Октавия Батлер - Дикое племя
Обзор книги Октавия Батлер - Дикое племя
Батлер Октавия
Дикое племя
Октавия Батлер
ДИКОЕ ПЛЕМЯ
Книга 1. Договор
1690
1.
Доро обнаружил женщину совершенно случайно, когда отправился взглянуть, что сталось с одной из деревень, где жили его потомки. Деревня, обнесенная глинобитной стеной и располагавшаяся посреди луговых пастбищ, среди которых виднелись разбросанные в беспорядке деревья, выглядела достаточно уютным местечком. Но еще до того, как войти в нее, Доро понял, что людей там не было. Работороговцы опередили его. Оружие и жадность помогли им за несколько часов разрушить труд, на который было затрачено тысячелетие. Всех, кого не удалось угнать как стадо, они просто вырезали. В доказательство этого Доро обнаружил человеские кости, волосы и иссохшие куски человеческих тел, оставшиеся после хищников, питающихся падалью. Он остановился над маленьким скелетом, принадлежавшем ребенку, и задумался над тем, куда же все-таки увели тех, кто остался в живых. В какую страну, в какую колонию Нового Света отправили их? И как далеко ему пришлось бы идти, чтобы отыскать остатки тех, кто совсем недавно были здоровыми и сильными людьми? Наконец, с трудом передвигая ноги, он пошел прочь от этих развалин, вызывающих приступ горечи и гнева, не заботясь и не думая о том, куда направляется. Он всегда гордился тем, что защищает то, что принадлежало ему. Возможно, что он не стремился защищать отдельных людей, но защищал целый народ. Они верили ему и повиновались его воле, а он давал им свою защиту. Но сейчас он проиграл. Он шел к юго-западу, направляясь к лесу, покидая эти места так же как и пришел сюда: один, без оружия, без пищи и воды, с одинаковой легкостью чувствуя себя и в саванне, и в этом лесу, так же как и в любом другом месте. Он мог быть убит уже несколько раз: болезнью, диким зверем или врагом. На этой земле правил суровый закон. Но так или иначе, он продолжал свой путь на юго-запад, интуитивно меняя направление, ведущее к той части побережья, где его дожидался корабль. Некоторое время спустя он понял, что теперь им двигал отнюдь не гнев от вида разоренной деревни, а нечто другое. И это было совсем нечто новое: это было мгновенное, как импульс, чувство, напоминающее прилив подсознательных ощущений, подталкивающих его изнутри. Он мог бы легко преодолеть его, но не стал. Он чувствовал, что там, на лежащим перед ним пути, его ожидало что-то. Должно быть прямо вот там, чуть дальше, впереди. Он всегда доверял подобным предчувствиям. Пожалуй за последние сотни лет он еще ни разу не заходил так далеко на запад, и поэтому особенно был уверен в том, что кого бы он ни встретил там, это должно быть новым и весьма ценным для него. Видмо поэтому, он ускорил шаг, проявляя нетерпенье. Ощущение становилось все более отчетливым и более приятным, превращаясь именно в ту разновидность внутренних сигналов, которые он ожидал получить только от людей, которых хорошо знал, от людей, которые напоминали ему пропавших жителей его деревни, которых он должен был теперь разыскать прежде, чем их принудят смешать свое семя с чужеземцами, и таким образом воспользуются всеми их особыми качествами, которые он культивировал в них. Тем не менее, он продолжал продвигаться на юго-запад, медленно приближаясь к своей добыче.
