Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже
Не подходя к двери, Завид указал на могучий дуб, ветвями закрывавший окно на втором этаже посадничьих хором.
– Эвон тот, рядом с голубятней.
– Тогда выходи. Все разом выходи! – скомандовал Юрята. – Митьша, иди последним, Завидку стереги. Не сбежал бы поганец!
Ребята вышли из башни, быстро огляделись по сторонам и побежали к дубу. Юрята вдруг с разбега остановился и принялся истово креститься на соборные кресты. Митьша, Сережа и Завид тоже круто затормозили и тоже начали усердно отмахивать кресты и поклоны. Они не понимали, для чего понадобилась Юряте эта опасная остановка.
Надо было быстрее бежать к дубу, забраться на него и спрятаться в ветвях. Но в следующую минуту они услышали мужские голоса и смех. От поварни к собору подходили два хмельных стрельца в распахнутых зеленых кафтанах.
– Эй, шелудивые, пошто пришли? – крикнул сердито один из стрельцов, останавливаясь против ребят.
– К вашим детинским мальцам приходили, дяденька стрелец, – поклонился низко Юрята. – На мячегон их звали.
– Зови, зови! – хохотнул стрелец. – Всыплют вам наши десяток сухих! Портки на поле потеряете! Стрельцы ушли.
– И башка же у тебя, Юрятка! – проговорил восхищенно Митьша. – Враз ужом вывернулся!
– Цыц-те, болтать-то! – одернул его заметно польщенный атаман. – Бежим теперь к дубу. Одним пыхом!
Сережа подбежал к дубу вторым. Юрята уже карабкался по ветвям. Сережа подпрыгнул, ухватил свисавший сук и тоже полез вверх. Ниже сопели Митьша и Завид.
Сережа и Юрята сели рядом на толстом суку. Окно горницы было на уровне их лиц, но его заслоняли мелкие ветви. Юрята раздвинул листву. В горнице, освещенной солнцем, на низком потолке засияла вся красота поднебесная: и солнце красное, и месяц ясный, и звездочки светлые, и радуга многоцветная.
– Лепота какая! Истинно как в раю господнем! – прошептал восхищенно Юрята. – Чать, Истомы работа.
А Сережа, холодея от мысли, что он проникает в недобрую, опасную тайну, глядел не на потолок с поднебесной красотой, а на лавку, покрытую суконным полавочником. На ней стоял радиоприемник, а от него тонкий провод уходил к окну. Сережа проследил его глазами. Провод был выведен наружу и поднимался к вершине дуба, где была, конечно, спрятана антенна. Но таких приемников Сережа не видел раньше: небольшой металлический ящик, окрашенный в защитный цвет, а рядом цинковые шестигранные коробки.
Сережа отшатнулся, прячась в ветвях.
В дальнем конце горницы открылась низкая дверь, и в горницу, пригнувшись, вошел человек. Лицо вошедшего закрывал накомарник; одет он был в синий балахон без перехвата в талии и без ворота, с золочеными петлицами и крупными пуговицами из самоцветов. Расшитый золотыми нитками балахон блестел на солнце, как зеркало.
Человек в синем балахоне ударом ладони в раму открыл окно и, не снимая накомарника, начал глядеть в сторону собора. Затем поднял глаза к небу. «А если он опустит глаза? Господи, хоть бы на дуб не посмотрел! – взмолился мысленно Сережа. – Прямо не знаю, что будет тогда с нами. Суровцу отдадут. Пропали мы!..»
Сережа вздохнул облегченно. Человек в горнице раздраженно пробормотал что-то и, повернувшись, подошел к приемнику. Сдвинув вверх рукав, он посмотрел на запястье левой руки. «На часы смотрит! – удивился Сережа. – В Ново-Китеже ручных часов ни у кого нет!» Проверив время и не снимая накомарника, человек сел на лавку рядом с приемником и начал вертеть рычажки настройки. Затлелся зеленый «глазок» индикатора, зашипело, затрещало, потом зажурчала чихая музыка, медленное, ленивое танго. «Вот они, Завидовы скрипицы и трубы», – подумал Сережа.
– Молчат! – зло стукнул кулаком по лавке человек в накомарнике. – Где их черти носят? Неужели не прорвались? И не принесут? Тогда дело швах!
Он резко выключил приемник и вышел, крепко хлопнув дверью.
– Кто это был? – тихо спросил Сережа Юряту.
– Завидов набольший чертознай! – засмеялся Юрята. – Никакой это не чертознай, а из детинских кто-нибудь, из верховников. Видел, как богато одет?
– Про синий балахон говоришь?
– Балахон мужики носят, а это ферязь парчовая. Богатущий, видать, человек.Не иначе, на пир-столованье к посаднику пришел. А чего в ящике играло? Вот это так диво дивное!
– Это радиоприемник. Музыку откуда-то передавали.
– Опять замолол свое, мирское! – недовольно махнул рукой Юрята. – Ты людскими, православными словами объясни.
– После как-нибудь, – ответил Сережа. – Слезаем, Юрята. Все, что надо, видели, и даже более того.
– Годи! – сказал Юрята. – Я на подоконнике углядел цацку красивую.
На подоконнике лежал нагрудный значок, какой – не разобрать: он лежал кверху оборотной стороной. Затрещал и качнулся рядом сук. Это Юрята, повиснув на одной руке, другой потянулся к окну и схватил лежавший на подоконнике значок.
– Теперь и слезать можно, – вися на суку, сказал он и крикнул негромко вниз: – Чеши, ребята, на землю! Чего дорогу загородили?
Спустившись с дуба, ребята то перебежками, то спокойным шагом пересекли посадничий двор, ворвались в Пыточную башню, влетели в камору, подняли заслонку и на задах лихо скатились на улицу. Первым к ним бросился Женька. Счастливо замирая, он ткнулся носом в колени Сережи. А вторым подбежал нетерпеливый Иванка.
– Чертозная набольшего видели? – переводя быстрые глаза с Юряты на Сережу, с Митьши на Завида, спросил он.
– За тем и ходили, – отдуваясь, важно ответил Юрята.
– В окно влетел? – заранее пугаясь, прошептал Тишата.
– У него спроси, – кивнул Юрята на Завида. – Ему лучше знать.
– Я ничего не видел, – растерянно улыбнулся Завид. – Я шибко спужался. Кукшей, чай, влетел, как положено?
– Вороной! – серьезно ответил Юрята и неожиданно захохотал. – Сам ты ворона полоротая!
Засмеялись и все остальные ребята – очень смешно было растерянное и обиженное лицо Завида.
– Постой, Юрята! – Сережа, гладивший Женьку, поднял на атамана глаза. – А что ты с окна схватил? Покажи.
Юрята разжал кулак. На его ладони лежал серебряный крест. На концах его были вычеканены буквы «Б.Р.П.». А у ног распятого Христа чернела эмалевая свастика.
Сережа вздрогнул:
– Вот это да!.. Юрята, милый, дорогой, дай мне крест. Знаешь, как он мне нужен!
Глаза Сережи в пушистых ресницах просили, умоляли. Он потянулся к кресту, но Юрята быстро отвел его руку.
– На что тебе крест? Ты в бога не веришь. Ладно, давай меняться. Чего мне дашь?
