Сергей Лукьяненко - Спектр
– Полушкиной. Она прибыла сюда под чужим именем… её зовут Ирина Полушкина. Надо её похоронить, желательно в земле, а не кремируя.
– Можно, – великодушно согласился чиновник. – Это будет достопримечательность Центра глобальных проблем. У нас в городе присутствует один человек, проповедующий земной религиозный культ… – Он покосился на экран. – Ксёндз. Это годится?
Мартин пожал плечами:
– Знаете, я думаю, что по большому счёту годится. Он подскажет вам, как всё должно происходить.
– Сотрудники госпожи Ирины примут участие в погребении, – кивнул чиновник. – Она сумела заинтересовать своей идеей много молодёжи… как жалко, что гипотеза провалилась.
– Вам бы хотелось узнать, чем вы отличаетесь от других рас? – спросил Мартин.
Аранки переглянулись.
– Говоря честно, – сказал Лергасси-кан, – правота Ирины была бы крайне неприятной для нас. Я ознакомился с её теорией… и пришёл в ужас. Фактически успех эксперимента означал бы существование чего-то непостижимого нами… в принципе непостижимого…
– Бога, – подсказал Мартин.
– Да, именно. И получилось бы так, что мы – единственные разумные во Вселенной, лишённые души. – Чиновник развёл руками. – Ничего себе открытие, верно?
– Жутковато, – согласился Мартин. – Но я не думаю, что у Ирины был хотя бы малейший шанс на успех. Не понимаю даже, как она сумела прийти к идее этого эксперимента – её собственные религиозные представления были крайне поверхностны.
– В любом случае я рад, что она ошибалась, – сказал Лергасси-кан. – По крайней мере на настоящий момент развития науки мы можем считать её теорию ошибочной.
– А если бы эксперимент удался? – поинтересовался Мартин. – Если бы приборы зафиксировали, что в момент смерти Ирины что-то изменилось… от её тела отделилась какая-то тонкая субстанция, не существующая у вас?
Аранки снова переглянулись.
– Понял, – сказал Мартин. – Можете не отвечать.
– Наш долг перед расой состоял бы в том, чтобы скрыть это открытие, – сказал Лергасси-кан. – Любой ценой. Извините, Мартин. Мы постарались бы сохранить вам жизнь, но изолировали бы вас… на каком-нибудь тропическом острове, к примеру.
– А потом нам пришлось бы закончить собственное существование, – добавил тириантский чиновник. – Чтобы исключить риск утечки информации. Да и каков был бы смысл существовать, зная, что наша жизнь – конечна, в то время как все остальные расы – бессмертны?
– Довольно эгоистично, – кивнул Мартин. – Но я понял ваши опасения. Бедная Ирочка. Она даже не задумывалась, какой шок способно вызвать её открытие.
Они допили чай и ещё немного побеседовали на самые разные темы – от погоды до перспектив дружеских отношений Земли и Аранка. Мартину дали жетон Ирины – уже третий жетон в его коллекции, – и он понял, что пора откланяться. Мартин попросил Лергасси-кана передать привет маленькому Гатти и рассказать ему про случившееся. Лергасси-кан и его коллега, так и не соизволивший представиться, сердечно попрощались с ним и попросили почаще бывать на Аранке.
Мартин обещал.
Станция ключников в Тирианте была выстроена в урбанистическом стиле. Пирамида из стекла и металла, пробегающие по прозрачным стенам огоньки, сверкающий где-то на стометровой высоте маяк – не очень-то и нужный на столь цивилизованной планете, но упорно устанавливаемый ключниками на каждой Станции.
Мартин поднялся к одному из входов на Станцию по движущемуся спиральному пандусу. На входе его обдало тёплым, приятно пахнущим воздухом, скользящие в толще полупрозрачного пола световые указатели направили Мартина к свободному ключнику. Здесь, на крупной и оживлённой Станции, огромный зал был заставлен, будто в ресторане, маленькими столиками на двоих. За каждым столиком сидел скучающий ключник и ждал интересных историй.
Мартин подошёл к креслу, возле которого крутился в матовой напольной плите похожий на сперматозоид указатель, уселся поудобнее. Посмотрел в печальные глаза ключника и начал дозволенные речи.
– Жил-был человек…
– Мне всегда нравилось это начало, – одобрил его ключник и пододвинул ближе к Мартину чистый бокал и бутылку вина.
Мартин плеснул себе в бокал и повторил:
– Жил-был человек, а потом, как водится, умер. После этого оглядел себя и очень удивился. Тело лежало на кровати и потихоньку начинало разлагаться, а у него осталась только душа. Голенькая, насквозь прозрачная, так что сразу было видно что к чему. Человек расстроился – без тела стало как-то неприятно и неуютно. Все мысли, которые он думал, плавали в его душе, будто разноцветные рыбки. Все его воспоминания лежали на дне души – бери и рассматривай. Были среди этих воспоминаний красивые и хорошие, такие, что приятно взять в руки. Но были и такие, что человеку самому становилось страшно и противно. Он попытался вытрясти из души некрасивые воспоминания, но это никак не получалось. Тогда он постарался положить наверх те, что посимпатичнее, – как он первый раз в жизни влюбился, как он ухаживал за старой больной тётушкой, как плакал, когда у него умерла собачка, как радовался рассвету, который ему довелось увидеть в горах после долгой и страшной снежной бури.
И пошёл назначенной ему дорогой.
Бог мимолётно посмотрел на человека и ничего не сказал. Человек решил, что Бог второпях не заметил других воспоминаний: как он изменил своей любимой, как он радовался, когда тётушка умерла и ему досталась квартира, как спьяну пинал ластящуюся к нему собачку, как грыз в тёмной холодной палатке припрятанный шоколад, пока его голодные друзья спали, и многое, многое другое, о чём ему вовсе не хотелось вспоминать. Человек обрадовался и отправился в рай – поскольку Бог не закрыл перед ним двери.
Прошло какое-то время, трудно даже сказать какое, потому что там, куда попал человек, время шло совсем иначе, чем на Земле. И человек вернулся назад, к Богу. «Почему ты вернулся? – спросил Бог. – Ведь Я не закрывал перед тобой врата рая». «Господь, – сказал человек, – мне плохо в Твоём раю. Я боюсь сделать шаг – слишком мало хорошего в моей душе, и оно не может прикрыть дурное. Я боюсь, что всем видно, насколько я плох». «Чего же ты хочешь?» – спросил Бог, поскольку Он был творцом времени и имел его в достатке, чтобы ответить каждому. «Ты всемогущ и милосерден, – сказал человек. – Ты видел мою душу насквозь, но не остановил меня, когда я пытался скрыть свои грехи. Сжалься же надо мной, убери из моей души всё плохое, что там есть!» «Я ждал совсем другой просьбы, – ответил Бог. – Но я сделаю так, как просишь ты».