Аластер Рейнольдс - Обреченный мир
– Не могу не согласиться. Однако, боюсь, такого препарата нет.
– Скоро появится. Над ним я здесь и работаю. Цель близка, доктор, завораживающе близка!
Кильон заметил, что в клетку тянется тонкая прозрачная трубка. Через металлическую грудную клетку борга она проникала в блестящую массу органов, поддерживающих жизнь полуорганического существа. Нечто бледное, водянистое поступало по трубке в стеклянную реторту и капало в фильтрующее устройство.
– Да вы их доите!
– Вроде того. Они выделяют секрет, я очищаю его и делаю анализы. Сейчас я на шестнадцатом тестовом образце под названием «сыворотка-шестнадцать». Получение полезного препарата – работа долгая, кропотливая. Боргам не хватает ума разработать молекулярную формулу состава, который нужно синтезировать, поэтому мы идем дорогой проб и ошибок, отсеивания и комбинирования. – Рикассо почесал седой затылок. – Тут нужно терпение и чтобы борги не кончались.
– И они… сотрудничают с вами?
– У них нет выбора. Если отказываются, я убиваю их, расчленяю и скармливаю другим боргам. Биомеханический каннибализм их не смущает.
– И все-таки…
– У боргов отлично развит инстинкт самосохранения. Им очень не хочется умирать. Я поддерживаю им жизнь, они вырабатывают мне препарат. Соглашение весьма разумное. Есть у них тайные мечты захватить корабль, надежды собрать полноценного борга из моих расчлененных пленников. Разумеется, мечтам этим сбыться не суждено.
Кильон поспешно отошел от клеток.
– А как вы тестируете препарат?
– В основном на крысах и на зебровых амадинах, хотя подойдет любой обладатель более-менее развитой нервной системы. Я о настоящих крысах, доктор, а не о жителях наземных поселений. Разумеется, подопытные должны быть из другой зоны, иначе они изначально слишком адаптированы и особой пользы не принесут. Одну контрольную группу я держу на обычных антизональных, второй вообще лекарств не даю, а на третьей испытываю сыворотку.
– И что?
– Результаты… Скажем так, вдохновляют. Да, есть еще над чем работать, но в успехе проекта я не сомневаюсь. Я надеюсь через двенадцать месяцев испытать сыворотку на людях, а через год – начать массовый выпуск и распространение готового продукта. Мне, конечно, понадобится больше боргов, но проблема вполне решаемая. Не зависящий от антизональных Рой сможет попасть куда угодно.
– Я готов вам помочь, – предложил Кильон. – Испытание образцов – дело наверняка хлопотное, и еще одна пара рук вам пригодится.
– Доктор, мы едва знакомы.
– Вы знакомы со мной достаточно, чтобы показывать лабораторию. Я хочу лишь немного облегчить ваше бремя. Медицине учить меня не придется.
– Да ты прямо рвешься!
– Конечно рвусь. Такие опыты помогут всей планете, а не только Рою.
– Согласен. В то же время для меня важна осторожность и строгий контроль. Такой препарат не только лекарство, но и оружие. Если до него доберутся черепа, их ничто не остановит.
– Может, они уже и черепами не будут, если получат доступ к препаратам, не превращающим их в полубезумных психов-убийц.
– Ты дал бы добро на такой эксперимент, а, доктор? – Судя по тону, ответа Рикассо не ждал. – Нет, сыворотку придется распространять с большой осторожностью. Это же степной пожар в химическом эквиваленте. Точнее, будет, когда я доберусь до производственной партии.
– Что случилось с предыдущими образцами?
– Просто не удались, – ответил Рикассо. – Не беспокойся о них.
Глава 16
Издали топливное хранилище напоминало унылое скопление ржавеющих стыковочных башен. На вид – настоящие небоскребы, с которых содрали стекло, хром и облицовку, оставив лишь железный скелет арматуры. Небоскребы возвышались над серой, истерзанной непогодой, усеянной валунами степью, практически лишенной растительности. Лишь несколько холмов поднималось из низин и прятало башни от далеких наблюдателей. Часть башен рухнула на невысокие здания и резервуары-накопители, часть кренилась так опасно, что подлетать к ним казалось полным безумием. Впрочем, капитанов-ройщиков это не остановило. Один за другим к хранилищу приближались тяжелые танкеры, двигатели гудели, сражаясь с ветром, пока корабли не состыковались с башнями. Для фиксации корабля в благоприятных условиях хватает проволочного троса. Здесь же башни страшно гнулись и качались под меняющимся весом, крепления отлетали, балки отскакивали, как ловко сброшенные карты. Техники сползли по стремянкам на землю к насосам и вентилям. Часть колонок проверили еще в прилет Аграфа, но большей частью не пользовались годами – они покрылись толстым слоем ржавчины и обледенели. Застучали молоты, завыли горелки – техники пытались реанимировать окаменевшие устройства. Топливо наконец потекло, но удручающе медленно, древние насосы едва поднимали его на танкеры. Корабли поменьше подлетели бы еще ближе, протиснувшись между башнями, но большим танкерам такое не под силу. Даже сейчас никто не знал ни сколько топлива осталось в накопителях, ни какая его часть безнадежно загрязнена. Не вызывало сомнений одно: в ближайшие несколько дней Рой никуда не летит. Эскорт все это время не дремал – корабли, годные к полету, патрулировали хранилище по периметру, высматривая на горизонте вражеский флот. Топливное хранилище – настоящий водопой, а водопои притягивают не только измученных жаждой, но и голодных.
