Михаил Башкиров - Открытым текстом
— С завтрашнего дня будем нести боевое дежурство на РУКе, — лейтенант снова пошарил по карманам — ему хотелось курить. — Разве с вами, мелюзгой ушастой, на что-нибудь высококлассное потянешь?.. Другим РАТы[2] или РАФы[3], а мне — РУК…
— Нас на передовую? — спросил кто-то шепотом.
— За забор, — лейтенант привстал — ножки табуретки стукнули об пол.
— На свалку! — Зинка сотрясла кровать. — Девочки, готовьтесь на свалку!
— Боец Коржина, прекратите разлагать личный состав. Приказано развернуть контрольный узел на ипподроме, а вы не могли не заметить, что вышеназванный ипподром находится за соседним забором… Смотрите не опозорьте меня…
Лейтенант вышел.
Очередь рывком продвинулась вперед. Совсем рядом заплакал ребенок. Но его не видно. Только головы, да плечи, да взмокшие спины…
За окном был дождь, нудный и мелкий. Зять ходил по комнате, размахивая руками.
— Милая теща, я снова буду надоедать вам расспросами… Я за это время много думал… Думал о том, что вы успели мне рассказать… Я ведь сам тогда не подозревал, какого джина выпускаю из бутылки… Я вообразил, что могу посторонним взглядом оценить события… И за деревьями не увидел леса… В конце концов я понял, что смысл не в подробностях… Судьба — вот главное…
Зять то присаживался на тахту, то огибал стол. А она почему-то пыталась вспомнить первое дежурство, вспомнить во всех подробностях, назло умничающему зятю, — и не могла…
Ребенок продолжал надрываться. Очередь застыла монолитом.
Наталья Петровна расстегнула верхнюю пуговицу блузки.
Как порой беспомощна память человеческая… И сейчас, хоть убей не вспомнить ни первого дежурства, ни второго, ни третьего — все слилось в один час, в одни сутки — как будто и не снимала ни на минуту наушники и не переставала писать убористые колонки цифр, лишь изредка трогая ручку настройки… А рядом, скорчившись на складных стульях, девчонки перед приемниками, и каждая слушает свою волну, каждая боится потерять своих… А ночью индикатор особенно резок, и свет, падающий от шкалы, линует колонки записанных цифр, и эфир полон помех…
Еще помнится, как, возвращаясь из особого отдела, лейтенант выговаривал свободным от дежурства за плохие записи, — а попробуй успеть за одуряющей морзянкой, которую на слух-то не всегда уловишь. При этом лейтенант проходился в адрес курсов и вспоминал прежний состав полка, почти наполовину оставшийся там, за проливом…
И почему-то врезался в память скакун чистых кровей в белых чулочках и с ослепительным пятном на лбу. Каждое утро и каждый вечер его водили по ипподрому, а возле трибуны всегда стоял усатый генерал в бурке. Лошадь грациозно подымала ноги, встряхивала гривой, поводила хвостом. Она и в последний вечер перед отступлением тоже делала положенные ей круги…
Лейтенант перепрыгнул через перила, сбежал по ступеньками к машине и, запнувшись о растяжку антенны, качнулся всем корпусом вперед, в последний момент поймал ручку открытой двери и заглянул в будку станции.
— Кончайте к чертовой матери! Приказано свернуть РУК! В двадцать три ноль-ноль выступаем!
— У двадцатого связь пропала…
— Я же сказал: сворачивайте, времени в обрез… Где аккумуляторщик!
— Санушкин в роту пошел, в мастерские…
— Мастерские! — лейтенант взобрался в будку, захлопнул дверь. Боец Коржина, получите у старшины сухой паек.
Зинка выключила приемник, не торопясь убрала в ящик столика журнал и карандаш, спрятала наушники. Лейтенант вытащил из угла пустой вещмешок и протянул ей. Она почти выдернула широкие лямки из его рук, плечом надавила дверь и стала осторожно спускаться — и вот ее голова, последний раз мелькнув на фоне закатного неба, провалилась в сумрак.
Наташа, сдвинув наушники, смотрела в проем двери и как будто не могла насмотреться на силуэт трибуны, над которой обвис флаг.
— Что же с конем будет, Натка? — Верочка уронила журнал. — Такой красавец, ну прямо сказочный, — а, Натка?
— Отставить, — лейтенант обернулся на подножке. — Сюсюкать будем потом, выполняйте приказ.
Они успели к школе вовремя. Колонна машин уже начала движение, но по двору все еще кто-то бегал, топоча сапогами и матерясь.
Девчонки прилипли к окошку станции. Колонна казалась бесконечной. Мимо них проплывали темные силуэты, рыча моторами.
В дверь заколотили.
Наташа отбросила щеколду и увидела растрепанную Зинку и ошалелого Санушкина с тугим вещмешком, прижатым к груди.
— Еле нашла этого обалдуя, — Зинка сунула вещмешок в угол.
Санушкин пристроился на скатанный матрац, вытянул длинные ноги, задремал.
— Во время движения соблюдать маскировку, — лейтенант заглянул в будку, хлопнул дверью и побежал в кабину. Под окошком блином мелькнула его фуражка.
— Санушкин, лапочка, подвинься, — Зинка стянула пыльные сапоги. Подвинься, тебе говорят…
Рядом с очередью продолжал плакать ребенок.
— Какие нынче дети пошли визгливые, — особа повернулась к Наталье Петровне, сняла очки.
Наталья Петровна расстегнула еще одну пуговицу блузки.
Глаза особы напомнили ей экран телевизора, когда вдруг пропадает изображение, и ничего, кроме ряби… В ту субботу зять смотрел футбол из-за границы, и рябь то и дело выскакивала на экран.
— Теща, вы почему-то снова перешли на оправдания, — зять оттянул майку и стал разглядывать прыщик на груди. — Может, вас испугал мой тезис о бессмысленности вашей жизни? Успокойтесь — любая жизнь оправдана участием, пусть и едва заметным, в той войне… Четыре бесконечных года — это весомо… Но, скажете вы, после была демобилизация, поступление в горный институт, голодные белые ночи, диплом с отличием, работа в геологоуправлении до заслуженной пенсии, а кроме того, рождение дочки, правда, чуть поздновато, а также успешное накопление благ… Вроде бы не к чему придраться… А вот я считаю, что все это было по инерции… Затянувшаяся передышка… Теперь можно вернуться назад… Вам сейчас кажется, что ничего особенного нет в том, что в юности, как опаленный огнем фундамент, лежит война…
Рябь сменилась заставкой, потом замелькали футболисты, но голоса комментатора не было слышно, а лишь гул трибун.
— Возможно, я и ошибаюсь, и причины вашей рядовой, практически безрезультатной жизни лежат гораздо ближе, и они гораздо проще для понимания, но убедите меня в этом, и тогда уже я начну бояться, так как чувствую неуклонное сползание в кем-то вырытую яму… Если бы я знал, что вместе с Ольгой получу квартиру, дачу, машину и героическую тещу, то, наверное, раздумал бы жениться… Не было бы всего — и я, как нормальный человек, полжизни бы потратил на стабилизацию, которая большинству кажется счастьем… Радовался бы поэтапно своим достижениям… Выход — уехать от вас… Но, во-первых, Ольга никогда на это не пойдет, во-вторых, где найти силы начать на пустом месте, да и зачем начинать, когда результат будет такой же?..