И слух, и зрение, которыми обладала Энинву, были гораздо чувствительнее, чем у других людей. Она совершенно сознательно развивала в себе эти достоинства после первого же случая, когда мужчины крадучись преследовали ее, держа наготове свои мачете и не скрывая тем самым своих намерений. В тот ужасный день ей пришлось убить семерых, семерых испуганных мужчин, которых можно было бы и пощадить. Она едва не погибла и сама, и все из-за того, что позволила этим людям незамеченными приблизиться к ней. Никогда впредь этого не будет. Вот, например, сейчас, она совершенно отчетливо ощущала, как одинокий нарушитель пробирался через кусты недалеко от нее. Он старательно прятался, продолжая легко и быстро подбираться к ней, но она все равно услышала его и следила за ним, напрягая слух. Не выдавая себя никаким посторонним движением, она продолжала ковыряться в своем огороде. Теперь, когда она знала, где именно находился непрошенный пришелец, она уже не боялась его. Может быть, в конце концов мужество покинет его, и он уберется восвояси. Между тем, среди посевов сладкого картофеля и целебных трав она находила и сорняки. Травы, которые росли на ее огороде, отличались от тех, которые обычно выращивает или собирает большинство ее народа. Только она одна выращивала их как лекарственные средства и использовала, когда люди обращались к ней со своими болезнями. Зачастую она обходилась и без всяких лекарств, но такие способы она применяла только для себя. Она помогала своим людям, облегчая их боль и страдания. К тому же она доставляла дополнительное удовольствие им, разрешая рассказывать о своих способностях по всей округе. Она слыла предсказателем, женщиной, чьими устами говорил сам бог. Особенно ее услуги ценили чужеземцы. Когда они платили ее людям, то этим самым они платили и ей. Все шло так, как будто так и должно было быть. Ее люди могли видеть, как большую пользу от ее присутствия, так и то, что ее способности пугают их. Именно вот таким образом большую часть времени она была защищена от них, а они от нее. Но вполне возможно, что как раз сейчас, один из них преодолел свой страх и по какой-то причине решил попытаться прервать ее столь долгую жизнь. Тем временем нападающий подходил все ближе, не позволяя однако ей разглядеть его. Ни один человек, имея честные намерения, не стал бы тайком красться к ней. Кто бы это мог быть? Вор? Убийца? Ктонибудь из тех, кто считал ее виновной в смерти родственников или в каком-то другом несчастье? За время ее многолетней молодости ей нередко приходилось слышать обвинения в самых разных несчастьях. Ее даже заставляли принимать яд, чтобы убедиться, не колдунья ли она. Всякий раз, когда такое случалось, она с готовностью принимала яд, поскольку совершенно точно знала, что никогда не пользовалась колдовством, а кроме того была абсолютно уверена, что обычные люди, с их скудными познаниями о ядах, никогда не могли причинить ей никакого вреда. О ядах она знала гораздо больше и за свою долгую жизнь проглотила их столько, что окружавшие ее вряд ли могли себе представить это. Всякий раз, когда она проходила очередное испытание, ее обвинители оказывались посрамленными, и подвергались штрафу за фальшивые обвинения. Но в каждой очередной жизни, она замечала, что по мере того, как шли годы, люди переставали преследовать ее подобными обвинениями, хотя многие из них продолжали по-прежнему верить в ее колдовство. Некоторые из них пытались свершить правосудие самостоятельно и убить ее, не смотря на результаты всех испытаний. Наконец невидимый до сих пор пришелец вышел на узкую дорожку и начал открыто приближаться к ней: он полагал, что уже достаточно долго шпионил за ней. Она взглянула на него так, будто только сейчас заметила его. Это был чужеземец, приятной наружности, выше среднего роста, с более широкими, чем обычно, плечами.