Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах
Лезвие было голубоватым и смодулированным так, что на вид напоминало обычную стальную пластину. Катя провела лезвием по полиэтину и вырезала квадратное окно. Края дыры сразу зашипели и запузырились: полиэтин автоматически восстанавливал любое повреждение, быстро затягивая «рану». Она вырезала еще несколько квадратов, побольше. Потом вырезала в стене целую дверь. Светлая внутренность полиэтинового бокса на глазах становилась пятнистой: «креветки» меняли свой цвет, отказываясь от маскировки. Сейчас их было несколько сотен светло-серых или черных существ, медленно ползающих или быстро прыгающих на несколько метров в длину и высоту.
Катя открыла окна. «Креветки» уже вышли из бокса и теперь скакали по комнате. Несколько штук сидели на ее одежде, а одна даже прилипла на руке, у локтя. Но она не чувствовала ни страха, ни отвращения. «Креветки» выпрыгивали в окна и летели вниз. Некоторые затаивались в комнате. Одна попала в пространство между двумя стеклами и отчаяно скакала, пытаясь выбраться. Катя достала ее, положила на ладонь и протянула руку над садом. Несколько секунд существо сидело неподвижно. Потом резко толкнулось хвостиком и исчезло в кроне дерева.
В последние дни не было никакой работы. Два дня Гектор вообще не появлялся в лаборатории. Он заставил себя отдохнуть, выключил мысль, как надоевший телевизор; точнее, выключил верхнее, самое быстрое и заметное течение мысли, но продолжал чувствовать глубинные перемещения информации внутри себя. В первый день ему было так скучно, что он готов был схватиться за любую работу; но сегодня с утра он, наконец, расслабился. Сейчас он собирался на пикник. Утро выдалось знойным и радостным, казалось, даже время текло нет так, как всегда – расплавившись от предчувствия пляжа. Вещи были собраны еще в восемь утра, теперь оставалось только пойти и приобрести саженцы. У окраины города были отведены специальные места для отдыхающих на природе, бесплатно, лишь с одной оговоркой: каждый пикникер был обязан высадить три саженца разных пород, купленные в специальном магазине. И еще, конечно, требовалось хорошенько убирать за собой. Развлечения вроде охоты, рыбьей и рачьей ловли были категорически запрещены. Да, впрочем, если бы нашелся желающий половить рыбу на удочку, его сочли бы серьезно больным, если только не маньяком. Как можно без отвращения и душевного содрогания всаживать заостренный металлический штырь в мягкий череп живого существа? А что касается охоты, то детей в садиках воспитывали на классике двадцатого века:
Скачет в снегах, обезумев от ран Крови живой стакан.
Это об охоте на зайца. И еще множество подобных стихотворений. В результате, пятая часть населения планеты уже склонялась к полному вегетарианству. Еще одна пятая предпочитала употреблять искусственный фибриллиновый белок, вместо натурального мяса – в принципе, на вкус от мяса не отличишь. В городах и селах, как грибы, расли клубы вегетарианцев, причем вегетарианцы становились все агрессивнее. Они редко нападали на мясоедов (которых, кстати, называли не иначе, как «трупоедами»), зато совершали регулярные набеги на хранилища мясных продуктов и поливали продукты концентрированной натуральной мочой. Полиция смотрела на эти забавы сквозь пальцы. Уже поговаривали даже о полном запрете мясных и рыбных продуктов, но до этого, конечно, было далеко. Итак, Гектор уже собрал вещи и вызвал моб. Потом сел на кресло, потянулся и долго смотрел в пылающий солнцем прямоугольник окна, пока перед глазами не поплыла зелень. Потом он позвонил Анне.
– Я готов, – сказал он, – заеду за саженцами и сразу к тебе. Будь готова через пятнадцать минут. Не слышала утренний прогноз? – будет жарко. Кажется, куда еще жарче…
Уже по молчанию в трубке он понял, что что-то произошло.
– Ты еще не знаешь? – спросила она.
– Что?
– Самое худшее. Мне сообщили две минуты назад. Срочно приезжай в лабораторию. Их выпустили.
– Кто?
– Не знаю. Может быть, диверсия. Мне рассказали по телефону и я половины не поняла. До свидания.
Он вышел на улицу. Счасливое утро обрушилось. Стояла жара, неподвижная, липкая, плотная. Воробьи скакали с открытыми клювами, собаки лежали в тени с открытыми ртами, мобы проезжали с открытыми дверцами, что, вобщем-то, против инструкции. Все охлаждались по-своему. Что случится с этим городом через несколько дней, месяцев и лет? Превратится ли он в один огромный муравейник или в сотню маленьких, враждующих друг с другом?
Скорее всего, это будет не так страшно. Там было примерно четыре сотни «креветок». Такое многочисленное потомство никогда не выживает. Выживет всего одна или две, максимум пять или шесть. Остальные засохнут на солнце, будут съедены кошками или заклеваны птицами, не найдут для себя питания или не смогут замаскироваться. Эпидемии не будет. Город в пятьсот тысяч человек с легкостью проглотит несколько новых муравейников. Возможно, никто ничего не заметит. И никто ничего не поймет. Поначалу. Но это не утешает.
Анна стояла, отвернувшись к окну. Она плакала. Несколько человек бегали по коридору, будто они могли что-то сделать. В соседней комнате трещал телефон, но никто не собирался к нему подходить. В глазах всех и каждого было нечто безумное, особенный блеск, возникающий лишь тогда, когда шестеренки разума и реальности перестают цеплять друг друга.
Гектор только что появился и успел поговорить с шефом. Скорее всего, креветок выпустили еще вчера, просто никто до сегодняшнего утра не заходил в комнату с полиэтиновым боксом. Последняя проверка была вчера в три часа дня – тогда все оказалось в порядке. Полиэтин был разрезан лазерным лезвием, при этом две креветки погибли. Все остальные, видимо, ушли. Но, чтобы узнать эти простые и дикие вещи, Гектору потребовалось минут двадцать.
– Шеф в совершенном бешенстве, – сказал Гектор, – настолько возбужден, что даже не понимает с кем говорит и о чем. Как мотор, к которому подали слишком высокое напряжение.
– В бешенстве? – тихим эхом откликнулась Анна.
– Еще мягко сказано. Это больше похоже на помешательство.
– Его можно простить. Это же его дочь.
– Причем здесь дочь? – удивился Гектор. – Мы говорили о креветках. Это его убивает.
Анна резко повернулась.
– Это? Он тебе не сказал?
– О чем? Что, есть еще что-то?
– Катя умерла.
– Не выдумывай.
– Приняла яд, покончила с собой. Яд действоввал долго, целый час и целый час она сидела в кабинете за его спиной и писала прощальное письмо.
Прямо при нем. Они даже разговаривали и она отвечала нормально, совершенно нормально, ничего не заподозришь. А потом она умерла. Упала со стула как птичка с ветки.
