовали и теперь знаем все это на опыте» [1895, 9, 15].
Цивилизация — это все для Европы. Для России этого мало. Россия выше цивилизации. Духовно. Нравственно.
Предназначение России — в двух пунктах. Первое — противостоять гибельному европейскому пути, спасти сбившуюся Европу. Спасти или до того, как она зальет себя кровью, или после того. Но спасти. Второе — обновление мира новой идеей.
Но прежде всего спасти Европу, подточенную буржуазностью, католицизмом, нигилизмом. Спасет Россия Европу не «железом и кровью», а мирно. И разрешит ее противоречия справедливо. «Я убежден, что судьей Европы будет Россия. Она придет к нам с коммунизмом, рассудить ее. И Россия решит вовсе не в пользу одной стороны» [ЛН, 83, 430].
Но готова ли реальная Россия к такой миссии? Весь «Дневник писателя» есть попытка пристально всмотреться в российскую действительность. Что в ней истинно русское, что наносное?
Та Россия, которую Достоевский изобразил в романах, вряд ли способна к выполнению поставленных задач. Это Россия несогласованных сил, резких противоречий, Россия карамазовская. Ей ли кого-то спасать. Она сама в судорогах. Прежде чем кого-то лечить, ей надо самой лечиться. Вот в каких образах видит Россию проницательный князь Мышкин: атеист, не понимающий сути религии; верующий, способный с молитвой на устах убить ради ограбления; продающий, чтоб пойти в кабак, серебряный крест и надувающий при этом — крест-то оловянный; набожно крестящаяся «молодая баба с ребеночком». Вот портрет России-спасительницы.
Кто спасет Европу? Невежественный атеист? Их и там много. Твердящий молитву убийца? Такие, на всякий случай верующие, там тоже есть. Жулик и пьяница? Полна ими Европа. Спасти может лишь набожная «баба с ребеночком». Но ее путь в России сложен. В «Преступлении и наказании» она, Соня, — на панели. Ее душит европеизм. И быть ли ей когда-нибудь «бабой с ребеночком» — еще вопрос.
Достоевский не закрывает глаза на все эти явления. Он видит больные места у самого, провозглашенного им, лекаря. Много недостатков видит он в России. Отставание науки, разъединен ние различных социальных слоев и т. д. Но он считает, что все это имеет свои причины и будет преодолено. В частности, отсутствие науки он объясняет историческими условиями [1895, 10, 137 — 138].
В «Дневнике писателя» Достоевский не раз говорил: судите Россию не по тому, что она есть, а по тому, чем она хочет стать. В России много внешнего, нероссийского. Но это уйдет. Главное у России есть свое слово.
Вопрос о самостоятельности России дискутируется в романах писателя. Об этом, в частности, говорят в «Подростке». Два героя, Тихомиров и Крафт, не верят в эту самостоятельность. Первый считает, что Россия — материал для Европы, и этим доволен. Второй с таким положением не может смириться и уходит из жизни. Сам же автор уверен в невторостепенности России. Россия — не материал, а спаситель Европы. В последнем выпуске «Дневника писателя» (1881 года) Достоевский выдвинул новую проблему: роль России в Азии. Казалось, что идея возникла в 80-е годы, когда обнаружились неудачи России в Европе. Н< записные тетради [ЛН, 83, 125] говорят о том, что мысли об Азии были уже в 60-е.
Русский общественный путь противопоставлен европейскому Этот путь во многом связан с качествами русского человека, с которых я говорил по первому кругу.
Главное в русском человеке и в русском пути — это признание в качестве самоцели человека и его духовности. Это отрицание буржуазности со всеми вытекающими из нее последствиями.
Русская идея — православие. Оно, в отличие от католицизма, в основах своих антибуржуазно. Православие есть особая идеологическая система, указывающая обществу один из возможных путей его развития. Это система, не забывшая целей христианства. В отличие от порожденного католицизмом нигилизма православие зовет к единству всех без исключения людей.
В православной религии, по Достоевскому, очень малое место занимает внешнее, обрядность. Православие не отождествляется с существующей в России православною церковью. Носители православных начал у Достоевского не всегда строго выполняют внешние требования религии. Соня Мармеладова, человек без сомнения, православный, зарабатывает на жизнь греховным способом. В церковь ходит редко. О том, что чаще ходит туда другой носитель идеи православия, Лев Мышкин, ничего не известно. Они молятся, но, видимо, значительно реже, чем тоге требует официальная религия. А вот антихрист Петруша Верховенский в детстве, «ложась спать, клал земные поклоны и крестил подушку...» [8, 75]. Но Петруша не только не носитель, но прямой враг православия. Автор далее поясняет, почему Петруша крестил подушку — «чтоб ночью не умереть» (это продолжение оборванной мною цитаты). У Верховенского подход к богу утилитарный. С детства. Такой утилитарности нет у истинных носителей идеи православия. В частности, у Зосимы.
Бог не вне нас. Бог в нас. Вот на чем базируется православие. Бог — это любовь наша, к ближним и дальним.
Очень четко раскрывает суть православия Шатов. Он фактически сводит религиозность к нравственности. Быть православным, значит, быть нравственным, подходить к решению тех или иных вопросов с позиций нравственности. Не нравственность выводится из религии, а религия вырастает из нравственности. Бога каждый может добыть сам. Став лучше. Может и потерять. Если забудет, как, положим, Ставрогин, «различие зла и добра».
Носители православия — Соня, Мышкин, Алеша Карамазов, Зосима — являются людьми высоконравственными. Потому-то эни и православные. Причем православие не закрывает двери перед оступившимися. Оно всегда открыто для осознавшего проступок человека.
Православие, по Достоевскому, высветляет помутившиеся понятия. В мире за великих слывут люди, много себе позволяющие. Достоевский приводит в своем творчестве мысль, что «можно быть великим и в смирении» [7, 134]. Величие не в силе вообще, а в силе духа. Эта мысль — очень прочная у Достоевского. А потому не случайно раздражению нигилистов противостоят достоинство и кротость смиренцев.
Вот эту-то нравственность и понесет Россия миру. «Все назначение России заключается в Православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе Человечеству, потерявшему Христа. Все несчастье Европы, все, все, безо всяких исключений произошло оттого, что с Римской церковью потеряли Христа, а потом решили, что и без Христа обойдутся» [П, 2, 292 — 293]. Россия должна все это исправить.
