Джон Стиц - Число погибших
В результате я стал знать немногим больше, чем раньше. Картинка, возникшая на экране, выглядела следующим образом:
НУЖНО ОБ МАНИЕ КОН
О ПРА ДКЕ
ПРЕДЛА ГАНИЗО БЕЛЬ
ВЕСТ НОСТИ
Несколько минут пялился на эти фрагменты, но не мог найти в них никакого смысла. Наконец, когда я хотел уже бросить это дело, на глаза мне в который раз попалось сочетание «КОН О ПРА». В принципе оно вполне могло означать «ЗАКОН О ПРАВОПОРЯДКЕ», и я тут же вспомнил результат опроса, который я читал несколько минут назад. Там тоже упоминалась проблема борьбы с преступностью. Так может, эта записка все же имеет отношение к делу? Но о чем в таком случае в ней говорится?
Мою догадку подтверждали буквы «ДКЕ». Я вновь с воодушевлением уставился на экран, но больше опереться было не на что, и в конце концов мне пришлось признать поражение.
Передав результаты своего труда в Библос, я приготовил себе чаю и решил проверить, как обстоят дела с файлами «Дублинской». Оказалось, что расшифровка уже закончена и каждый файл переведен в сугубо текстовой. Кевин, видимо, был большим формалистом и, понадеявшись на систему безопасности, широко применял один и тот же пароль, значительно снизив эффективность существующих изощренных методов шифрования.
Я поудобнее устроился в Кресле и сначала решил просмотреть все докладные записки, но вскоре был вынужден ограничиться только теми, в которых встречалось слово «Лендэйр». Однако и таких документов все равно оказалось слишком много.
Занятие это было смертельно скучным. Решив устроить перерыв, я включил телевизор, установил уровень важности новостей на двойку и убавил звук до еле слышного.
Потом я наскоро перекусил и возобновил свои поиски. От долгого сидения у меня заныла спина. Я встал и проделал несколько физических упражнений. Стало немного легче.
Еще через час я наткнулся на кое-что действительно интересное. В докладной записке технический руководитель сообщал руководителю проекта о неисправности, обнаруженной только во время завершающих испытаний. Она касалась системы контроля.
Я вчитался повнимательнее. Ошибка конструктора оказалась причиной гибели пилота-испытателя.
Как только шум поутих, они провели испытание дистанционно управляемой модели. Судя по следующей докладной, результат был тот же самый.
В системе контроля обнаружилась нестабильность, дающая о себе знать при больших ускорениях и резких правых поворотах.
Под бормотание телевизора я продолжал читать дальше. Следующие несколько документов отражали перепалку между двумя руководителями. Техническая служба уверяла, что эта неисправность весьма тонкая и ее можно выявить только в полевых испытаниях. Никакие модели тут не помогут.
Руководство спрашивает: сколько времени на это понадобится? Техники просят месяц. Руководство возражает: рекламная кампания уже началась, и через две недели машина должна поступить в продажу. Техническая служба: мы работаем быстро, как только можем.
Следующая докладная была просто ужасной. То есть ужасной — с моей точки зрения, а тем более с точки зрения того парня, который погиб на прошлой неделе, если, конечно, причина была в том же самом. Докладную представил юридический отдел, и была она краткой и откровенной.
«Интересующая вас неисправность опасна только для безрассудных водителей. Вероятность аварии после часа движения по прямой с максимальной скоростью — 0,012 процента, а при движении в потоке машин — 0,00065. Учитывая это, ежегодные расходы на судебные процессы и выплату компенсаций составят не более четверти расходов на бесполезную рекламу, не говоря уж о таких неисчислимых в денежном выражении вещах, как утрата инициативы на рынке и потеря авторитета у потребителей».
Усталый, но довольный, я откинулся на спинку кресла. Ну наконецто!
Отдохнув, я просмотрел оставшиеся документы и отыскал прямое указание руководства техническому отделу «остановить разработку на изделии „Н“, утвержденном в качестве начальной модели для производства. Все предложенные вами улучшения будут внесены, как только эго станет возможным». Быстро просмотрев всю документацию в обратном порядке, я убедился, что изделием «Н» была именно та машина, на которой погиб пилотиспытатель.
Я еще дремал, когда телевизор оповестил меня, что начинается чтото интересное. Усевшись на кровати, я протер глаза и убедился, что уже почти утро. Дикторша говорила о предвыборной Кампании Олсопа — Слоана. Я прислушался.
Она сообщила несколько уже знакомых мне деталей и подвела итог очередного опроса общественного мнения с любезного разрешения «Института Моргана». «Шансы Ньютона Олсопа повышаются. Судя по последним результатам, за него будут голосовать сорок пять процентов. Слоан имеет сорок один процент голосов, а оставшиеся четырнадцать процентов населения еще не определились».
Потом дикторша сделала краткий анонс предстоящих программ, и пошла реклама, а я стал размышлять над услышанным.
Что-то здесь было не так, но только после чашки горячего чая до меня дошло, что именно. Я проверил отчет, снятый мной в «Институте Моргана». Память меня не подвела: на снимке разница между кандидатами составляла всего два процента.
Наконец-то связь между МНБС и «Институтом Моргана» установлена! Правда, я по-прежнему не знал, в чем именно она заключалась и как возникла, но, бесспорно, телевизионщики не рискнули бы исказить результаты опроса, не будь они уверены в своей безнаказанности.
Значит, у МНБС, как и у «Института Моргана», есть причины желать победы именно Олсопу. Но почему?
За завтраком я перебрал все варианты, которые только пришли мне в голову. Их набралось штук пятьдесят, но я не мог даже предположить, какие двадцать пять из них предпочтительнее. В другое время я наверняка бы расстроился, но сейчас, взглянув в зеркало, неожиданно для себя обнаружил, что улыбаюсь.
К чему бы это? Странно. Я по-прежнему топчусь на одном месте. Меня уже пытались убить. Женщине, которой без особых усилий удалось разбудить во мне чувства, спящие вот уже много лет, тоже угрожала опасность, а если я попытаюсь защитить ее, то лишь оттолкну от себя. Отчего же я так оптимистично настроен?
Поразмыслив, я понял, в чем тут дело. Вероятно, незаконченные дела беспокоили меня больше, чем я думал, и, получив, пусть даже спустя столько лет, неоспоримые улики против «Дублинской», я сразу воспрял духом.
Когда я наконец разобрался в своих чувствах, было уже достаточно поздно, и я решил позвонить Джанет.
