Антон Дубинин - Поход семерых
— Поиск?! — В голосе Клары прозвучало такое презрение, что Аллен весь сжался. — Я думала… Мне показалось, что мы открылись друг другу. Оказывается, нет. Это я открылась тебе, а ты… Понимаешь, что я сделала для тебя? То, чего не делала еще никогда. Ты унизил меня… как только мог.
Клара выскользнула из его рук и теперь лихорадочно застегивала длинное черное пальто. По голосу ее Аллен понял, что она плачет.
— Клара…
— Не трогай меня! Если бы ты вспомнил про свои проклятые обеты чуть раньше! А теперь… Неужели ты не понял, что дорог назад не бывает?.. Кто написал I, тот поставь над ней и точку. А теперь что — ты великий и гордый хранитель обетов, а обо мне ты не подумал? Обо мне, грязной, запятнанной соблазнительнице?!.
— Клара, я…
— Убери руки! — Она стремительно натянула ботинки и теперь возилась с молнией на входе, от слез не понимая, что там к чему. Наконец молния вжикнула, Аллен сделал последнюю попытку поймать девушку за рукав — и она выскочила прочь, бросив ему:
— Я, кажется, ошиблась. Я думала, ты рыцарь Грааля… А ты просто трус.
Шаги ее захрустели по опавшей листве.
— Клара! Хотя бы… попрощайся со мной!..
— Да пошел ты… к Темному! — И быстрые шаги, прошуршав по листве, утихли вдали. Аллен, закусив губу, лихорадочно натянул штаны и рубашку и бросился за ней, откинув полог палатки… и остолбенел.
У входа в палатку сидел Лев. Он млечно светился в темноте белым и золотым, огромный — больше всех львов на свете, — и лицо его было сурово. Темные глаза его смотрели прямо на Аллена. Лев обнажил белые клыки и зарычал.
Дрожа, Аллен отшатнулся обратно и кинулся на пол лицом вниз. Сердце его билось где-то в ушах. Что же он натворил? Кого предал на этот раз?.. С днем рождения тебя, милый Роберт, с днем рождения!
И Аллен тихо, отчаянно зарыдал, кусая в темноте толстый край спального мешка.
1 июля, понедельник…Как хорошо, что ничего этого не было. Как хорошо, что это был всего-навсего сон. Не было жуткого позора, леденящего холода, отчаяния тоже не было. Он просто дописал стихи и уснул, и ему, кажется, приснился отвратительный сон. Который лучше забыть.
Аллен открыл глаза — и простонал. Первое, что он увидел, была валяющаяся в углу голубая майка с кружевами.
Он опять зажмурился и решил умереть прямо сейчас. Прошло несколько минут, но смерть все не приходила. Тогда он решил никогда более не возвращаться к друзьям. Как он смог бы теперь посмотреть в глаза любому из них?.. И — как он теперь смог бы увидеть Клару?..
Мягкие шаги — топ-топ-топ — прошуршали по листьям. Знакомый нежный голос, от звука которого Аллена скрючило пополам, произнес:
— Эй, Аллен, это я. Ты там как, живой?
— Да, — ответил он тоном, ставящим это утверждение под сомнение.
— А зачем это у тебя палатка открыта? — И Клара засунула голову внутрь. Черные волосы ее были заплетены в блестящую косу; на плечах — Аллен содрогнулся — Насьеново черное пальто. Быстрым движением Клара оказалась в палатке, дернула плечами, чтобы скинуть верхнюю одежду, и Аллен почти увидел, что под ней… Но на девушке обнаружились ее обычные джинсы и клетчатая рубашка. Она села у входа, подтянув стройные колени к подбородку. Лицо ее было спокойным, совершенно обычным — даже не очень бледным.
— Слушай, я тебе не помешала?.. Что это ты серый, как мышь? Это я про твой цвет лица говорю…
Тут взгляд ее упал на голубую тряпку, которая маячила у Аллена бельмом на глазу:
— О, маечка! Вот она где! Наверное, в мой спальник завалилась. Хорошо, что ты ее нашел, я по ней уже страдала…
Она потянулась к майке, но рука ее повисла в воздухе:
— Слушай… Можно, я закрою палатку? Мне нужно с тобой поговорить.
У Аллена внутри что-то оборвалось.
— Только если тебе это не понравится, ты сразу же скажи. Хорошо?..
Аллен издал некий замороженный звук, который при желании можно было счесть за согласие.
— У меня к тебе есть… одно предложение. Оно немножко странное, но мне показалось… что ты этого тоже хочешь. Я хотела бы…
«Господи, пронеси, нет, пожалуйста, Господи, пусть она онемеет, пусть я оглохну, пусть на нас обрушится палатка или небесный свод…»
— …стать твоей сестрой.
— Что?!!
У Аллена был настолько огорошенный вид, что Клара смутилась. Отвернувшись, с загоревшимися красными пятнами на щеках, она быстро-быстро заговорила:
— Если ты не хочешь, так и скажи… Я же не настаиваю, просто… Мне показалось, тебе очень нужен родич… Чтобы присматривать за тобой, если Роберта нет… Ну извини, я не хотела тебя обидеть…
— Обидеть?! — вскричал Аллен, пулей вылетая из-под спальника. — Да я… Да ты… С чего ты взяла, кстати, что за мной нужно присматривать?..
— Это же очевидно, — отозвалась Клара, и улыбка ее была как небо после грозы, как радуга на воде, как солнце из-за туч.
— Присматривать! Да ты на себя посмотри!.. Сверхгероиня с пузырьком таблеток! Кому тут недавно кровь переливали?.. Кому к ножику притронуться нельзя?..
— Зато у меня есть здравый смысл, — важно сказала Клара, поднимая указательный палец. — И вообще довольно болтовни. Отвечай коротко — да или нет? Я еще подумала — хорошо, что день рождения Роберта. Он будет доволен.
Она сказала именно «будет», а не «был бы», и это решило все.
— Да, — прошептал Аллен, понимая, что сейчас позорно разревется. От стыда. Чтобы скрыть слезы, он низко опустил голову. — А что полагается делать? Когда с кем-то братаешься, нужно… что-то говорить?..
— В жизни ни с кем не браталась, не знаю. Кажется, нужно обменяться крестами. — И девушка сняла с шеи цепочку с маленьким золотым распятием. Надевая крестик на склоненную голову Аллена, она коротко прижала его к себе и поцеловала в макушку.
— Брат мой, — тихо и просто сказала она.
И тут плотину прорвало.
— Сестра моя, — не скрывая слез, отозвался Аллен, надевая на нее свой серебряный крест, который спас его этой ночью. Они обнялись, отделенные брезентовой стенкой палатки от могильного холма, под которым лежал Алленов брат. Они посидели так сколько-то — щека к щеке, ничего более не говоря и думая каждый о своем. Потом Клара на правах старшей отстранилась и строго изрекла:
— Надо идти, нас ждут. Ты не забыл, что после завтрака мы выходим в дорогу?..
Когда они уже спускались вниз, таща каждый свою поклажу — Аллен палатку, а Клара — голубую маечку, он спросил, не замедляя шаг:
— А остальным мы… будем говорить про нас с тобой?
— Не знаю. — Девушка дернула плечом. — По-моему, не важно. Кто узнает, тот узнает. Спросят — ответим. Мне кажется, что это настолько наше с тобой личное дело, что о нем не надо специально объявлять. Как-нибудь само откроется.