Он был такой же чернокожий, как и она, черты его лица были крупными, но это не уменьшало его красоту, которую подчеркивал чуть улыбающийся рот. Он был молод, не более тридцати, так ей показалось. Слишком молод, чтобы представлять угрозу для нее. Но тем не менее, было что-то неуловимое в нем, что внушало ей явное беспокойство. Возможно, это была та самая открытость, с которой он теперь появился перед ней после того, как так долго подбирался тайком. Кто он? Что он хотел? Когда незнакомец был достаточно близко от нее, он заговорил, и его слова заставили ее нахмуриться, вызывая некоторое смущение. Это были чужие слова, совершенно непонятные для нее, но при этом было странное ощущение, что они близки ей и поэтому должны быть понятны. Она выпрямилась, скрывая столь несвойственное ей беспокойство. - Кто ты? - спросила она. Он чуть вскинул голову, как бы прислушиваясь к ее словам. - Но как же мы сможем разговаривать? - продолжала она. - Ведь ты должно быть пришел сюда из очень дальних мест, если твоя речь так отличается от нашей? - Да, из очень дальних, - ответил он на ее родном языке. Теперь все слова были понятны ей, хотя в них слышался легкий акцент, который напомнил ей о том, как говорили люди в пору ее настоящей молодости. Это очень не понравилось ей. Все в этом человеке беспокоило ее. - Итак, ты можешь говорить, - сказала она. - Я вспоминаю. Прошло много лет с тех пор, когда я разговаривал на твоем языке. Он подошел ближе, внимательно глядя на нее. Наконец он улыбнулся и покачал головой. - Нет, ты нечто большее, чем просто старуха, - заметил он. - Возможно, что ты вообще не старуха. Она в смятеннии отпрянула назад. Как он мог знать хоть что-то о том, кто она была на самом деле? Как он мог предполагать о чем-то, не имея ничего, кроме ее внешности и нескольких произнесенных ею слов? - Я стара, - заговорила она, стараясь скрыть свой страх за внешним раздражением. - Я гожусь тебе в бабки! Она вполне могла бы быть и предком его бабки, но этот факт она предпочла оставить при себе. - Кто ты? - продолжала расспрашивать она. - А я вполне мог бы быть твоим дедом, - просто ответил он. Она отступила еще на шаг, из всех сил стараясь контролировать подступающий страх. Этот человек был совсем не тем, кем казался. Его слова должны были быть для нее не больше чем смешным вздором, но вопреки всему, они, как оказалось, содержали в себе не меньший смысл, чем ее собственные. - Успокойся, - сказал он. - Я не собираюсь обижать тебя. - Кто ты? - повторила она свой вопрос. - Доро. - Доро? Она еще дважды произнесла это странное имя. - Что это за имя? - Это мое имя. Среди моих людей оно означает "восток", то направление, откуда появляется солнце. Она инстинктивно поднесла руку к лицу. - Это должно быть шутка, - сказала она. - Кто-то решил посмеяться. - Тебе лучше знать. Когда в последний раз ты пугалась шуток? Она не могла припомнить. В этом он был прав. Но имена...Это совпадение было как знак. - Так ты знаешь, кто я? - спросила она. Ты пришел сюда, зная об этом, или...? - Я пришел сюда из-за тебя. Я не знал о тебе ничего, кроме того, что ты весьма необычна и что ты находилась здесь. Именно осознание твоего присутствия заставило меня так далеко уклониться от своего пути. - Осознание? - У меня было чувство... Люди, столь необычные как ты, каким-то образом влекут меня к себе, можно сказать зовут меня, не смотря на большие расстояния. - Но я не звала тебя. - Ты есть, и ты отличаешься от остальных. Этого вполне достаточно, чтобы привлечь меня. А теперь расскажи, кто ты? - Должно быть ты единственный человек в этой стране, который не слышал обо мне. Меня зовут Энинву. Он повторил ее имя взглянул вверх, соображая что-то. Солнце, вот что означало ее имя. Энинву - солнце. Удовлетворенный, он кивнул. - Наши люди оказались оторванными друг от друга на много лет и разделены большими расстояниями, Энинву, но каким-то образом им удалось дать нам такие хорошие имена. - Как будто заранее предполагали нашу встречу. Скажи, Доро, а кто твои люди? - В мою бытность они назывались Каш. Они жили на земле, находящейся далеко к востоку от этих мест. Я родился среди них, но уже многие годы не живу с ними и даже не вижу их. С тех пор, когда я был среди них последний раз, прошел срок раз в десять длиннее прожитых тобой лет. Я расстался с ними, когда мне было тринадцать лет. Сейчас мои люди - это те, кто предан мне. - Теперь ты заявляешь, что знаешь мой возраст, - заметила она. - Да ведь этого не знают даже мои люди. - Без сомненья, ты переезжаешь из города в город, чтобы тем самым помочь им забыть это. Он огляделся по сторонам, увидел недалеко поваленное дерево и, подойдя к нему, присел. Энинву последовала за ним почти наперекор своим желаниям. Насколько этот человек смущал и пугал ее, настолько же он и интриговал ее. Ведь с тех пор, когда что-то необычное, чего не должно было произойти, все-таки случалось с ней, прошло ужасно много лет. Тем временем человек заговорил вновь. - Мне нет необходимости скрывать свой возраст, - сказал он, - однако некоторые из моих людей считают более удобным не помнить о нем, поскольку они никогда не смогут ни убить меня, ни стать такими, как я. Она