Василий Головачев - Черный человек. Книга 2
Богоид, как всегда, ответил на своем абракадабрском языке: в голове Шаламова, на всех его уровнях сознания, заискрились звезды, замелькали цветные сполохи, зазвенели колокольчики, медными голосами отозвались трубы и литавры…
— Понятно, — буркнул Шаламов. — Безнадежен. Отвязался бы ты от меня, мешок, а? Надоел хуже горькой редьки! Как я с тобой в обществе появлюсь?
Облако богоида вдруг помутнело, тысячи мигающих человеческих глаз проступили внутри него сквозь белесый туман, и в следующее мгновение оно пропало, породив слабую волну холодного ветра.
Шаламов прошелся по квартире Мальгина, принюхиваясь: Купавой не пахло. Во всяком случае, она не появлялась здесь давно. Пожав плечами, Даниил спрятал в сумку сферу «эскалатора» и, размышляя, каким образом она могла оказаться в чужом доме, вышел из квартиры. Одежда на нем превратилась в пятнистый комбинезон со множеством кармашков, «молний», антенн и светящихся глазков, но прохожих удивить таким костюмом было невозможно — они видели и более экстравагантные одеяния.
Через полчаса Даниил вышел из второго метро Брянска, добрался до своего современного дома, где должна была жить Купава, и проник в квартиру, не ожидая приятных встреч, так как код замка был изменен. Правда, его это не остановило.
В гостиной он увидел компанию веселящихся молодых людей, соединенных эмканами в одну эмоциогруппу: все пятеро (две девушки и три парня) смотрели, слушали и переживали какой-то эротический наркоклип. По мгновенно установившейся тишине Шаламов понял, что его не ждали.
— О, еще один заблудший! — воскликнул черноволосый и черноглазый юноша с тонким и жестким ртом. — Как он попал? Селим, ты что, дверь забыл закрыть? Старичок, выйди отсюда тем же манером, как и зашел.
Шаламов молча проследовал в спальню, потом на кухню: Купавы не было и, судя по всему, дома она не появлялась уже давно, недели две. Исчезли и подарки, которые Даниил дарил ей в прошлые посещения, и, хотя он принес еще несколько любопытных вещиц, судьба первых взволновала его. Очнулся он от удара по плечу, оглянулся. Здоровый парень, шире его в полтора раза, недоуменно разглядывал ушибленную руку. Опомнился, в глазах его сквозь проходящую эйфорическую дрему проглянула озабоченность.
— Что тебе надо, сейфмен? Это чужая квартира…
Шаламов пошел к двери, зацепив парня так, что тот врезался в панель кухонного комбайна, и остановился перед вскочившими молодыми людьми.
— Где Купава?
— Она же в… — пискнула одна из девиц, одетая в прозрачную блузку и меняющие плотность и цвет футы, но не договорила — черноволосый легонько ударил ее по губам. Видимо, он ничего еще не понял, «плывущее» после наркоклипа сознание не смогло оценить ситуацию, возобладали гонор и опьянение вседозволенностью, свойственные молодежным лидерам подобных компаний.
— Слушай, сейф, топал бы ты отсюда, — сказал он хрипловатым фальцетом, не обращая внимания на жестикуляцию здоровяка. — Врываешься в дом, ищешь чего-то, не спрашивая нас. Купава здесь больше не живет, и мы не знаем, где она. Что вылупился? Дверь сзади… — и не договорил.
Снова кровь кипящей лавой ярости ударила в голову Шаламова, оборвала тихие переговоры десятков «я» между собой, превратила день в ночь. Когда он очнулся, в квартире никого не оказалось, пеномебель была разбросана по гостиной, на полу валялись чья-то «живая» одежда, посуда, бутылки, еда, кассеты. Аппаратура пси-проекции превратилась в ковер хрустящих под каблуком обломков, уцелел лишь позванивающий грибок «домового» в углу.
Голова кружилась, поташнивало, в желудке таял жгучий уголек — давали знать последствия чисто человеческого нервного срыва. Шаламов почувствовал мимолетный укол раскаяния, сменившийся ожесточением, которое тоже длилось недолго: в голове лопнула «почка» странных ощущений, и следом по бушующему океану настроения разлилась масляная пленка равнодушия — это сработал переключатель уровней сознания, перекидывающий мостик чувств и мышления от человека к «черному человеку».
Шаламов выпил все запасы напитков в холодильнике — от минеральной воды до шипучего киа-ора, повинуясь слабому голосу инстинкта, прибрал в гостиной, выложил из карманов в шкаф новые забавные безделушки, которые принес Купаве, и занялся «домовым». Спустя несколько минут он узнал, что Купава дважды побывала в клинике после сеансов ви-наркосенсорики, что ее оперировал Мальгин, с трудом вытянув из трясины иллюзорного бытия, и что в настоящий момент она вместе с дочерью находится у отца Клима, на хуторе Вщиж.
У Шаламова появилось царапающее душу чувство неприязни, заговорило самолюбие, душа снова закипела, жаждая мести и немедленных действий. Гипертрофированная нервная система слишком быстро и резко реагировала на раздражители, в то время как воля почти утратила способность контролировать психику, а главное — все эти негативные качества усугублялись, во-первых, частыми прорывами в сферу сознания эмоций маатанина, основными из которых были равнодушие к живым существам вообще и к людям в частности, презрение к их попыткам накопить знания, и, во-вторых, раздробленностью личности бывшего спасателя на несколько ущербных «я», конкурирующих между собой. Хотя сам Шаламов об этом не знал, вернее, не задумывался.
Такси доставило его от метро к дому отца Мальгина поздно вечером, и, уже подлетая к дому, Шаламов вдруг услышал тихий пси-вызов: словно кто-то вскрикнул в испуге, не то ребенок, не то звереныш…
Глава 2
Инспектор криминального розыска службы безопасности Дмитрий Столбов не был флегматиком, но всегда считал своим девизом: «Лучшее — враг хорошего». Он не разволновался бы, узнав до окончания следствия, что можно было бы начать сначала и выполнить работу значительно быстрее и без ошибок, но он знал также, что хорошо закончить дело важнее, чем хорошо его начать. Как инспектор, Столбов был добросовестным ремесленником в лучшем смысле этого слова, обладая неплохой интуицией и запасом фантазии, и работал он, руководствуясь старым мудрым правилом: «Семь раз отмерь, один — отрежь». Главными чертами его характера были обстоятельность, дотошность, выдержка и вежливость.
В это утро в начале февраля он встал рано, приготовил завтрак, не будя жену, проверил связь с дежурным — рацию «спрута» он не снимал даже ночью — и отправился исполнять составленную вечером программу дня, начав с визита к Майклу Лондону, проживающему с семьей в Лос-Анджелесе. Он не пытался составить заранее схему разговора или прикинуть результаты визита — и не потому, что любил рисковать, просто у него был природный дар коммуникабельности.
