Эдгар Берроуз - Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса (сборник)
Маленький инкубатор по просьбе принцессы перенесли в сад с крыши дворца, и она тоскливо смотрела на неведомую жизнь крохотного существа, появления которого на свет уже не суждено было увидеть.
Когда дышать стало по-настоящему трудно, Тардос Морс поднялся и заговорил:
– Давайте попрощаемся друг с другом. Дни величия Барсума миновали. Завтра солнце глянет на мертвый мир, который теперь вечно будет вращаться в небесах пустым и лишенным воспоминаний. Это конец.
Он наклонился и поцеловал женщин своей семьи, поочередно положил тяжелую ладонь на плечи мужчин.
Я с грустью отвел от него взгляд и посмотрел на Дею Торис. Ее голова упала на грудь, принцесса казалась безжизненной. Я с криком бросился к ней и подхватил на руки.
Глаза ее открылись, она взглянула на меня.
– Поцелуй меня, Джон Картер, – чуть слышно произнесла она. – Я люблю тебя! Я люблю тебя! Как жестоко, что мы должны расстаться тогда, когда начали жизнь, полную любви и счастья.
Я прижался губами к ее драгоценным губам, и старое чувство с непобедимой силой вспыхнуло во мне. Боевая виргинская кровь вдруг забурлила в моих венах.
– Этого не будет, моя принцесса! – воскликнул я. – Должен, должен быть путь спасения, и Джон Картер, который пробился сквозь чуждый мир ради любви к тебе, найдет его!
При этих словах в моем уме вдруг забрезжили девять давно забытых звуков. Как вспышка молнии в темноте, их смысл и значение проявились передо мной… это был ключ к трем гигантским дверям атмосферной фабрики!
Резко повернувшись к Тардосу Морсу и все так же прижимая к груди свою умирающую любовь, я закричал:
– Мне нужен челнок, джеддак! Скорее! Прикажи своему самому быстрому судну сесть на крышу дворца! Я еще могу спасти Барсум!
Джеддак не стал тратить времени на вопросы, он тут же отправил гонца в доки, и, хотя воздух был уже недостаточно плотным, на крышу сумели посадить быстрейшее одноместное суденышко – разведывательную машину, лучшую из всех, что создавались на Барсуме.
Я раз десять поцеловал Дею Торис и приказал Вуле, который собрался бежать за мной, остаться и охранять ее, а затем запрыгнул с прежней энергией и силой на высокую крышу дворца и скоро уже мчался туда, где могли сбыться надежды всего Барсума.
Мне пришлось лететь довольно низко из-за недостатка воздуха, но я держал прямой курс над ровным дном древнего моря, так что незачем было подниматься высоко.
Я несся с ужасающей скоростью, соревнуясь с самой смертью. Перед моим внутренним взором не исчезал образ Деи Торис. Оглянувшись в последний раз на дворцовый сад, я увидел, как она с трудом подошла к маленькому инкубатору и опустилась на землю рядом с ним. И если поступление воздуха в атмосферу не возобновится, она так и умрет там, это я прекрасно знал и потому, желая увеличить скорость аппарата, сбросил за борт все, кроме компаса, даже свои украшения. Я летел, лежа ничком на палубе, одной рукой держась за рулевое колесо, а другой – за рычаг скорости, и мой челнок разрезал скудный воздух Марса, будто метеор.
За час до наступления темноты передо мной внезапно выросли гигантские стены атмосферной фабрики, и моя машина с сильным ударом приземлилась перед маленькой дверью, за которой теплилась искра надежды – надежды на жизнь для обитателей всей планеты.
У двери группа барсумиан пыталась пробить стену, но они успели лишь едва поцарапать ее поверхность, а теперь большинство из них и вовсе заснули последним сном, от которого уже ничто не могло их пробудить.
Здесь состояние воздуха было даже хуже, чем в Гелиуме, дышалось с трудом. Но некоторые марсиане еще оставались в сознании, и с одним из них я заговорил.
– Если я открою двери, найдется ли тот, кто сумеет запустить моторы? – спросил я.
– Я могу, – ответил тот, – если ты быстро справишься. Я едва ли продержусь долго. И думаю, все бесполезно, оба хранителя мертвы, а кроме них, никто на Барсуме не знает секрета этих ужасных замков. Мы тут три дня бились у входа, и все тщетно, так ничего и не разгадали.
Времени на разговоры не оставалось, я быстро слабел, так что мне нелегко было сконцентрироваться на своих мыслях.
И все же, утомленно опустившись на колени, я сделал последнее усилие и послал девять мысленных волн в грозную цитадель напротив. Марсиане столпились рядом в мертвом молчании и не отрывали взглядов от плоскости двери.
Она медленно сдвинулась. Я попытался встать и войти внутрь, но уже не мог преодолеть слабости.
– Идите вперед, – простонал я, – и, если доберетесь до зала с насосами, включите все сразу. Это единственный шанс для барсумиан встретить живыми завтрашний день.
Не вставая с места, я открыл вторую дверь, потом третью и увидел, как тот, в ком сейчас сосредоточились надежды Барсума, ползет вперед на четвереньках… А потом я потерял сознание.
XXVIII
В аризонской пещере
Было совсем темно, когда я снова открыл глаза. Что-то странное и давящее окутывало меня; оно затрещало и рассыпалось, как только я приподнялся и сел.
На ощупь я убедился, что одет с головы до ног, а ведь когда сознание покинуло меня перед входом на атмосферную фабрику, на мне точно ничего не было.
Впереди через небольшое отверстие с неровными краями виднелся клочок освещенного луной неба.
Когда мои ладони скользнули вниз, обнаружились карманы и в одном из них – маленький коробок со спичками, завернутыми в промасленную бумагу. Одну я зажег и в ее слабом свете увидел нечто похожее на огромную пещеру, в глубине которой маячила странная неподвижная фигура, согнувшаяся на крошечной скамейке. Я подошел поближе. Это была мумия маленькой старухи с длинными черными волосами, склоненной над небольшой угольной жаровней. На ней стоял круглый медный котел, в котором еще сохранилось немного зеленоватого порошка.
Позади мумии на пересохших ремнях из сыромятной кожи висели человеческие скелеты. Другие ремни тянулись от них к мертвой руке маленькой женщины; когда я коснулся одного из ремней, скелеты пришли в движение и зашуршали, как сухие листья.
Это было абсурдное и ужасное зрелище, и я поспешил выбраться из мрачного логова на свежий воздух.
Перед выходом из пещеры тянулся узкий выступ, я шагнул туда, и то, что открылось моему взору, заставило меня оцепенеть.
Я увидел другое небо и другой пейзаж. Серебристые горы высились вдали, неподвижная луна висела в небе, долина внизу, утыканная кактусами, не была марсианской равниной. Я едва верил собственным глазам, но истина сама прорвалась в мой ум: я смотрел на Аризону с того же самого скального карниза, с которого десять лет назад любовался Марсом.
Схватившись за голову, я повернулся, разбитый и охваченный горем, к тропе, что уводила от пещеры.