приблизилась к нему и пристально взглянула на него с высоты своего роста. Он, без всякого сомнения, совершенно отчетливо заявлял о себе, как о таком же долгожителе и могущественном человеке, каким была и она. За все прожитые годы ей ни разу не доводилось слышать о ком-то еще, похожем на нее. Она много лет назад отказалась от мысли встретить нечто подобное, смирившись со своим одиночеством. Но сейчас... - Продолжай, - сказала она, - у тебя есть, что рассказать мне. Он наблюдал за ней, глядя в ее глаза с тем любопытством, которое большинство людей пытались скрыть от нее. Люди говорили при этом, что ее глаза напоминали им глаза ребенка: их коричневый цвет был слишком глубоким и чистым, а окружавшая его белизна была слишком белой. Никакая взрослая женщина, и уж без всяких сомнений - старуха, не могли иметь такие глаза. Так говорили люди. И они избегали ее взгляда. Глаза Доро были самыми обычными, но он мог смотреть на нее так, как это делают только дети. Он не испытывал страха, и, вероятнее всего, не испытывал и стыда. Она вздрогнула, когда он взял ее за руку и потянул вниз, чтобы они присела рядом с ним. Она могла очень легко освободиться от его прикосновения, но она не сделала этого. - Я прошел сегодня очень много, - сказал он. - Вот это тело нуждается в отдыхе, если я и дальше буду пользоваться им. Она задумалась над его словами. ~Вот это тело нуждается в отдыхе~. Что за странная манера говорить. - Последний раз я был в этих местах почти триста лет назад, - сказал он. - Я искал часть своих людей, которые оставались здесь, но они были убиты раньше, чем мне удалось отыскать их. Твоих людей еще не было здесь в то время, и ты не родилась на свет. Я знаю это потому, что тогда твоя необычность никак не привлекла моего внимания. Хотя я и допускаю, что ты произошла от моих людей, которые смешались с твоими. - Ты хочешь сказать, что твои люди могут быть моими родственниками? - Да. Он очень внимательно изучал ее лицо, возможно отыскивая некоторое сходство. Но так ничего и не нашел. Лицо, которое было сейчас перед ним не было ее настоящим лицом. - Твои люди пересекли Нигер, - сказал он, чуть заколебавшись в нерешительности, нахмурился, а затем назвал реку ее прежним именем, - Орамили. Когда я видел их последний раз, они жили на другой стороне, в Бенине. - Мы перебрались через реку очень давно, - сказала она. - Дети, которые родились в то время уже успели состариться и умереть. До перехода мы были народом Эду и Айду, подданными Бенина. Затем мы воевали с Бенином и, перейдя реку, ушли в Онитшу, где стали свободными людьми, хозяевами сами себе. - А что сталось с людьми Оз, которые жили здесь до тебя? - Часть из них сбежала, другие стали нашими рабами. - Итак, сначала ты сбежала из Бенина, затем ты выгнала живших здесь или сделала их рабами. Энинву оглянулась и в ее голосе послышалась отрешенность. - Гораздо лучше быть хозяином, чем рабом. Так в период переселения частенько говорил ее муж. Он всегда стремился стать сильным и богатым человеком: иметь большой дом, множество жен, детей и рабов. С другой стороны, Энинву дважды в своей жизни попадала в рабство, и ей удавалось избежать этого не иначе, как полностью изменив свою внешность и выйдя замуж в другом городе. Она знала, что одни люди были хозяевами, а другие были рабами. Так было всегда. Но собственный опыт научил ее ненавидеть рабство. И даже в последние годы ей было трудно быть хорошей женой именно потому, что женщина должна была держать свою голову склоненной вниз и быть, фактически, собственностью своего мужа. Гораздо лучше было быть тем, кем она была теперь: священнослужительницей, устами которой говорил сам бог, и которую боялись и которой повиновались. Но что же это дало ей в итоге? Она стала хозяйкой своей собственной судьбы. - Иногда, нужно стать хозяином, чтобы не оказаться рабом, - заметила она очень тихо. - Да, - согласился ее собеседник. А она обратила свое внимание на те, новые для нее вещи, о которых говорил незнакомец и которые заставили ее задуматься. Например, ее возраст. Он был прав. Ей и на самом деле было около трехсот лет, чему не поверил бы ни один человек из ее племени. И этот незнакомец сказал что-то еще, что-то такое, что всколыхнуло самые глубокие пласты ее памяти. Когда она была еще ребенком, то часто слышала, как окружающие шептались о том, что ее отец не мог иметь детей, и что она была дочерью не просто другого человека, а дочерью проезжего чужеземца. Она даже спрашивала об этом свою мать, но та лишь поколотила ее, первый и единственный раз в жизни. С тех пор она принимала эти разговоры, как настоящую правду. Но узнать что-нибудь об этом чужеземце ей так и не удалось. Правда, она и не печалилась об этом: муж ее матери считал ее своей дочерью, и при этом он был очень хорошим человеком. Однако у нее остался непроходящий интерес к тому, велика ли была разница между ней и чужеземцами. - И они все умерли? - спросила она у Доро. - Те ...