Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение
Книга II
Элинор
Пролог
Снова увидев «Клен-2», войдя в помещения станции, видя и осязая привычную обстановку, окружавшую его с детства, Локки решил: больше в тот ужасный мир нога его не ступит. Кровавый кошмар, из которого он только что вырвался, неотступно преследовал его. Но, едва только эта мысль оформилась в его сознании, сразу же возник вопрос — а что же тогда делать?
Он уже не был семнадцатилетним юношей, переполненным одновременно отчаянием и надеждой, страхом и честолюбивыми мечтами. Сейчас ему было уже около сорока лет, он уже испытал и вкус побед, и тяжесть власти, и бессилие перед течением событий. Сидеть на станции, дожидаясь старости и смерти? Попробовать вывести «Клен» в космос и отправиться… — куда? Зачем? Однако и возвращаться в Империю, или в какой-либо подобный мир, после всей горечи утрат, у него не было душевных сил.
Впрочем, выход имелся, что называется, под рукой. Анабиоз! Но и эта мысль, едва мелькнув, тут же растаяла облачком, оставив горьковатый привкус несбыточной мечты. Ну, положим, пролежит он 10–15 лет в анабиозной ванне. При тщательной подготовке можно растянуть срок и до двадцати лет. А если сделать перерыв, процедуру можно повторить. Толку-то? Это будет все тот же мир. Даже сто или двести лет принципиально ничего не изменят.
И тут Локки вспомнил разработку одного из своих товарищей-ровесников, Сатоши Раджива Ставского, которую тот закончил буквально накануне своей трагической гибели вместе со всем остальным дублирующим молодежным экипажем. Поистине гениальный математик, тот сумел составить расчеты режимов записи генетического стандарта и последующей резонансной генетической компенсации, не затрагивающие клетки головного мозга.
Метод резонансной генетической компенсации был разработан на Земле незадолго до старта «Клёна-2». Замысел его был достаточно прост: произвести запись генетического стандарта (или полную запись генотипа) конкретного человека (то есть фактически всех типов клеток его организма), а затем, при необходимости, проводить коррекцию процесса деления клеток, компенсируя накопившиеся со временем сбои и нарушения. В принципе обновление клеток в соответствии с генетическим стандартом и возврат к исходному, не разбалансированному генотипу организма можно было проводить сколько угодно. С легкой руки кого-то из журналистов даже пошло гулять выражение «машина бессмертия».
Однако все было далеко не так просто, как представлялось на неискушенный взгляд. Самая сложная проблема состояла в том, что процедура резонансной генетической компенсации запускала и процесс обновления клеток головного мозга. Что будет происходить при обновлении клеток коры? Сохранятся ли знания, навыки, все то, что составляет личность человека? Опыты на высших животных внушали тревогу: после резонансной генетической компенсации фиксировалась потеря по крайней мере некоторых приобретенных данной особью условных рефлексов (а вместе с этим — та или иная степень патологического разрастания массы клеток головного мозга). А что же будет с гораздо более высокоорганизованным человеческим мозгом?
Расчеты Ставского позволяли во-первых, избирательно исключать из записи генетического стандарта различные группы клеток, во-вторых, избирательно подавлять деление клеток, возникающее под воздействием механизма резонансной компенсации, что делало возможным оставить клетки головного мозга вне этого процесса.
Поскольку Локки Мартинес Айюб-Хан обладал достаточно скромными познаниями и практическими навыками в биологии, для него непросто было даже провести самостоятельную подготовку к процедуре длительного анабиоза в условиях, когда за состоянием погруженного в сон организма будет обеспечиваться лишь автоматический контроль. Еще сложнее было разобраться с изготовлением и наладкой аппаратуры для генетической резонансной компенсации, да еще с добавлением тех новаций, которые вытекали из разработок Ставского. Однако уже через полгода он смог провести серию опытов на небольших грызунах, водившихся на острове. Опыты раз за разом оканчивались неудачами. Прошло полных два сезона, когда, наконец, у очередной партии грызунов не было отмечено ни патологических изменений мозга, ни потери результатов проведенной дрессировки. И тогда он рискнул поставить опыт на себе…
Когда все проверки — начиная от аппаратного контроля мозга, биохимических анализов и кончая психологическими тестами — показали полную идентичность результатов с контрольными данными, зафиксированными до опыта, у Локки как будто гора свалилась с плеч. Тем более, что его организм теперь был максимально приближен к генетическому стандарту, который Ставский в свое время, когда занимался своими разработками, снял у всех членов экипажа. Физически Локки возвращался к своим 17 годам. Можно было приступать.
Первый срок пребывания в анабиозе Локки установил себе в 20 лет. Через аппаратуру биохимического контроля он подключил подачу малых доз питательных веществ из комплекса органического синтеза прямо в кровь.
Автоматика пробуждения сработала точно в срок. Комплекс исследований показал в общем удовлетворительное состояние организма. Локки рискнул следующий срок установить в 25 лет. На этот раз и субъективное самочувствие, и данные исследований свидетельствовали о довольно заметном истощении организма. Пришлось, наряду с процедурой генетической резонансной компенсации, пройти через длительный восстановительный период: двигательная активность, нарастающие физические нагрузки, питание натуральной пищей…
Анабиоз — контроль — восстановление — настройка аппаратуры — и снова анабиоз… Цикл тянулся за циклом. Через каждые два периода анабиоза — генетическая резонансная компенсация. Десятилетия складывались в столетия. Локки установил себе цель — продержаться не менее 1500 лет (или около 65–70 циклов по двадцать лет плюс интервалы между ними) и вернуться в общество Терры не ранее, чем в индустриальную эпоху.
Но вот однажды автоматы пробуждения сработали раньше заданного срока, хотя и безотказно.
Когда Локки вновь стал ощущать себя, обрел зрение, слух и все прочие чувства, первое, на что он обратил внимание, это время, прошедшее с момента начала цикла анабиоза — всего семь лет!
Второе, на что Локки обратил внимание, это мощные толчки, сотрясавшие станцию.
— «Землетрясение!» — сообразил он.
Красные огоньки на приборных панелях весело перемигивались, их поддерживали мелодичные звуковые сигналы, а на экранах вспыхивали красиво расцвеченные сообщения, говорившие, что пробуждение аварийное, что надо немедленно покинуть станцию, поскольку работа главной энергетической установки нарушена, что попытки вывести ее из активного состояния не достигают цели, ибо система управления установкой дает сбои.
