Алексей Березин - Востребованное зло
Он погладил ее по черным волосам, но Ким не успокаивалась.
— Я… Не хочу… — прорыдала она, но слезы заглушили остальную часть фразы.
— Тс-с… Мышка, ты ведь маму сейчас разбудишь! Не плачь, моя хорошая.
Лилита перестала храпеть и пошевелилась. Вывернув шею, она посмотрела в их сторону.
— Что?..
— Спи, спи. Ким приснился кошмар.
Лилита не без труда развернула свое грузное тело и движением профессиональной матери прижала к себе дочь. Ким сразу поутихла, слезы перестали литься из ее глаз, уступив место хлюпанью и шмыганью носом. Руфус даже позавидовал. Он ладил с дочерью, но успокоить ее так быстро и без усилий ему никогда бы не удалось.
— Что случилось, детка? — спросила довольно строго Лилита.
— Я не хочу, чтобы папу… наказывали… в котле, — прохлюпала Ким.
— Что ты, мышонок, — сказал Руфус. — Папу не накажут. Я ведь не делаю ничего плохого, за что же меня наказывать?
Ким издала еще серию всхлипов.
— Дяденьку наказали!
— Ну, так ведь то ссыльный, он виновен…
— А ты тоже делаешь больно! Вилой! И в котле им больно!
Руфус заморгал.
— Вот что, детка, — взяла разговор в свои руки Лилита. — Я тебе обещаю, что никто твоего папу не накажет. Мы его в обиду не дадим, так ведь? А если он нахулиганит, мы его сами по попе нашлепаем.
Ким издала звук — что-то среднее между всхлипом и хихиканьем.
— По попе!
— Да, нашлепаем сами, никому не дадим. А теперь давай спать.
Она принялась гладить Ким по голове, спела ей вполголоса какую-то песенку, и в конце концов Ким уснула.
Рукав отцовской пижамы она так и не выпустила из крепко сжатого кулачка.
IV
Цахес пришел сразу после того, как часы пробили семь. Во дворе яростно залаял пес, и Лилита выглянула в окно кухни.
— Иди, — крикнула она Руфусу в комнату. — Пришел твой старый черт. И скажи ему, чтобы не дразнил собаку.
Цахес, облаченный в свою лучшую пиджачную пару, и в самом деле стоял посреди двора, на безопасном расстоянии от собачьей будки, в каком-то метре от захлебывающегося лаем Кекса, показывая ему язык и издавая неприличные звуки. Он был так увлечен этим занятием, что заметил приближающегося Руфуса только тогда, когда тот схватил Кекса за ошейник и затолкал пса в будку.
— А-а, кх, кх, — радостно заперхал Цахес. — Молодой Брыкс! А я тут вот шел мимо…
— Заходи, заходи.
Цахес воровато оглянулся и достал из-за пазухи бутылку шнапса.
— Ого, — сказал Руфус. — «Кинг сайз»?
— Ну, а чего мелочиться, — важно ответил Цахес, вручая Руфусу бутыль. Он поднялся по ступенькам крыльца и вошел в дом.
Лилита вертелась на кухне, помешивая в кастрюльке соус и время от времени заглядывая в духовой шкаф, из которого распространялся аромат жарящейся курицы с картошкой и сыром. Несмотря на то, что она еще дважды с утра повторила Руфусу, что «раз твой гость — ты и готовь», тем не менее, готовить ужин она принялась сама. Когда муж сунулся было в кухню с робким предложением помощи, она лишь презрительно фыркнула и сказала:
— Если мне понадобится разбить пару тарелок или рассыпать по полу крупу, я всегда смогу сделать это сама, и можешь быть уверен, даже это я сделаю гораздо лучше тебя.
Так что Руфус вернулся в комнату и два часа кряду развлекал Ким, чтобы она не мешалась матери. Как раз перед приходом Цахеса он катал ее на своей спине по комнате, изображая ослика и время от времени крича «И-а-а-а!»