мои родственники? - Да. - Выходит, они не походили на меня. - Они могли бы стать такими через несколько поколений. Ведь ты произошла не только от них. Твои родственники из народа Онитша должны были иметь свои необычные качества. Энинву медленно кивнула. Она могла бы вспомнить о некоторых странностях в поведении собственной матери. Эта женщина имела определенное влияние на окружающих, не смотря на ходившие вокруг нее сплетни. Ее муж относился к весьма уважаемому роду, хорошо известному благодаря склонности к магии и волшебству, но в их доме этим занималась именно мать Энинву. Она очень хорошо предсказывала сны. Она делала лекарства, чтобы лечить болезни и защищать людей от дьявола. На базаре вряд ли можно было найти лучшей чем она торговки. Казалось, что она в каждую минуту знала как именно следует повести торг, будто читала мысли других женщин. Со временем она стала очень богатой. Были разговоры и о том, что некоторые люди из рода мужа ее матери, к которому относилась и сама Энинву, могли изменять свой облик и по собственному желанию принимать вид различных животных, но Энинву никогда не замечала в них подобной странности. Зато в своей матери она находила и странность и близость и взаимное чувственное проникновение, которое заходило гораздо дальше, чем свойственно обычным отношениям между матерями и дочерьми. Энинву и ее мать объединяло единство духа, что подразумевало определенный обмен мыслями и чувствами, хотя они и делали это достаточно осторожно, чтобы не выставлять напоказ свои отношения. Если Энинву ощущала боль, то ее мать, занятая в этот момент торговлей на одном из дальних рынков, узнавала об этом и возвращалась домой. Энинву имела не больше чем призрачные намеки на подобные вещи в общении со своими детьми и тремя мужьями. Но она многие годы продолжала искать среди своего рода, а вернее среди рода ее матери, хотя бы малейшие признаки собственной исключительности, отличающей ее от остальных людей, и связанной с изменением облика. Она выслушала бесчисленное множество самых страшных рассказов, но так ни разу и не встретила никого другого, кто подобно ей мог демонстрировать такую способность. Возможно, что только до сегодняшнего дня. Она еще раз взглянула на Доро. Чем были наполнены ее ощущения о нем? Что необычного было в нем? Она не могла прочитать его мысли, но что-то в нем напомнило ей о собственной матери. Появился еще один призрак. - Так значит ты мой родственник? - спросила она. - Нет, - сказал он. - Но твои родственники очень преданы мне, а это уже кое-что да значит. - Так ты пришел сюда...именно поэтому, когда моя необычность привлекла тебя? Он только покачал головой. - Я пришел убедиться, что ты была здесь. Она нахмурилась и неожиданно насторожилась. - Так вот я перед тобой, такая как есть, разве ты не видишь. - Точно так же и ты можешь рассмотреть меня. Но неужели ты воображаешь, что то, что ты видишь, это все? Она промолчала. - Ложь всегда обижала меня, Энинву, а то, что я вижу сейчас перед собой есть самая настоящая ложь. Покажись мне такой, какова ты на самом деле. - Ты видишь то, что ты должен видеть! - Разве ты боишься показать это мне? -....Нет. Это и на самом деле был не страх. Но что же тогда это было? Всю свою жизнь она скрывала от окружающих свои способности, утаивая все возможности собственной внутренней силы, и только благодаря этому смогла выжить. Так должна ли она сейчас нарушать это правило, и лишь только потому, что какой-то чужеземец попросил ее об этом? Он очень много наговорил здесь, но что на самом деле он рассказал ей о себе? Ничего. - Почему, спрашивается, моя маскировка считается ложью, а твоя нет? - спросила она. - И моя тоже, - согласился он. - Тогда покажи мне, каков ты есть на самом деле. Окажи мне такое же доверие, о котором ты просишь меня. - Ты получишь мое доверие, Энинву, но если ты узнаешь всю правду, ты будешь до смерти напугана. - Разве я ребенок? - спросила она с раздражением. - Или ты моя мать, которой хотелось бы уберечь меня от той правды, которая известна взрослым? Он не показал и вида, что оскорблен ее