Рэй Брэдбери - Конвектор Тойнби
Он устроился поудобнее. И только теперь открыл глаза.
Стоя в дверях, Джонатан Хьюз спросил:
— Больше не будешь лить слезы?
— Нет. Больше не буду.
На кухне позвякивали тарелки. Молодая жена мыла посуду, мурлыча какую-то песенку. Мужчины повернули головы в сторону кухни.
— Стало быть, — заговорил Джонатан Хьюз, — скоро я возненавижу ее? А потом убью?
— Трудно поверить, правда? Я не сводил с нее взгляда битый час и не нашел ни единой зацепки — ни одной точки, черточки или закавыки, ни малейшего пятна или изъяна, ни тени небрежности. Ты тоже оставался у меня в поле зрения — надо же было проверить, нет ли вины на тебе, то есть на нас обоих.
— Ну, и?.. — Молодой Хьюз разлил по рюмкам херес.
— Пьешь многовато, а так все ничего. Теперь слушай.
Хьюз опустил рюмку, даже не пригубив спиртное.
— Что еще?
— Полагаю, нужно дать тебе памятку, чтобы ты ее держал при себе и сверялся с нею каждый божий день. Наставления старого рыдвана для молодого болвана.
— Говори, я запомню.
— Ты уверен? Надолго ли? На месяц, на год, а потом это забудется, как и все на свете. Жизнь тебя закрутит. Мало-помалу будешь превращаться… в меня. А она тоже будет меняться, и в конце концов для нее не останется места в этом мире. Непременно говори ей о любви.
— Хорошо, буду говорить каждый день.
— Поклянись! Это чрезвычайно важно! Может быть, я на этом и споткнулся, мы с тобой оба споткнулись. Вся штука в том, чтобы не пропустить ни дня! — Старик разгорячился и, подавшись вперед, стал твердить: — Каждый божий день! Каждый божий день!
На пороге появилась Элис, слегка встревоженная:
— У вас ничего не случилось?
— Нет-нет, — улыбнулся Джонатан Хьюз. — Просто заспорили, кому из нас ты больше нравишься.
Рассмеявшись, она недоуменно пожала плечами и удалилась.
— Ну, что ж, — начал Джонатан Хьюз, но запнулся, прикрыл глаза и только тогда заставил себя договорить, — пора и честь знать.
— И впрямь, пора. — Почему-то старик не двинулся с места. В его голосе зазвучала усталость, опустошенность, печаль. — Сдается мне, я потерпел крах. У вас все идет без сучка без задоринки. Не к чему придраться. Нечего посоветовать. Боже, какая нелепость: явился, выбил тебя из колеи, растревожил, вмешался в ход твоей жизни — а что я могу тебе дать, кроме туманных намеков и дурацких предсказаний? Еще минуту назад я сидел и думал: убью ее прямо сейчас, избавлюсь от нее без промедления, возьму вину на себя — старику терять нечего, а у молодого, то есть у тебя, должны быть развязаны руки, чтобы без помех двигаться к будущему. Одним словом, бред, верно? И кто знает, что могло из этого выйти? Временной парадокс — известная штука. Мыслимо ли нарушать течение времени, устройство жизни, порядок мироздания? Как по-твоему? Да ты успокойся, а то на тебе лица нет. Пока никто никого не убивает. Это дело будущего, отодвинутое лет на двадцать. Старик ничего для тебя не сделал, ничем не помог, а сейчас просто-напросто выйдет за порог и канет в собственное безумие.
Он поднялся с кресла и опять закрыл глаза:
— Проверим, сумею ли я вслепую найти выход из собственного дома.
Он шагнул в темноту; молодой хозяин дома последовал за ним, на ощупь открыл в прихожей дверцу шкафа, достал пальто и не спеша помог гостю одеться.
— А ведь ты кое-чем был мне полезен, — сказал Джонатан Хьюз. — Ты велел мне повторять, что я люблю ее.
— И то верно.
Они уже стояли у порога.
— Неужели нам не на что надеяться? — с жаром спросил старик, когда Джонатан Хьюз этого совсем не ожидал.
— Я сделаю все, что от меня зависит.
— Отрадно, ах, как отрадно это слышать. Я почти поверил!
Старик сделал шаг вперед и не глядя открыл дверь:
— С женой прощаться не стану. Нет сил видеть это милое лицо. Скажи ей, мол, старый дурак ушел. Куда? Прямо по дороге, а там подожду. Настанет день — и ты меня догонишь.
— Чтобы превратиться в тебя? Ну, нет! — сказал хозяин.
— Повторяй это почаще. Ох, чуть не забыл… — Старик пошарил в кармане и вытащил небольшой предмет, завернутый в мятую газету. — Сохрани эту штуку. На меня даже сейчас надежды мало, а ведь это еще не конец. Не ровен час, выкину какую-нибудь глупость. Вот, держи.
Он сунул сверток в руки молодому хозяину.
— Счастливо оставаться. А ведь это значит «оставайся счастливым», верно? Да-а. Счастливо оставаться.
Старик торопливо зашагал в темноту. Среди ветвей шуршал ветер. Где-то в ночи грохотал поезд, не то приближаясь, не то улетая вдаль, — кто его разберет.
Джонатан Хьюз еще долго стоял в дверях, пытаясь понять, движется ли по темной улице чья-то фигура.
— Милый! — окликнула жена.
Он стал разворачивать мятую газетную бумагу.
Жена стояла на пороге гостиной, но ее голос доносился откуда-то издалека, равно как и шаги по безлюдной дороге.
— Закрой дверь, дует, — сказала она.
Развернув оставленную вещицу, он остолбенел. У него на ладони лежал изящный револьвер.
Далекий поезд издал прощальный гудок, тут же унесенный ветром.
— Кому сказано: закрой дверь, — проговорила жена.
Похолодев, он невольно зажмурился.
Этот голос. Не появились ли в нем еле заметные, почти неуловимые вздорные нотки?
Он медленно повернулся, не чуя под собой ног. Задел плечом створку двери. Она закачалась. А потом…
Ветер, повинуясь только себе, с яростным стуком захлопнул эту дверь.
Задача на деление
Long Division 1988 год
Переводчик: Е. Петрова
— Да ты никак замок сменила!
Сбитый с толку, он стоял в дверях и смотрел на круглую дверную ручку, которую пытался повернуть одной рукой, сжимая в другой старый ключ.
Она убрала ладонь с такой же ручки, только по другую сторону двери, и ушла в дом.
— Чтобы чужие не ходили.
— Чужие! — вскричал он. Еще раз покрутил ручку, со вздохом убрал в карман ненужный ключ и прикрыл за собой дверь.
— Хотя, наверно, так и есть. Мы теперь чужие.
Стоя посреди гостиной, она смотрела на него в упор:
— Что ж, приступим.
— Похоже, ты уже приступила. Ну и ну. — Он обвел глазами многочисленные стопки книг, с предельной аккуратностью сложенные на полу. — Неужели нельзя было подождать меня?
— Зачем терять время? — Она указала подбородком сначала налево, потом направо. — Эти — мои. А вот те — твои.
— Давай хотя бы посмотрим.
— Сделай одолжение. Смотри, сколько хочешь, но все равно: эти — мои, а вот те — твои.
— Нет, так не пойдет! — Он наклонился и стал перекладывать книги, хватая по одной то справа, то слева. — Придется начать с самого начала.
