Альтер эво - Иванова Анастасия
Он вдруг понял.
Да быть не может.
(Язепс Старков выудил что-то из альтернативы Майи, какую-то идею, что-то исключительное и ценное. Тогда, узнав о Шпицбергене и внезапной смене курса в бизнесе, Марк подумал – и Бубен тоже подумал так, – что речь об оружии. Старков нашел какой-то способ обойти табу палов, придумал новый тип вооружения, не нарушающий альтернативного равновесия… которого, как мы теперь знаем, вовсе даже и нет, но он-то не знал.)
Марк застыл на месте. Втянул щупальца.
Все это время он, естественно, думал, что находится в инфосфере. Слова паладина о захвате внимания. Так гипнотизируют, так работают в тех школах духовного развития, где все завязано на самоанализе – подцепляют внимание субъекта и уводят его в информационное поле. Самоаналитики в толщу не лезут – не умеют – держатся у самой поверхности. А вот за тем беднягой из «КандиМолла» Йораму… блин, не-Йораму пришлось забраться подальше: наверняка его вытаскивали именно так.
(Так ли это, неизвестно, но, раз Старков подцепил что-то у Майи, то и она наверняка что-то подхватила от него. Необходимо еще раз с ней повидаться. Она могла не понять, что произошло. Она может думать, что ей это приснилось, привиделось, что у нее галлюцинации, мозговая опухоль, психоз. Она должна вспомнить тот случай – уж наверное, можно и запомнить момент, когда у тебя в голове впервые проклюнулась чуждая идея. У тебя в голове.)
Марк глубоко вдохнул. Голова почти кружилась – наверное, там, снаружи, его уже подташнивает от голода. Еще бы он тут мог сосредоточиться.
Но ему и не нужно сосредотачиваться.
Ему нужно только…
(Нет, погоди, еще минутку: почти наверняка эта идея и есть мотив. То, что Старков выцепил у Майи, его и убило. Его застрелили в каком-то смысле все-таки из-за наследства: информационного наследства. Кто-то прознал о том, что Старков наткнулся на информационную золотую жилу, нашел свое инфорадо, свой инфограаль.)
Нужно. Только.
(…сейчас-сейчас… нет, огнестрел – пока непонятно… короче, найди того, кто узнал, и найдешь того, кто убил: информация драгоценна, а ради драгоценностей…)
Марк открыл глаза.
Он (само же собой) по-прежнему сидел в припаркованной под землей «текле». Место водителя снова занимал Китин. На торпеде стояла небольшая картонная коробка – раньше ее не было.
Марк медленно выдохнул. Повернул голову, поймал взгляд Китина в зеркале заднего вида. Указал глазами на коробку и вопросительно поднял бровь.
– Не спрашивайте. – Олег Иванович пожал плечами, взял коробку и протянул Марку. – Он попросил купить и отдать вам.
Взяв картонку одной рукой, Марк аккуратно открыл крышку.
Изнутри ему весело подмигнули два ярких, обсыпанных сахаром пончика. Малиновый и шоколадный.
На малиновом тонкой струйкой сахарной глазури было выведено: «МОЛОДЕЦ!»
Майя с Оскаром стоят друг напротив друга. Ни один, похоже, не знает, что делать.
Со стороны краснокирпичного здания начинают слышаться какие-то выкрики и пальба.
Самое простое решение – пристрелить Майю, и Оскар явно склоняется к нему. Однако Майя зачем-то была нужна даймё, а раз так – стало быть, у нее может быть какая-то объективная ценность. Достаточная ли, чтобы с ней возиться? Не слишком ли это будет напряжно? У него – вот прямо сейчас – есть и другие дела.
Все эти мысли Майя читает по нему, буквально слышит их у себя в ушах, словно они рождаются в ее собственной голове.
– У меня есть ключ, – выпаливает она (какой еще ключ?!), потом вспоминает ставку Давида в неудачном торге с даймё и алчную реакцию на нее Оскара и торопливо продолжает: – База данных. Она может очень дорого стоить. Доступ к людям, готовым… оказывать услуги. К прозрачным. Я из полиции.
– Да знаю, – отмахивается Оскар, бросая нетерпеливый взгляд через плечо. – Давай сюда свой ключ.
Майе удается выжать из себя уверенную улыбку, почти нахальную.
– Ключ – это код доступа. База – в сети. Я со смартфона тебе путь показывать буду, что ли, а ты типа запомнишь? Нужен не просто комп, а серверная станция IMX-241 (модель Майиного тостера, которая красуется у него на боку и за тысячу завтраков выгравировалась в памяти). И нужен Давид, потому что вторая половина ключа у него. Так с самого начала было задумано, для безопасности, – на всякий случай прибавляет Майя, пытаясь по физиономии Оскара оценить, насколько он вообще усваивает то, что она говорит.
