Евгений Прошкин - Слой Ноль
Мухин пожал плечами.
Тогда — просто дожить последние деньки и умереть, как все нормальные люди. Умереть навечно... Исчезнуть...
— Господин Президент?..
—Да?
Виктор обернулся — в дверях стояла Мадлен, двадцатипятилетняя секретарша, выбранная не только за Деловые качества. Качества у нее были самые разнообразные.
Мухин обнаружил, что до сих пор держит стакан в Руке, и бросил его на диван. При этом он покачнулся — все-таки сто пятьдесят плюс еще две дозы.
«Ну и слабак же ты, Анкл Шуст, — подумал он с презрением. — Пить совсем разучился! Какой же ты „анкл“? Какой же ты после этого дядя? Сынок ты, а не дядя...»
— Господин Президент, позвольте вам помочь, — озаботилась Мадлен.
— Позволяю, — сказал Виктор.
Секретарша довела его до стола и усадила в кресло. Платье на ней было длинное, почти вечернее, но оно имело одну приятную особенность: ткань легко прощупывалась. Это темно-серое платье было у Мухина любимым. И уже давно.
Взбудоражив себя тактильными впечатлениями, Виктор разыскал на широком столе золотой карандаш и тихонько толкнул его пальцем. Карандаш медленно прокатился по столешнице и весьма предсказуемо свалился на пол. Мухин даже сделал какое-то движение, словно хотел за ним нагнуться. Это была традиция.
— Не беспокойтесь, господин Президент, — проворковала Мадлен, — я подниму.
Это тоже была традиция. «Хорошо, что здесь нет Римского Папы», — отметил Виктор.
Оказавшись под столом, секретарша завозилась — конечно, попробуй разыскать желтый карандаш на черном паркете... Вовек не найдешь...
Мухин почувствовал шевеление в районе ширинки и вдруг, сразу — прохладную трепетную ручку.
— О, Мадлен...
— Вик... — Пока еще секретарша имела возможность говорить.
«Вик», — вспомнил Мухин. Виком звали торговца, которого мордовали в туалете трое наркоманов... У Мухина перед глазами встал грязный сортир в Лужниках, застг релая моча на буром кафеле и...
— Вик?..
— Да, Мадлен?
— Господин Президент, вы чем-то расстроены?
Вместе с общественной уборной к нему пришло другое воспоминание: допрос перед сенатской комиссией, опознание половых органов и прочие мероприятия, способствующие резкому падению рейтинга. Откуда все это взялось, Мухин не имел ни малейшего представления, но картинка была настолько реальной, что он вздрогнул. Чужой страх настойчиво твердил: забавы с секретаршей могут закончиться плачевно.
— Прекратите, Мадлен! — прошипел он. — Как вам не стыдно? Что вы себе позволяете?!
— Вик?.. — Она убрала руку и недоуменно выглянула из-под стола.
Мухин еще в юности заметил, что женщина, смотрящая снизу вверх, кажется особенно привлекательной. К секретарше это имело самое непосредственное отношение.
«На что мне, блин, эта Америка? — подумал он. — Через пару дней, может, в гроб ложиться, а я о рейтингах пекусь!»
— Все в порядке, Мадлен. Продолжайте, прошу вас...
Глава 20
— Доигрался, чурбан! — процедила Настя.
— Доигрался, Витенька, доигрался, — вторила ей Светлана Николаевна.
— Тобой уже ФСБ интересуется. Видать, не с простыми уголовничками связался...
— Это точно, Настенька, не с простыми, — заверила теща.
«Отцепитесь, жабы, — подумал Мухин. — Может, мне еще орден дадут. Посмертно. И не здесь».
Вслух же он сказал:
— Хватит галдеть. Тут же микрофоны кругом.
— Ну и пусть! — повысила голос жена. — Лично мне срывать нечего. Я в тюрьме не сидела.
— Мы с Настенькой в тюрьме не сидели, — подтвердила теща. — У нас анкета чистенькая.
Прессинг длился с самого утра. Если б женщины добивались от Виктора чего-то конкретного, они бы давно дали это понять, но ничего конкретного им не было нужно. Просто они хотели сорвать на ком-то злость отомстить за свой страх и растерянность, а, кроме Мухина, под руку никто не подвернулся. Мстили ему.
Виктор бессмысленно подвигал переполненную пепельницу — ботаник за три часа выкурил целую пачку. В горле першило, а легкие сдавило так, что само их название казалось врачебной ошибкой. Сухой язык требовал пива. Пива в доме, разумеется, не было.
Мухин вскрыл новую пачку «Винстона» и вытащил сигарету.
— Покури, Витенька, покури, — ласково произнесла Светлана Николаевна. — В тюрьме у тебя таких не будет. Там, говорят, только без фильтра. А ты, Настенька, правила почитай.
— Какие еще правила, мама?
— Как передачи ему собирать. Будешь арестанту своему яблоки носить, печеньице... Носки вязать научишься. Таких на юга не отправляют... А ведь я предупреждала!
Виктору сделалось совсем муторно. Если б не сволочь Корзун, он бы сюда больше не сунулся. Ни-ни!.. Ни за какие блага. Даже ради третьего президентства. Но Корзун... Шибанов наседал покруче обеих дамочек, да и новую капсулу Немаляев выдал только под поимку шпиона. У Председателя ГБ что-то всерьез не ладилось по службе, и ему как воздух нужна была маленькая победа. И Мухин снова отправился туда, где об него вытирали ноги.
Ему было тяжело — гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания — стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.
У ботаника же не было ни того ни другого — ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник — это он сам и есть.
— Робу арестантскую новую хоть дадут или с покойника снимут? — поинтересовалась Светлана Николаевна.
— Мама, что ты говоришь! — всплеснула руками Настя. — Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.
— Где «там»? — хмуро спросил Мухин.
— В тюрьме, Витенька, — охотно отозвалась теща.
— На зоне, — уточнила жена.
Бабы откровенно глумились, да так складно, будто все отрепетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться — не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.
— Витя? — сказали в трубке.
— Да, я.
— Здравствуй, Витя. Это Борис.
— Как... какой Борис? — растерялся Мухин. — Ты?! Как ты меня нашел?
— Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, — подала голос теща. — Чует мое сердце, быть беде. Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.
