Сергей Гатаулин - Вирусапиенс
Никто не мешал профессору, никто не хватал за руки. Ванькин успел разложить противника по углам.
Только где-то под столами испуганно пыхтел некто. Пыхтение это очень напоминало одышку капитана Грищенко. Но профессор не стал уточнять природу сопения. Он подхватил хакеров под руки и быстро потащил к выходу.
— Кто-нибудь скажет мне, где мы? — возмущенно поинтересовался Жора. — И что, чёрт возьми, здесь произошло?
— Именно, «чёрт возьми», и произошло! — глубокомысленно заметил Бейрут. — Зверь вырвался на волю!
* * *Воля — одинаково приятна, в каком бы из миров ты не находился, а вот неволя может сильно разниться.
Участок, куда стражи порядка доставили Анатолия, больше походил на мастерскую абстракциониста.
Уже через полчаса пребывания в феерически раскрашенном отстойнике задержанный понял, что его художественные предпочтения катастрофически разнятся со вкусами создателей окружающего сюрреалистического бреда.
Леопардового окраса потолок, с которого свисали ярко-желтые сосульки, врезался в сиреневые стены.
Сиреневый, видимо, был любимым цветом в этом мире. Сиреневые хоть и разных тонов дома, сиреневые стены, сиреневые штаны. Но еще больше обрадовал телохранителя пол. Буйная фантазия сумасшедшего дизайнера придала ему цвет, известный под названием «детской неожиданности». Причём напоминал он эту самую неожиданность не только оттенком, но также фактурой и что самое важное — запахом. Всё это шальное великолепие освещалось мигающей лампой, периодически менявшей спектр от фиолетового до красного диапазона. А на закуску арестанту предлагалась отвратительная музыка, сдобренная невыносимо фальшивыми нотами.
Специфичное помещение вызывало специфичные эмоции, сводило с ума.
Это был садизм высшей пробы. Анатолий поначалу попытался было расслабиться на мягком, но отвратительно-скользком, похожем на мокрую рыбу лежаке, но не смог. Сказать, что этому не способствовала обстановка — все равно, что ничего не сказать.
«Лучше бы били», — подумал он после нескольких часов пребывания в полубреду.
— Вам нравится дисгармония, — прошелестел вдруг заискивающий голос.
— Неет! — Анатолий судорожно затряс головой.
— Вы противник искусств? — вновь поинтересовался невидимый собеседник.
— Нет! — рявкнул заключенный, закрывая глаза, не в силах больше выдерживать цветовую какофонию.
— Хорошо, — шепнули невидимые динамики и «музыка» стихла, а мерцания прекратились. Вонь, идущая от пола, исчезла. Исчез и сам пол, непонятно как превратившись в радующий глаз дубовый паркет.
— Вы не будете отказываться носить плейт и именовать себя не иначе как творчек?
Анатолий интенсивно закивал, готовый согласиться с любым предложением тюремщиков.
— Вы будете добровольно изучать великие изречения философов — бесценную мудрость веков?
— Да ни за что! — воскликнул Анатолий, торопливо.
— То есть, конечно же, буду! — поправился он тут же.
— Кхмм, — недовольно кашлянули громкоговорители.
«Неплохо было бы узнать, что такое плейт и каким должен быть этот самый творчек?» — подумал вставший на путь духовного преображения Анатолий.
Вспомнив блаженных, доставивших его в участок, Анатолий расплылся в идиотской улыбке, полагая, что именно она максимально соответствуют званию творчека.
— Вы свободны, творчек!
Дверь камеры открылась, и на пороге возник сияющий страж порядка в угрожающе-сиреневых штанах.
— Можете получить новейшую модель плейта у выходного терминала. Творческих успехов! — пожелал он, но, пристроившись за Анатолием, не отстал.
Вместе они дошли до выхода из участка. И только тут Анатолий увидел светящийся ящик, по внешнему виду напоминающий автомат для продажи колы.
Гигантская красная кнопка в середине пластиковой панели призывно мигнула. Он протянул руку и, ткнув несколько раз в стеклянный кругляш пальцем, стал ждать. Аппарат зажужжал, внутри железного ящика что-то клацнуло, и на ладонь Анатолия высыпалось несколько дымчатых горошин.
Обернувшись, он внимательно осмотрел сиреневоштанного полицейского. Тот, кивнув на ладонь, вытянул указательный палец перед собой, и приставил к уху. Приглядевшись к шарикам, Анатолий заметил, что те сплошь покрыты небольшими отростками. Подцепив шершавый комочек он уверенным движением воткнул его в правое ухо. Коротким кивком поблагодарив улыбающегося провожатого, быстро вышел на улицу.
В ухе кольнуло.
— Настройка психоэмоционального контакта закончена, — неожиданно зазвучал в голове громкий голос.
Анатолий, вздрогнув от неожиданности, остановился, прислушиваясь.
— Я - твой духовный брат и творческий наставник. Теперь мы в контакте, творчек.
— Должен сразу предупредить, — продолжал невидимый собеседник. — Не пытайтесь извлечь плейт — это опасно для вашего здоровья.
Холодный ветер метнул в лицо пригоршню колючего снега, вынуждая Анатолия поплотнее запахнуть спортивную куртку. Если так можно было назвать превратившуюся в грязный балахон одёжку.
Бодрым шагом, переходящим в легкую пробежку, прошедший перевоспитание правонарушитель двинулся прочь от общественной камеры пыток.
В ушах раздался щелчок, заиграла лёгкая музыка и вкрадчивый шепот настойчиво застучал в мозг прописные истины. Однако вбиваемые в сознание мысли недолго казались неоспоримыми. Уже через несколько минут встретилось далеко не бесспорное утверждение.
Анатолий дернул головой, внутренне протестуя, а голос в голове, сменив тембр, повторил фразу.
— Истинное воображение требует гениального знания, — настойчиво и проникновенно загудело в черепной коробке.
«Идиотизм! Можно подумать, дураки не имеют воображения, — трепыхнулся несогласный слушатель. — И разве существует не истинное воображение?»
Плейт на мгновенье замолчал, словно почувствовав внутреннее сопротивление слушателя, а затем вновь изменил интонацию, продолжив повтор «крайне важного» афоризма. При этом Анатолий вдруг ощутил давление в ухе, приютившем настойчивого «духовного брата», в голове загудело, а в душе зазвенел колокольчик зарождающейся тревоги.
«Может, ты и прав», — подумал он, но недовольный реакцией наставник неприятно завибрировал и снова затянул превратившуюся в рефрен фразу:
— Истинное воображение требует гениального знания!
На этот раз Анатолий еще больше проникся правотой автора бесценной мысли. Через некоторое время, когда набившая оскомину фраза повторилась несколько десятков раз, а ноги вынесли на узкую тёмную улочку, он уже ни на секунду не сомневался, что упрямый плейт раз за разом озвучивает мысль, зародившуюся в его голове. Он был горд собой.
