Гавриил Одинокий - Место под солнцем (СИ)
В результате, после непродолжительной торговли, договорились, что за весь ремонт, включая материалы, цена составит тридцать золотых плюс кормежка для рабочих. Ударили по рукам и условились, что работа начнется со следующего утра.
— Жук еще тот, — усмехнулся Константин, когда мудехар удалился, — как будто обратно в Россию попал, вернее в Советский Союз.
— Ты это о чем? — удивился Борис, подходя к окну и внимательно осматривая фигурный арочный проем.
— А то ты не понял… Он же практически все себе в карман положит. Рабы ему ничего не стоят. Кормить их мы будем. Материалы для строительства он с того храма попятит.
— А–а–а, ну какая тебе разница? — Борис повернулся к другу. — Ты мне лучше вот что скажи, мы окна стеклить будем?
— А как же иначе?
— А так, что об этом разговора не было. Я вот только сейчас вспомнил, когда на окно поглядел. Тут же никаких следов оконных рам нет. И как они тут зимой живут. Это конечно не Россия, морозов не бывает, но с моря все равно сыростью тянет.
— Да это мы оплошали. Ничего не поделаешь. Расходы на это будут сверху. Стекло только надо.
— Так, стекол–то тут до фига надо. Кроме того, стекла довольно большие нужны. Гляди проем какой. Побольше всех наших зеркал будут.
— Нда–а… — Николаев почесал в затылке. — Ну выхода тут два –или сделать форму для отливки побольше, или разбивать окно переплетом. Если большую форму делать, то это дороже выйдет. И олова больше надо и греть дольше. А с переплетом можно и форточки сделать. А как у Шимона в доме сделано? В Алжире так вообще в окнах ничего не было, а здесь я что–то не посмотрел.
— Я тоже не посмотрел, — Гальперин поскреб свою курчавую, ярко рыжую бородку. Если волосы на голове у него были каштановые с отливом старой бронзы, то растительность на подбородке была почти апельсинового цвета. — Вечером все окна были портьерами закрыты, а утром я спросонья не поинтересовался. А насчет переплета я с тобой согласен. Тут еще один момент кстати есть. Если окно на четыре секции разбить, то переплет в виде креста получится. Все инквизиция приставать меньше будет, если в каждом окне кресты выставлены.
— Ладно, пошли обратно. Вон уже темнеет. Как раз к ужину поспеем. И не забудь проверить, как окна у Шимона сделаны.
Константин уже спустился на первый этаж, когда под Борисом, шедшим сзади, подломилась обугленная при пожаре ступенька лестницы. Нога провалилась до колена. Он успел схватиться за стену, удерживая равновесие, но резкая боль пронзила левую лодыжку. Гальперин вскрикнул и выругался. Николаев, который уже почти дошел до выхода, обернулся и бросился на помощь товарищу. Усадив друга на нижнюю ступеньку, он закатал штанину. В неверном свете сумерек видно было, как быстро опухает и наливается синевой голеностопный сустав.
— Блин, ну ты везунчик. На ровном месте ногу сломал.
— Нет, — Борис, морщась от боли ощупал свою ногу, — на перелом не похоже. Скорее всего сильное растяжение. В самом худшем случае — связку порвал.
— Тоже не сахар, — покачал головой Костя, — давай на закорки садись, я тебя дотащу.
— Не стоит, нам довольно далеко идти. Давай лучше ногу перетянем чем–то, и я доковыляю как–нибудь.
Костя снял с себя перевязь. Отстегнув от нее ножны с кинжалом и кобуру с пистолетами, Николаев широким ремнем обмотал другу лодыжку в несколько слоев. Оружие он рассовал за пояс. Борис, опираясь на его руку поднялся и осторожно наступил на левую ногу.
— Терпимо, — поморщившись констатировал он.
Перекинув левую руку через плечо друга, он осторожно заковылял по пустынной улице. Однако, их неприятности на этот день еще не закончились. Прихрамывая, они медленно продвигались в сторону Худерии. Глубокие сумерки уже затопили узкие улочки Малаги. Ночь наступала быстро и над головой уже видны были звезды. Они уже прошли третий перекресток, когда из темной подворотни выступили две закутанные в плащи фигуры.
— Вижу, что вам очень нелегко идти, — произнес один из них на кастильском диалекте. Друзья его легко поняли, так как этот язык мало отличался от современного им испанского, а также от ладино. — Мы с удовольствием облегчим ваш путь. Давайте сюда ваши кошельки, а то они слишком тяжелы для вас.
— Ёшкин кот, опять грабители, — Константин отпустил Бориса и отступив на шаг вытянул из–за пояса пистолет, — мы им что, медом намазаны?
— Что–то он больно складно изъясняется, — констатировал Гальперин, доставая нунчаки и попытался утвердится так, чтобы не слишком нагружать поврежденную ногу. — Похоже, какой–то благородный кабальеро решил свои финансы поправить.
— А мне что за разница? — Константин достал пороховницу и отработанным за неделю тренировок движением, не глядя, сыпанул порох на полку.
Увидев, что путники не спешат расстаться со своими кошельками, говорящий вытащил из–под плаща длинную эспаду. Второй, видимо происхождением попроще, достал откуда–то небольшой моргенштерн на длинной рукоятке.
Видимо посчитав, вооруженного пистолетом Костю, более опасным противником, вооруженный шпагой грабитель сделал выпад, целясь тому в грудь. Но Борис махнул нунчаками, захлестнув клинок соединяющей их цепочкой, и рванул их на себя. Грабитель такого явно не ожидал. Шпага вылетела у него из руки и, звеня покатилась по камням мостовой. Тем не менее, конец ее успел оцарапать Николаеву левую руку выше локтя, сбивая тому прицел. Константин за полсекунды до этого нажал на спуск, но порох на полке еще не прогорел и в результате выстрел ушел в молоко. Выругавшись, он швырнул разряженное оружие в заходящего с другой стороны бандита с моргенштерном и потащил из–за пояса второй пистолет. Тем временем, обезоруженный разбойник выхватил из ботфорта дагу, но не успел он разогнуться, как Борис залепил ему нунчаками в лоб. Оглушенный грабитель рухнул как бревно. Еще через пару секунд грянул второй выстрел и круглая свинцовая пуля, калибром около двенадцати миллиметров попала второму «работнику ножа и топора» в живот в райoне солнечного сплетения. Выпустив оружие, тот упал рядом со своим подельником, потеряв сознание от болевого шока.
Отпихнув оружие к стенке, Костя стал обыскивать поверженных бандитов. Борис, прихрамывая, подошел к нему. Николаев вытащил из–за пазухи у находящегося в глубоком нокауте «кабальеро» штук пять кошельков. Под плащом у того оказалась добротная куртка из бычьей кожи, потертая, но украшенная потемневшим от времени серебряным шитьем.
— Жадность фраера сгубила, — Константин потряс добычей, прислушиваясь к бряканью монет.
— Да уж, пошли за шерстью, а вернутся стриженными, — Борис наклонился и перевернул второго разбойника на спину. — Хотя нет, этот не вернется. Не жилец. Помрет от перитонита, если не раньше от внутреннего кровотечения.
