Октавия Батлер - Дикое племя
— А ты любишь нас? — спросила она.
— Ты имеешь в виду всех вас? — задал встречный вопрос Доро, прекрасно зная, что она не имела в виду каждого из всех его людей.
— Тех из нас, кто изменяется, — пояснила она, не глядя на него. — Тех, кто отличается от остальных.
— Вы все отличаетесь друг от друга, вопрос только в степени этих отличий.
Казалось, что она заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Ты все смеешься надо мной. Мы переносим такую боль… ради тебя, а ты лишь смеешься.
— Только не над твоей болью, девочка. — Он глубоко вздохнул и постарался скрыть свою радость. — Не над твоей болью.
— Но ты не любишь нас.
— Нет. — Он вновь почувствовал, как она начинает возражать ему. — Не всех вас.
— А меня? — робко прошептала она наконец. — Любишь ли ты меня?
Это был излюбленный вопрос его дочерей, и только его дочерей. Его сыновья надеялись, что он любит их, хотя и не спрашивали его об этом. Возможно, они и не отваживались на это. Ах, но эта девочка…
Когда она была здорова, ее глаза были похожи на глаза матери — абсолютно чистые, коричневые, резко очерченные белизной детские глаза. Она была более изящной, чем Энинву: тонкие запястья и лодыжки, более выдающиеся скулы. Она была дочерью одного из старших сыновей Исаака. Тот появился от него у женщины из дикого племени индейцев, которая могла читать чужие мысли и заглядывать в удаленные и закрытые пространства. Среди индейцев было много таких людей, и они их либо просто терпели, либо даже почитали, вместо того чтобы уничтожать. Но в конце концов они должны были приобщиться к цивилизации и научиться понимать, как поняли это белые, что слышать голоса, получать видения, двигать неодушевленные предметы, не касаясь их руками, — что все эти странные способности происходят от дьявола или, по крайней мере, являются лишь игрой воображения. Цивилизованные люди слишком усердно очищали собственные ряды от подобной «нечисти», стараясь тем самым сохранить себя во времени. Они искореняли подобные качества среди своих детей, а за ними и в последующих поколениях, выбивая тем самым из их рук оружие, с которым те могли бы противостоять людям Доро. Несомненно, когда-то в будущем день этого противостояния обязательно наступит. Эта девочка столь редкой ценности как по крови ее отца, так и по крови матери, вполне может дожить до этого дня. А если бы только он захотел развести долгоживущих потомков от Энинву, то выбрал бы как раз вот эту девочку. Он был абсолютно уверен в ней. За многие годы он научился не полагаться на первые положительные результаты скрещивания, пока не закончится переходный возраст и он не увидит несомненный успех. Но ощущения, которые пробуждала в нем эта девочка, были столь сильными, что у него не оставалось сомнений. Таланты, скрытые в ней, дразнили и манили его. Он не должен убивать ее, ни в коем случае. Он никогда не убивал лучших из своих детей. Но сейчас он должен получить то, что его так притягивает в ней. И она должна обладать тем, чего с таким нетерпением ждет от него.
— Я вернулся сюда из-за тебя, — сказал он, улыбаясь. — Не из-за кого-нибудь другого. Я чувствую, что происходящие в тебе перемены оправдают себя. И я хочу сам убедиться в том, что с тобой все в порядке.
Этого заверения было достаточно для нее. Она радостно захватила его в удушающие объятия и поцеловала, но совсем не так, как дочь должна целовать отца.
— Мне нравится делать это, — сказала она застенчиво. — То, что делают Дэвид и Мелани. Временами я стараюсь узнать, когда они начинают это делать, и пытаюсь разделить с ними свое участие. Но я не могу. Либо это приходит ко мне само по себе, либо не приходит вовсе. — И она, словно эхо, повторила слова собственного отчима, и собственного деда. — А я хочу, чтобы у меня было что-то свое! — Ее голос был наполнен едва ли не злостью, будто Доро был должен ей именно то, чего она требовала.
— Почему ты говоришь мне об этом? — спросил он, заигрывая с ней. — Ведь сейчас мое тело не так красиво. Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь из городских парней?
Она вцепилась в его руку так, что маленькие ногти впились в его тело.
— Ты опять смеешься! — прошипела она. — Разве я такая смешная? Ну, пожалуйста!..
К своему удивлению он обнаружил, что думает сейчас об Энинву. Он всегда сопротивлялся успеху в общении с ее дочерьми. Это уже стало привычкой. Нвеке была последним ребенком, к зачатию которого он принудил Энинву, но все же Доро продолжал уважать некоторые суеверия Энинву — и не потому, что хотел, чтобы Энинву оценила эту доброту с его стороны. Ну что ж, теперь все идет к тому, что ее место рядом с ним будет занято молодой дочерью. Все, к чему он стремился, пытаясь подкупить мать, дочь предоставит ему сама. Дочь не жила в диком племени и не имела такой свободы, чтобы приобрести те суеверия, которыми переполнена ее мать. Дочь принадлежала только ему — с самого момента зачатия она была его собственностью, как если бы его клеймо было поставлено на ее теле. Она даже думала о себе, как о его собственности. Его дети, молодые и старые, мужчины и женщины, зачастую сильно упрощали ему осуществление прав собственности. Они полностью принимали его власть и, казалось, нуждались в его гарантиях той странности, которая была им свойственна.
— Доро? — очень тихо позвала его девочка.
На ее голове был красный платок. Он чуть ослабил и сдвинул его назад, чтобы высвободить ее густые темные волосы, более похожие на волосы отца, чем на волосы матери. Она зачесывала их назад и связывала в большой узел. Всего лишь один тяжелый локон свешивался на ее мягкое коричневое плечо. Он сопротивлялся импульсивному желанию освободить еще один. У них было не слишком много времени, пока они могли оставаться только вдвоем. Он не хотел попусту тратить время на то, чтобы распустить ее волосы, потому что опасался дать повод Энинву сразу обо всем догадаться. Энинву так или иначе должна будет узнать об этом — и, вероятно, очень быстро, — но не через бесстыдное поведение ее дочери. Она должна узнать это именно таким путем, который даст ей возможность пристыдить Доро. Ее дочь все еще очень сильно нуждается в ней, сейчас не следует создавать между ними отчуждение. Ни один человек во всех поселениях, созданных Доро, не мог так помогать людям, переживающим переходный возраст, как Энинву. Ее тело могло буквально вбирать в себя все физические страдания, охватывающие сильного молодого человека. Она не могла причинить им вреда, напротив, удерживала, чтобы они не причинили себе этот вред сами. Они никогда не боялись ее и доверяли ей. Она была их приятелем, их сестрой, их матерью, их любимой привязанностью именно в те периоды, когда они проходили через агонию. Если им удавалось пережить свой собственный психологический переворот, то потом они понимали, как хорошо она заботилась об их психике. Нвеке нуждалась сейчас именно в такой помощи, для нее это было важнее всего остального.