Судя по поведению объекта, усвояемость составляет где-то процентов тридцать. Оскару очевидно не терпится влиться в гущу событий в краснокирпичном здании. В результате он раздраженно дергает стволом:
– Ладно, давай, пошла внутрь.
Теперь у Майи есть примерно пятнадцать шагов на то, чтобы сгенерировать следующую порцию ахинеи. Причем такой, чтобы в случае чего она убедила не только Оскара, но и других. Если кому-то внутри вообще до разговоров, потому что звуки оттуда доносятся такие, словно в бывшей штаб-квартире христианских благотворителей разразилась небольшая Варфоломеевская ночь.
Они входят в боковую дверь – Майя, естественно, впереди, – и шагают по коридору. Внутри наступило короткое затишье: лишь откуда-то с верхних этажей слышатся два одиночных выстрела. Майя ежится, а Оскару становится еще больше невтерпеж, и он командует:
– Быстро. Вниз.
Внутренняя архитектура здания непостижима: в конце галереи, которую весьма украшают высокие островерхие окошки, – действительно лестница, и она действительно ведет вниз, и только вниз. Майя догадывается, что Оскар задумал снова запереть ее в подполе с Давидом, чтобы вернуться к теме ключей и баз данных потом, когда решены будут насущные вопросы. Ее это устраивает.
Оказавшись на цокольном этаже, они почти доходят до знакомой Майе двери, но тут в противоположном конце тускло освещенного коридора, со стороны второй лестницы, появляется фигура. Вскинув оружие, Оскар – к его чести – а вернее, чтобы не мешалась, – свободной рукой отпихивает Майю к стене.
– Оскар? Слушай, брат, тут полная…
Оскар стреляет три раза подряд. Майя пригибается так низко, как может. В этом коридоре очень уместно смотрелись бы рыцарские доспехи и треноги-жаровни, но их нет, и укрыться решительно негде. Ответный огонь заставляет Майю сжаться ежом. На нее опять накатывает дурнота, и картинка перед глазами плывет. Оскар издает приглушенный звук и дает очередь. Потом припадает на колено.
В дальнем конце коридора тихо. Майя отваживается приподнять голову. Судя по всему, человек лежит – по крайней мере, в просвете никого не видно. Повернувшись, она видит, что Оскар переложил ствол в левую руку и зажимает бок где-то на уровне подреберья. Печень? Еще одно бордовое пятно красуется под ключицей. Толстовка со спортивным мячом безнадежно испорчена.
Нога Оскара подкашивается, он оседает на пол и приваливается к стене.
Майя стискивает зубы. Как же так, Оскар? Исключительно слабое выступление. Можно сказать, бесславное.
Не распрямляясь во весь рост, она подбирается к нему и начинает ощупывать большое обмякшее тело.
Рука Оскара со стволом дергается, но Майя не отрывается от своего занятия. Сверху слышится какой-то глухой и гулкий грохот, будто одна сторона заперлась где-то, и вторая, осаждающая, вознамерилась пробить разделяющую их стену.
– Слышь, ты… Позови…
Смысл этой фразы так навсегда и остается для Майи тайной. Подмогу? Священника? Оскар явно забыл, что она никого здесь не знает. Но ему теперь простительно: бросив на него быстрый взгляд, Майя видит, что бритая голова запрокинулась, а глаза закатились. Не факт, что Оскар уже мертв, но ей в любом случае не до тонкостей.
Она продолжает шарить, уже под толстовкой, потом в карманах джинсов, и наконец находит – слава богу, не в заднем, этого борова она ни за что бы не перекатила.
С ключом в руках Майя бросается к двери, быстро отпирает, приоткрывает на крошечную щель и сдавленно кричит внутрь: «Это я, Майя!»
Проходит секунда, а потом дверь распахивается – на этот раз внутри темно, и Майя чувствует, как в ее плечи вцепляются и стискивают до боли, а потом Давид находит ее лицо, и она закидывает руку ему на затылок, притягивает его голову, всем телом льнет к его телу. Потом обхватывает его талию ногами – она ведь маленькая, очень легкая – прямо за дверью умирает либо уже умер Оскар, а этажом выше, кажется, идет война, но Майе все равно – одной рукой держась за шею Давида, другую она просовывает под куртку, задирает футболку и ведет ладонью по гладкой горячей коже. Давид подхватывает ее под попу, ногой захлопывает дверь и несет вглубь комнаты, вздрагивает, когда под пальцы Майе попадается сосок, разворачивается вместе с ней и вжимает ее спиной в стену, и Майя издает негромкий стон и понимает, что всего этого не происходит.