Джек Хорн - Пустота
– Интересно, почему он так прочно держится за этот мир, в то время как наш Колин будет стерт из него? Слушай, Мерси! Что, если мы обменяем это ничтожество всего на один день для нашего маленького Колина? Как тебе моя идея?
Я молчала. А бедолага еще крепче стиснул бутылку: похоже, боялся, что кто-нибудь из прохожих ее отнимет. Резко развернулся и начал сыпать бранью в пустоту. Мое ведьмовское зрение не различило ни духа, ни голодного демона, незримо напавшего на бродягу. Он сражался с порождением собственного мозга, пропитанного алкоголем. Будет ли кто-то тосковать о нем? Оставит ли его смерть дыру в ткани нашего мира? А ведь можно протянуть руку и забрать его жизненную силу, чтобы предложить ее…
Вся гнусность преступления, которое я лишь предположила, пробудила меня от чар Гудрун. Я вспомнила историю Евы и змия. Какими грехами, куда более ужасными, была она искушаема, прежде чем вкусила от яблока, совершив вроде бы невинный поступок?
– Боже мой! – ахнула я. – Нет. Это его жизнь! Я не убийца.
Гудрун сжала губы, пытаясь сохранять спокойствие. Я испытывала ее терпение. И она не стала меня перебивать.
– Нет. Есть Бог или нет, но твой образ мыслей неправилен. Поверь, я очень хочу спасти моего ребенка, и я найду иной способ.
Я вскочила со скамейки, едва не упав. И попятилась от Гудрун.
– Мир, который ты описала… Я не хочу, чтобы Колин там оказался.
– Ты обрекаешь своего сына на небытие. А пьянчуга мог обрести славный конец. Он бы принес себя в жертву ради твоего Колина. Вот поистине благородная цель!
Гудрун махнула в сторону бездомного, и тот заковылял прочь из парка.
– Но я разделяю твои сомнения, – произнесла ведьма, наклонив голову набок и потупившись. Само воплощение сочувствия и понимания. – Если убит один, это преступление, а если несколько, то единичное преступление превращается в кровавую бойню. Тем не менее, Мерси, когда гибнут сотни тысяч, все становится статистикой. Количество людей увеличивается, и в итоге разум теряет способность осознавать отдельных персоналий, стоящих за общим числом. Чувства притупляются, совесть перестает подавать голос.
Она сделала паузу.
– Достигнув этого, становишься божеством.
– Я не хочу быть «божеством».
– А если каждой из смертей ты сможешь купить еще день жизни для твоего малыша?
Я ответила, прежде чем искушение сломило мою ослабленную волю.
– Нет, – отчеканила я, осознавая, что делаю правильный выбор, пусть это и звучит так, будто я предаю Колина. – Я ухожу. Прощай!
– А как насчет тех, кого уничтожила грань? Ты сама слышала, что случилось с миром фейри, тебе же поведали трагическую историю, так? Лишь некоторые из них выжили, а какое жалкое существование они влачили! Подумай, Мерси: есть и другие измерения, которые были уничтожены при создании грани!
– Неужели? – спросила я, ощутив бремя ответственности. Меня охватило чувство вины.
Гудрун посмотрела на памятник Конфедерации и пожала плечами.
– Не все ли равно? Однако я могу утверждать, что ведьмы, сотворившие грань, проявили абсолютное безразличие ко всем, кроме себя самих.
Мимо нас пробежал парень, голый по пояс. Юнец был слишком молод для Гудрун: наверное, разница в возрасте между ними составляла тысячу лет, но я вдруг сообразила, что он делает это уже в пятый раз и ловит ее взгляд.
– Глупый ребенок, – пробормотала Гудрун. Я не поняла, относится ли ее замечание к бегуну или ко мне. – Нынешние якоря ничем от них не отличаются. Аяко сообщила мне, что якоря многое держат от тебя в тайне. А сейчас они заставили тебя поверить в то, что обуздали Аяко, но ничего подобного не произошло! Якоря решили, что ее поведение в отношении тебя вполне согласуется с их замыслами, хотя ее действия и не привели к желаемому результату.
Гудрун улыбнулась и прижала руку к груди – там, где должно было биться ее сердце, если такое имелось.
– Они сошлись на том, что Аяко нужна им для последней схватки, которую они будут вести против нас двоих.
Ведьма кивнула, подтверждая тот факт, что якоря сочли меня столь же опасной, как сама великая Гудрун.
Затем сложила ладони в молитвенном жесте.
– Мерси, я не прошу от тебя невозможного. Конечно, тебе непривычен такой образ мыслей. Очевидно, он противоречит твоим нынешним убеждениям, возможно, твоей природе, но я выбрала именно тебя. Ты – особенная. Я уверена, что ты – ведьма, о которой гласило пророчество. Та, кто разрушит грань, которая причиняет реальный вред всему живому. И клянусь, что если я не смогу убедить тебя в правильности моих взглядов, то буду действовать сама. Я оставлю в покое тебя и твою семью. Я не желаю с тобой враждовать, Мерси. В конце концов, мы одной крови.
Я попалась! Слова Гудрун звучали отвратительно, но были правдой. Неоспоримой. Они резали мне слух, но впервые с момента нашего разговора я поверила Гудрун по-настоящему.
– Значит, ты Вебер?
Благодаря Джессамине я породнилась с Хило. А теперь оказалась родственницей Гудрун. А что, если в моих ДНК обнаружатся связи еще с целой кучей свихнувшихся?
– Нет, не Вебер, но твой отец, Эрик, был мне родственником.
На некоторое время я потеряла дар речи. Мне будто сказали, что мой двоюродный брат – страшила. Потом я постепенно взяла себя в руки и не дала страху затопить свою душу. Получается, что наши родственные узы – единственное, что позволило мне остаться в живых. Надеясь связать Гудрун кодексом чести, я решила вытянуть из нее обещание.
– А если мы придем к соглашению, ты отпустишь меня? Перестанешь мешать моей семье?
– Якоря сочли бы твое предложение окончательным доказательством твоего предательства, – промурлыкала Гудрун и кивнула. – Ладно, Мерси! Но прежде чем мы расстанемся, я должна обсудить с тобой весьма важный вопрос.
Я насторожилась, чувствуя, как холодеет в животе.
– Какой же?
– Ты, разумеется, не убийца. По крайней мере, в данных обстоятельствах. Но вдруг дело коснется исполнения правосудия?
– Я не судья и точно не палач.
– Нет? Допускаю, но тебе стоит расширить круг собственных возможностей.
– Ты обвиняла меня в твоих горестях, но я в них невиновна!
Воздух передо мной задрожал и заклубился.
– Виновен он, – изрекла Гудрун, когда возле скамейки материализовался Джозеф. Едва обретя телесность, он плюнул в сторону Гудрун и принялся извиваться, пытаясь освободиться от пут темной материи, связывающих ему руки и ноги.
– Предаю его твоему правосудию, – сказала Гудрун.
– Дрянь! – прохрипел Джозеф, но черная полоса тотчас перекрыла ему рот.
– Возможно, но намордник достался тебе, – усмехнулась Гудрун. – Он твой, Мерси, – добавила она. – В течение ближайших двадцати четырех часов. Я поставила блок на его магии, и до завтрашнего дня он будет лишен силы. Затем он получит свободу и сможет причинять вред всем, кого ты любишь. И вообще кому угодно…