словами. - Большинство моих людей благодарны мне за то, что я оберегаю их от этой, касающейся меня, правды, - сказал он. - Это только слова, но за ними я ничего не вижу. Он встал, а она повернулась к нему лицом, так что его тень полностью закрывала ее маленькое ссохшееся тело. Она была чуть ли не вдвое ниже его, но для нее не было в новинку стоять лицом к лицу с более крупными чем она людьми и подчинять их своим желаниям либо силой слова, либо силой рук. Действительно, она могла сделаться столь большой и сильной, как любой мужчина, но она предпочитала сохранять свои размеры, чтобы продолжать обманывать людей. Чаще всего ее кажущаяся беззащитность успокаивала чужеземцев, а кроме того, заставляла каждого возможного нападающего недооценивать ее. Доро продолжал пристально смотреть на нее с высоты собственного роста. - Временами только ожог может заставить ребенка уважать огонь, - сказал он. - Идем со мной в одну из твоих деревень, Энинву. Там я покажу тебе то, что, как тебе кажеьтся, ты и хочешь увидеть. - И что же ты сделаешь? - осторожно спросила она. - Я позволю тебе выбрать там кого-нибудь, врага или какого-то просто бесполезного человека, без которого твои люди могут вполне обойтись. И затем я убью его. - Убьешь! - Я убиваю, Энинву. Вот так я сохраняю свою молодость и свою силу. Я могу сделать только одно, чтобы показать тебе, что я являю собой, и это заключается в том, чтобы убить человека и влезть в его тело как в одежду. Он глубоко вздохнул. - То, что перед тобой, это не то тело в котором я родился. И оно не десятое, которое я износил. Не сотое и не тысячное. Твой дар кажется добрым и благородным, мой же - нет. - Ты дух, - в испуге выкрикнула она. - Я уже сказал тебе, что ты была ребенком, - продолжил он. - Теперь ты видишь, как напугала сама себя? Он был похож на огбанджи, дух ребенка-дьявола, которого многократно рождает одна и та же женщина, и который тут же умирает, причиняя матери одну лишь боль. Женщина, в которую вселился огбанджи может рожать множество раз, но всякий раз у нее будет появляться мертвый ребенок. Но Доро был взрослым. Он не входил и не выходил в чрево собственной матери, и ему не нужны были детские тела. Он предпочитал воровать тела мужчин. - Ты дух! - продолжала упорствовать она, и ее голос охрип от страха. Тем временем часть ее разума не переставала удивляться, как она смогла так легко поверить ему. Она и сама знала множество уловок и множество способов устрашающей лжи. Почему же теперь она сама вела себя так, как самый невежественный чужеземец, который наперед верил в то, что ее устами говорит сам бог? Тем не менее, она верила и боялась. Этот человек был еще более необычным, чем она сама. Этот человек был и не человек вовсе. Когда же он неожиданно чуть коснулся ее руки, она вскрикнула. Незнакомец выразил явное неудовольствие. - Послушай, женщина, если ты привлечешь сюда своим криком людей, то я без разбора убью любого из них. Она стояла не произнося ни звука, поверив ему и на этот раз. - Ты уже убил кого-нибудь по дороге сюда? - едва слышно проговорила она. - Нет. Я старался не убивать никого, опасаясь за тебя. Я подумал, что здесь у тебя могут быть родственники. - Целые поколения родственников. Сыновья, сыновья сыновей и даже их сыновья. - Мне не хотелось бы убивать одного из твоих сыновей. - Почему? Она успокоилась, и ее не оставляло любопытство. - Что они могут значить для тебя? - Как бы ты воспринимала меня, если бы я пришел к тебе в облике одного из сыновей? Она даже отшатнулась назад, не в состоянии вообразить нечто подобное. - Вот видишь? Нельзя просто так разбрасываться своими детьми. Они могут быть очень полезными.... Он добавил слово на чужом языке. Она отчетливо слышала его, но оно было для нее всего лишь пустым звуком. Слово означало ~семя~. - Что означает это слово? - спросила она. - Люди представляют слишком большую ценность, чтобы их убивать просто так, - сказал он. - Ты должна показать мне, какова ты есть, - добавил он заметно смягчившись. - Каким образом мои дети могут представлять какую-то ценность для тебя? Он окинул ее долгим молчаливым взглядом, а затем заговорил, все с той же мягкостью в голосе. - Ведь я мог отправиться прямо к ним, Энинву. Они могли оказаться более сговорчивыми, чем их мать. Она не смогла отказаться, столкнувшись с угрозой, высказанной в столь мягкой форме, или, наоборот, в достаточно эффективной. Ее сыновья... - Идем, - едва слышно прошептала она. - Здесь слишком открытое место, чтобы я могла показаться тебе.
