Октавия Батлер - Рассвет
— Я собираюсь Пробудить еще кого-нибудь. Сегодня я Пробужу двоих. Ты поможешь мне?
— Кто это будет?
— Леа Беде и Селена Иверс.
— Еще пару баб? Почему бы тебе не разбудить хотя бы одного мужчину?
— Со временем дойдет очередь и до них.
— Ты все еще никак не можешь отойти от встречи с этим твоим Полем Титусом?
— Никакой он не мой.
Она уже жалела о том, что рассказала Тэйт о Поле.
— Предлагаю следующим разбудить мужика, Лилит. Того парня, который собирал после войны детей.
Лилит повернулась и посмотрела на Тэйт.
— По принципу того, что, упав с лошади, нужно как можно скорее снова сеть в седло?
— Вот именно.
— Но, Тэйт, как только я Пробужу его, он останется с нами надолго, и снова погрузить в сон я его не смогу. Ему шестьдесят три, он весит сто килограмм, он был копом двадцать семь лет и привык командовать людьми, которые его окружают. Ему не от кого будет нас тут защищать и не от чего спасать, но он точно сможет крепко усложнить нам тут жизнь. И перво-наперво он наверняка наотрез откажется верить в то, что находится на космическом корабле, и попытается разубедить и нас в этом. И если это у него не выйдет, он пуститься во все тяжкие, чем только навредит нам и может стать опасным, смертельно опасным.
— И что с того? По-твоему, он поведет себя иначе, если, открыв глаза, обнаружит себя в подобии гарема?
— Нет. Как только мы Пробудим Леа и Селену и убедимся в том, что их психическое состояние стабильно, мы Пробудим Курта Лоэра и Джозефа Шина.
— Но для чего ждать?
— Первой я собираюсь Пробудить Селену. Ты присмотришь за ней, пока я буду заниматься Леа. Думаю, что Селена окажется именно тем, кто вызовет интерес у Курта.
Сходив в комнату, она принесла фотографии обеих женщин, и только занялась поиском «дыни» Селены, как Тэйт поймала ее руку.
— За нами следят, ведь так? — спросила она.
— Да. Не хочу сказать, что за нами могут наблюдать постоянно, но как только я разбудила тебя и нас стало двое, наблюдение наверняка усилилось.
— Если тут заварится каша, они нам помогут?
— Если посчитают, что положение действительно серьезное. Например, теперь мне кажется, что был кто-то, кто с самого начала хотел, чтобы Титус изнасиловал меня. Хотя я не думаю, что они позволили бы ему убить меня. Просто могло выйти и так, что со своей помощью они могли припоздниться.
— Отлично, — едко пробормотала Тэйт. — Значит, мы предоставлены сами себе.
— Ты может быть близка к истине.
Тэйт покачала головой.
— В таком случае я уже не знаю, как себя вести — либо окончательно сбрасывать покровы цивилизации и готовиться зубами и когтями сражаться за свою жизнь, либо продолжать стойко хранить лоск культуры во имя будущих интересов, что бы ни творилось вокруг.
— Можно поступать и так и эдак, по ситуации, — отозвалась Лилит. — Но раньше или позже вопрос о том, чтобы сразиться за свою жизнь, встанет обязательно, я уверена в этом.
— Предпочитаю все же веровать в то, что ты сгущаешь краски, — сказала Тэйт. — Что за надежда на возрождение цивилизации нас ждет, если мы только и будем заниматься тем, что драться друг с другом?
Она сделала паузу и взглянула на Лилит.
— У тебя ведь нет детей, Лилит?
Ничего не ответив, Лилит медленно, с закрытыми глазами, двинулась вдоль стены, плотно прижав фотографию Селены ладонью к стене. Но Тэйт не унималась — она упорно шла рядом с ней, отвлекая ее, сбивая с мысли.
— Оставь меня ненадолго в покое, — бросила ей Лилит. — Когда будет нужно, я позову тебя. Во время поиска мне нужно полностью сосредоточиться.
— Значит, ты не хочешь разговаривать со мной о своем прошлом, о своей довоенной жизни? Это не легко тебе, да?
В голосе Тэйт звучало сочувствие, которое Лилит совсем не понравилось — настолько сочувствие было неискренним.
— О прошлом мне говорить нетрудно, — отозвалась Лилит. — Просто я считаю, что в этом нет смысла. Эти два года в одиночке я только и делала, что жила своим прошлым. Но к тому времени, когда оанкали появился в моей комнате, я уже была готова распрощаться с прошлым и начать жить настоящим. Моя прошлая жизнь кажется мне теперь пустым бессмысленным блужданием, поисками сама не знаю чего. А что касается детей, то у меня был сын. Он погиб в дорожной аварии незадолго до войны.
Лилит сделала глубокий вдох.
— А теперь оставь меня ненадолго одну и позволь заняться делом. Когда я найду Селену, я позову тебя.
Тэйт молча отошла прочь и уселась на пол у противоположной стены, рядом со входом в одну из недавно возведенных комнат. Снова закрыв глаза, Лилит, медленно шаг за шагом, двинулась вперед. Усилием воли заставив себя забыть о течении времени и окружающем пространстве, она словно бы плыла вдоль стены, заставляя свое сознание проникать в ее толщу. Эта иллюзия полного ухода от мира была уже знакома ей — составными частями ощущений было физическое удовольствие и эмоциональный комфорт, сродни наркотическому — и сейчас этот наркотик был ей просто необходим.
— Если уж ты что-то собралась сделать, делай это так, чтобы действие сопровождалось положительными эмоциями, — напутствовало ее Никани. Как только чувственные руки оолой полностью развились, оно стало проявлять очень пристальный интерес к чувствам довольства и боли Лилит. Приятно, что большую часть внимания Никани уделяло чувству довольства, чем болевым ощущениям. Оолой изучало ее так же, как она, быть может, могла изучать книгу — вплоть до того, что делало выписки, и не одну.
Вздутие в стене двинулось в ее сторону и сделалось различимым, как только ее пальцы нашли нужное место. Но открыв глаза, Лилит обнаружила стену совершенно ровной и гладкой.
— Ошиблась? — раздался у нее над плечом голос Тэйт.
Лилит вздрогнула, выронила из пальцев карточку и резко повернувшись к Тэйт, ожгла ту яростным взглядом, но заставив взять себя в руки, наклонилась и подняла изображение Селены с пола.
— Отойди, оставь меня в покое, — проговорила она тихо и со всем возможным спокойствием.
Быстро, но явно неохотно, Тэйт отступила на несколько шагов. Теперь, как только нужное место было найдено, Лилит могла положить на него ладонь безо всяких особых мер, вроде усиленной концентрации и сосредоточенности, и даже в том числе в присутствии Тэйт, но сейчас так или иначе ей необходимо было добиться своего, чтобы установить старшинство, заставить Тэйт с самого начала понять кто здесь главный, по крайней мере в том, что касается посредничества с оанкали и их кораблем, в выращивании стен и добывании провизии. О чем думала эта девица, когда кралась рядом с ней, находящейся в прострации поиска? Что она высматривала? Какой-то потайной механизм, при помощи которого для нее устраивают фокусы?