Понятно, что в Рое царила нервозность. «Репейницу» еще не отремонтировали, и в патрулировании она не участвовала. Это и раздражало Куртану вместе с тем, что другим кораблем ей в этот период командовать не позволили. При каждой встрече Кильон чувствовал, что она устала ждать и злится. Аграф тоже временно оказался не у дел, то есть на борту «Переливницы ивовой»: в ремонте нуждался и его корабль. Куртане не терпелось вырваться из суеты Роя и снова взмыть в чистое небо, где ее слово – закон. Едва выдавалась свободная минута, она украдкой посматривала в ближайший иллюминатор, словно оценивая погодные условия.
Они оба нравились Кильону. Категоричный Аграф слепо верил в правоту ройских принципов, но ни крупицы враждебности по отношении к себе Кильон не чувствовал. Аграф недолюбливал клиношников, но, предрассудкам вопреки, исключения делал. В отсутствие Куртаны, Рикассо и Гамбезона он с удовольствием читал Кильону лекции на самые разные темы – от природы ночного свечения облаков на большой высоте до аэрокартографии и устройства навигационного гироскопа.
– Я хороший капитан, – однажды заявил он Кильону, – а Куртана еще лучше. Так есть, и так будет всегда. Я не расписываюсь в бесталанности. Просто она Куртана, а остальные – нет. На свете одна Богоматерь и только одна Куртана. Остальные – так, мелкие кочки. Не то чтобы я возносил ее на пьедестал, но… – Аграф улыбнулся.
– Дело в таланте или ее отец так хорошо научил?
– Поди разберись. Суть в том, что, когда за штурвалом Куртана, корабль слушается почти беспрекословно. Однажды ее вел я, в смысле «Репейницу», так она всю дорогу брыкалась. Нет, в итоге я ее приструнил, но больше грубой силой, чем умением. Потом Куртана сменила меня и успокоила корабль, словно норовистую лошадь. Тогда я понял: мне с ней в жизни не сравниться, – проговорил Аграф чуть ли не с облегчением, как человек, который не просто отказался от недостижимой цели, но осознал: ничего унизительного в этом нет.
– Я уверен: вздумай Куртана командовать вашим кораблем, ей тоже придется несладко, – сказал Кильон, желая утешить Аграфа.
– Об этом и речь. Я видел ее за штурвалом «Хохлатки ольховой», моего корабля. «Хохлатка» у меня не подарок, характер будь здоров. Куртана приструнила ее играючи, взяла и полетела. С управлением справилась хуже моего, но чуть-чуть. Она рождена летать, доктор. Рождена для небес, как ты сам. – Аграф покачал головой, удивленный и восхищенный. – Нам очень повезло с Куртаной. Очень повезло просто оказаться ее современниками.
– Не обидно проводить столько времени в разлуке?
– Мы потом наверстываем, – ответил Аграф и замялся.
Чувствовалось, капитан хочет что-то спросить, но не решается. Они стояли на балконе и наблюдали за выкачкой топлива с расстояния, которое казалось Кильону то достаточно безопасным, то рискованно близким. Задымленный воздух как будто ждал малейшей искры, ошибки, оплошности.
– А как насчет тебя, доктор? Был у тебя кто-нибудь на Клинке? – наконец спросил Аграф.
– Был когда-то.
– Не знал, что ангелы заводят любовников и что у вас вообще есть пол.
– Это непростой вопрос.
– Так я и думал.
– Пол у ангелов есть – мужской, женский и другие тоже. И органы размножения есть, выглядим мы по-разному – по крайней мере, для нас самих. Впрочем, различия столь невелики, что доктор из другой зоны способен их пропустить. Главное для нас… обтекаемость. Остальное додумайте сами.
Аграф неуверенно улыбнулся:
