Рэй Брэдбери - Конвектор Тойнби
— Нет, не надо! — остановила она. — Здесь кошкам вольготнее. И Мод, и Модлин останутся со мной.
— Но ведь… — начал он.
— Нет, — отрезала она.
Снова наступила пауза. У него понуро опустились плечи.
— Черт побери, — вполголоса сказал он. — На кой мне эти книги? Оставь себе.
— А через пару дней ты передумаешь и приедешь за своей долей.
— Мне они не нужны, — бросил он. — Мне нужно совсем другое.
— В том-то и ужас, — сказала она, не двигаясь. — Я все понимаю, но изменить ничего нельзя.
— Да, видимо, так. Сейчас вернусь. Надо сходить за коробками. — Открыв дверь, он еще раз недоверчиво оглядел новый замок. Достал из кармана старый ключ и положил на столик в прихожей. — Это можно выбросить.
— Конечно, — подтвердила она, но так тихо, что он не расслышал.
— Я постучу, — сказал он и обернулся с порога. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что все это время мы старательно обходили главный вопрос.
— Какой?
Он заколебался, переступил с ноги на ногу и выговорил:
— С кем останутся дети?
Она не успела ответить — за ним уже закрылась дверь.
Приезжайте вместе с Констанс!
Come, and Bring Constance! 1988 год
Переводчик: Е. Петрова
В субботу за завтраком жена положила на стол почту. Как всегда, целую кипу.
— Мы с тобой внесены во все реестры города и окрестностей, — сказал он. — Я понимаю, счета — неизбежное зло. Но эти бессмысленные вернисажи и премьеры, эти выгодные предложения, от которых никакой выгоды, эти…
— Что еще за Констанс? — перебила жена.
— Кто-кто? — опешил он.
— Констанс, — повторила жена.
И летнее утро тут же сменилось ноябрьским холодком.
Она протянула ему письмо из Лейк-Эрроухеда, от эзотерической компании, известной ему по опыту прошлых лет: его приглашали посетить курс лекций на темы голосов Вселенной, телепатии, экстрасенсорных техник и дзен-буддизма. Под текстом стояла неразборчивая подпись, что-то вроде «Джуйфл Кикрк». Как будто печатали в темноте, тыча пальцем куда попало, а потом не удосужились проверить.
Внизу была приписка: «Приезжайте вместе с Констанс!»
— Ну? — спросила жена, старательнее обычного намазывая маслом подсушенный хлеб.
— Впервые слышу.
— Неужели?
— Знать не знаю никакой Констанс.
— Правда?
— Клянусь честью матери воина-индейца.
— Индейцы — ослы, воины — козлы, а твоя мать была доступной женщиной, — сказала жена.
— Никакой Констанс, — он швырнул письмо в мусорную корзину, — не было и в помине, нет и не будет.
— В таком случае, — с логикой обвинителя произнесла жена, словно облокотившись на барьер перед свидетелем, — по-че-му, — выговорила она по слогам, — это имя, — изрекла она и закончила: — Упомянуто в письме?
— А собаки готовы? — спросил он.
— Какие еще собаки?
— Которых ты собираешься на меня спустить.
Между тем его мысли заметались.
В задумчивости глядя на него, жена вторично мазала маслом один и тот же тост. Констанс, лихорадочно соображал он.
Была у меня знакомая Алисия, была Марго, знал одну Луизу, где-то — дело прошлое — повстречал даже Эллисон. Но чтобы…
Констанс?
Нет. Ни в опере. Ни в гостях.
Через пять минут он позвонил в Лейк-Эрроухед.
— Где у вас этот кретин? — брякнул он, не подумав.
— Мистер Джунофф? Соединяю, — ответил женский голос, как будто в таком именовании не было ничего особенного.
— Мою жену зовут не Констанс, — сказал муж.
— С чем вас и поздравляю. А вы, собственно, кто?
— Прошу прощения. — Муж представился. — Слушайте, если я четыре года назад в минуту слабости позволил вам капать мне на мозги, это еще не дает вам права присылать мне приглашение на ваши литературные игрища. Тем более что в конце вы добавили: «Приезжайте вместе с Констанс». Но мою жену зовут сосем не так.
Трубка умолкла. Через некоторое время психоаналитик со вздохом переспросил:
— Вы не ошибаетесь?
— Мы женаты двадцать лет. Надо думать, не ошибаюсь.
— По-видимому, я случайно…
— Нет, не случайно. Мою любовницу — когда у меня была любовница, в чем я порой сомневаюсь, — звали Дебора.
— Чертовщина какая-то, — сказал Джунофф.
— Вот именно. Нет, я не ошибаюсь. А вот вы наломали дров.
Трубку положили рядом с телефоном и тут же взяли снова. Создалось впечатление, будто собеседник налил в стакан убойную дозу и для отвода глаз изображает беззаботность.
— Я могу отправить письмо на имя Констанс…
— Какая еще Констанс? У меня есть только жена. И зовут ее… — он запнулся.
— Что с вами?
Муж закрыл глаза:
— Постойте. Аннетта. Нет, это ее мамаша. Анна. Да, точно. Отправьте письмо на имя Анны.
— И что ей написать?
— Извинитесь, что приплели эту Констанс. Вы меня поставили в идиотское положение. Теперь жена считает, что у меня была другая женщина.
— Констанс и в самом деле так думает?
— Аннетта. То есть Анна. Анна! Вам же ясно сказано…
— …что никакой Констанс нет и в помине, я понял. Одну минутку.
В трубке опять послышался звук льющейся жидкости.
— Вы там пьете джин или разговариваете со мной?
— Как вы догадались, что это джин?
— Вы его встряхиваете, а не размешиваете.
— Ага. Понятно. Так что, писать ей письмо или как?
— Да какой от этого прок? Жена решит, что вы хотите прикрыть мою задницу.
— Так ведь и в самом деле…
— С женами такие номера не проходят!
На другом конце провода, в загородном доме у озера, опять повисло долгое молчание.
— Ну? — поторопил муж.
— Я жду.
— Чего, скажите на милость?
— Жду ваших распоряжений.
— Вы же психолог, вы специалист, консультант, ваше дело — промывать запорошенные мозги, вы же ходите в мягких тапочках — вот и придумайте что-нибудь!
— Одну минутку, — ответили из Лейк-Эрроухеда.
Там не то щелкнули пальцами, не то бросили в стакан еще кусочек льда.
— Есть! — воскликнул психоаналитик. — Кажется, придумал. Да, вот оно! Придумал. Ай да я, ну и голова! А вы там из штанов выпрыгиваете!
— Не имею такой привычки, черт бы вас побрал!
— Внимание! Сейчас будем поднимать «Титаник»!
Крак.
Там опять щелкнули пальцами или раскололи кусок льда, а может, положили трубку.
— Джунофф!
Но он как сквозь землю провалился.
Муж и жена выясняли отношения все утро, за ланчем перешли на повышенные тона, за кофе — на крик, часа в два перенесли ссору к бассейну, в четыре прилегли вздремнуть, проснулись со свежими силами в половине пятого, выпили по коктейлю, а без пяти пять услышали настойчивый звонок в дверь. Оба проглотили языки: она — в праведном гневе, он — в нарастающей ярости от вынужденных оправданий.