Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах
Несколько секунд он стоял молча, ошеломленный новостью. Ошеломленный – древнее слово, означающее человека, которого ударили дубиной по шлему. Очень точно. Как будто дубиной по голове. Он мог предполагать все что угодно, но только не это.
– Почему? – спросил он.
– Потому что она их выпустила сама. Она же знала все коды. Спокойно зашла, разрезала пленку и выпустила.
– Так просто?
– Так просто.
– Мы сумасшедшие, – сказал Гектор. – Ведь все это можно было предположить заранее. Когда мы послали Катю в муравейник, она заразилась.
– Что?
– Она стала рабом этого кокона. Они же сто раз могли ее убить, они имели прекрасную возможность. А я все думал, почему? Почему они ее не тронули? Они оставили ее в живых только потому, что она уже была заражена. Она уже стала новой муравьиной маткой. Потом мы перевезли кокон в город, туда, где побольше людей – а только это ему и было нужно. Кокон ждал. И, наконец, он заставил ее сделать это. Клклн заставил ее выпустить заразу.
– Письмо написано на неизвестном языке, – ответила Анна.
– Этого не может быть. Она же не знала никаких языков.
– Тем не менее.
– Этого не может быть.
– Я же сказала!
– Я не о письме. Я подумал, что шеф в бешенстве НЕ из-за смерти Кати, а только из-за того, что креветки ушли. Он говорил со мной только о креветках.
Только о них.
– Он так защищается. Он потерял все, что было в его жизни.
– Возможно. Он выглядит как пьяный. Но еще недавно он готов был пожертвовать Катей, чтобы добыть этих креветок. И он в самом деле пожертвовал, но напрасно. Мне кажется, что это его сейчас волнует больше всего. Именно это, а не дочь.
– Не будь таким злым, – сказала Анна.
– О, ничуть. Я просто знаю, что нужно делать. Кстати, мне кажется, что кто-то лазил в моем компьютере. Я это замечаю уже в третий раз.
– Ну и что? Ты держишь там что-то секретное?
– Ничего важного. Но я не представляю, кто может этим заниматься. Я думал, но никто из сотрудников не подходит. Я не знаю, кто это.
– Разве что Порфирий, – вяло пошутила Анна.
– Да. Разве что он.
Они встретились вечером, около семи, когда в лаборатории не осталось никого, кроме довольно условного сторожа Порфирия, который в данный момент возился во дворе, занимаясь своими курами. Гулкие коридоры в длинных оранжевых тенях. Воздух полон рыжего полумрака. Каждый предмет незнаком, как будто повернулся к тебе не той стороной – просто они никогда не были здесь в это время и это сделало их ближе – как один маленький правильный островок в океане застывшего абсурда.
– Как быстро все остановилось, – сказала она, – еще недавно все это просто кипело. Я шла на работу, как гонщик на трассу. А теперь здесь – как улей, где умерла матка. Не жизнь, а лишь воспоминание о жизни.
– Как улей. Или как муравейник, – поправил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Ничего конкретного. Но меня тоже это удивляет. Что твои цветы?
– Никак. Поливаю. Я собрала уже целую корзинку шариков. Но никому, кроме меня, это не нужно… Ну все, пора настраивать датчик.
Стандартный биодатчик был обычным вспомогательным инструментом любой хорошо оснащенной лаборатории. Это было устройство, напоминающее пылесос. Датчик сканировал поверхность и захватывал те биологические объекты, живые и мертвые, которые мог найти. Датчик можно было программировать на определенный тип объектов, а можно – даже на генную карту нужного человека, если такая карта имелась.
Сейчас они не имели карты, поэтому настроили датчик просто на девочку четырнадцати лет. Человек всегда теряет волосы – и датчик нашел в комнате около сотни волосков.
– Что ты хочешь узнать? То есть, я представляю, но конкретно? – спросила Анна.
– Да я вобщем-то уже знаю. Нужно только проверить. Здесь наверняка есть ее волосы и до заражения и после заражения. Здоровые и больные. Я хочу посмотреть разницу. Я представляю, что нужно искать. Помнишь, когда на меня напали в подъезде? Та женщина, она была не просто сумасшедшей, я думаю, она была типичным муравьем. У нее были особенные глаза, особенные реакции – я все это видел потом, в муравейнике. И от нее по-особенному пахло.
– От Кати тоже?
– Нет.
– И что?
– Может быть, запах появляется в особых случаях, напрмер, при затяжной болезни. Катя ведь выглядела нормально. У нее была скрытая фаза: нормального говорила, нормально смеялась…
– Нормально встречалась с мальчиками, если тебе это интересно… Что это тебе даст?
– Как минимум, тест. Простой тест, например анализ крови. Мы сможем надежно определять, здоров человек или болен. И в этом случае – она умерла не напрасно.
– Смерть не бывает напрасной или не напрасной, – возразила Анна. – Смерть эта такая вещь, которая не меняется от слов, которые мы на нее навешиваем. Ты сможешь сделать лекарство от этого?
– Нет, я же не бог. Чтобы найти лекарство, нужны десятилетия. Пойдем ко мне?
– Запросто. Конечно, пойдем, – ответила она.
Когда они вошли, то увидели двух здоровенных мордоворотов, рассевшихся на диване. Их растопыренные колени занимали все пространство – от одного валика до другого.
– Привет хозяину, – сказал один. – Женщина может уйти, мы будем говорить с тобой.
– Нам не о чем говорить, – ответил Гектор, – если только вы те, кто предлагал пятьдесят три процента.
– Не, мы не те, – сказал другой. – Тех мы уже уделали. Мы тебе дадим сорок процентов. Но с нами надежнее.
– О чем они говорят? – спросила Анна.
– Они хотят, чтобы я выращивал искусственные органы. Например, глаза.
– Нас больше интересуют пенисы, – уточнил один из громил, – еще надпочечники.
– Ты этим занимаешься?
– Нет.
– Тогда я не понимаю, о чем речь. Господа, вы можете идти, – сказала она.
Один из мордоворотов поднялся с дивана. Он был на голову выше Гектора.
– Бойкая девочка, – сказал он. – сейчас я буду ее тискать, вначале не очень больно, а ты в это время обсудишь с Пепенькой условия. Пепенька, объясни ему все подробно. Пусть человек поймет.
Пепенька тоже встал с дивана. Он был еще больше своего напарника.
– Ничего себе, – сказал Гектор, – Вам по сколько лет, мальчики?
– Двадцать один, – сказал Пепенька.
– Двадцать один, – откликнулся другой.
– Понятно, значит, модификанты.
Модификантами называли генетически модифицированных людей, которые родились еще до принятия первого кодекса о генетических преступлениях, то есть, двадцать, максимум двадцать три года назад. Раньше этого времени проблема казалась технически слишком сложной, поэтому не было ни одного модификанта старше двадцати трех. Собственно, именно массовое появление модификантов и привело к принятию первого кодекса. Модификантов в основном рождали для спортиных достижений и в основном, их родителями были экс-спортсмены, не добившиеся в жизни высоких результатов. К сожалению, модификантам запретили участоввать в общих спортивных состязаниях. Для них проводились отдельные пара-олимпийские игры, но это было несерьезно. Большинство из них работали в охране или подались в бандиты.