Руфус проводил Цахеса в гостиную. Ким уже сидела за столом, склонившись над листом бумаги, и что-то рисовала цветными карандашами.
— Твоя, что ли? — спросил Цахес, одобрительно глядя на Ким.
— А как же, — не без гордости ответил Руфус. — Четыре будет в марте… Ким, а что сказать надо?
Ким оторвалась от листка.
— Здрасьте, — сказала она, окинув Цахеса быстрым взглядом. — А я вас видела, у папы на работе.
— Точно, кх, кх, кроха, — сказал Цахес и повернулся к Руфусу. — Давай, наливай, что ли.
Они уселись за стол — Руфус рядом с дочерью, а Цахес напротив, рядом с окном. Руфус откупорил бутылку и налил шнапсу в уже приготовленные стопочки — Цахесу полную, а себе и Лили поменьше.
Вошла Лилита с подносом в руках, пинком затворила дверь в кухню и с грохотом водрузила поднос на стол.
— Добрый вечер.
— А-а, кх… Да, добрый, добрый.
— Цахес, это моя жена, Лилита.
— Очень приятно, кх.
— Взаимно, — холодно ответила Лили, составляя с подноса тарелки с картошкой и куриными ножками и бросая крайне неодобрительные взгляды на огромную бутылку со шнапсом.
— Много не пей, — с угрозой сказала она, поворачиваясь к мужу.
— Я помаленьку, — поспешил заверить ее Руфус, демонстрируя свою стопку.
Лили унесла поднос и начала греметь на кухне посудой — видимо, нагружала его второй партией снеди.
— А чего ты себе так мало? — подозрительно спросил Цахес.
— Гастрит, — быстро соврал Руфус. — Доктор не дозволяет, сам понимаешь.
— Понимаю. Питаетесь всякой дрянью, вот и… Кх, кх. Ну, давай… За здоровье.
Цахес сгреб стопку в свою огромную волосатую лапу и опрокинул ее содержимое в пасть. Шумно выдохнул и как-то сразу посерьезнел, нахмурился. Ткнул вилкой в кусок картошки и отправил его вслед за шнапсом.
— Все, — заявил он. — Все. Кончено.
— Что кончено? — не понял Руфус.
Лили вернулась с кухни, на подносе была маленькая тарелочка для Ким и высокие бокалы с рубиново-красной жидкостью — наверное, фирменный ягодный морс Лили.
— Убирай карандаши, детка, — сказала она дочери. — Я ставлю тебе картошку.
Ким поспешно отодвинула от себя карандаши на середину стола — обеими руками, выставив ладошки перед собой. Потом показала матери листок с рисунком.
— Это папа, он ослик. Видишь?
— Прекрасно вижу, — отозвалась Лилита, ставя перед ней тарелку. — Ох, детка, где же ты была со своим рисунком, когда я согласилась выйти за него?
Она положила пустой поднос на подоконник и уселась за стол. Взяла стопку.
— Так что за повод, Цахес? — деловито спросила она.
— Петиция, — хмуро ответил Цахес, прожевывая картошку. — Руфус рассказал, небось?
— Не успел, — признался Руфус.
Цахес глубоко вздохнул.
— Наливай по второй, не томи… В общем… Увольняют меня. Ходил вчера, носил петицию по отделам. Сегодня вот к начальству пошел.
— И как?
— А никак. Знаете, что они сделали?
— Что?
Цахес поднял стопку и выпил.
— А ничего! — еще один кусок картошки с корочкой сыра отправился в рот. — Даже читать не стали. Этот козел, Азиз. Он даже не взглянул на нее. Взял, и… Порвал. Кх, кх, кх. Порвал, вот так вот, на куски, и швырнул в корзину. У нас, говорит, молодым везде дорога, а тебе, мол, старый черт, у нас почет и заслуженный отдых. И катись, дескать, колбаской на все четыре стороны.
