Василий Бережной - Младший брат Солнца
— А что же это за ужасный «катаклизм», который так напугал бедную девушку?
— Было проведено пробное высвобождение нового вида энергии. Само по себе испытание прошло без накладок, и мы весьма сожалеем, что лаборантка Вера получила травму. Но ведь при научных исследованиях бывают и трагические случаи.
— Кстати, эта лаборантка — красивая девушка?
— На этот вопрос ответить не могу: совершенно нет времени рассматривать девушек.
— К тому же вы, вероятно, и женаты?
— Да.
— А как относилась ваша супруга к Вере? Не ревновала?
— Не знаю, работа не оставляет времени на подобные наблюдения.
— А что вы скажете относительно страхов перед супербомбой?
На высоком лбу Дэвида появились морщины.
— Страх может вызвать любая энергия. Опасность угрожала даже при изобретении спичек, ведь по теории вероятности спичками можно сжечь весь мир.
— Великолепно сказано! Судя по всему, и ваши «спички» не более опасны.
— К тому же мы давно уже взрослые и не играем с огнем.
— Естественно! Вы совершенно правы!
Дэвид улыбнулся:
— Быть правым — этого мало. Надо быть правым еще и не преждевременно, и не слишком поздно.
— Остроумно сказано!
— У вас есть еще вопросы? Дело в том, что я хотел бы вернуться на пляж.
— Кажется, все. Благодарю вас.
Корреспондент выключил магнитофон, быстро и ловко схватил фотоаппарат и сделал несколько снимков.
Босс вызвал охранника и попросил отвести корреспондента в бар.
— А что вы скажете нам? — с нажимом произнес он, опершись обоими локтями о стол. Заметив испытующий взгляд ученого, кивнул: — Вы не знакомы? Советник премьер-министра по вопросам обороны.
Военный протянул Дэвиду руку и хмуро заметил:
— Ситуация ухудшается с каждым днем. Нам известно, что готовятся новые выступления прессы, запросы в парламентах и тому подобное. Я уж не говорю о том, какой шум начался в коммунистических странах.
— О, им только дай повод! — сказал генерал.
— Я понимаю, — спокойно отозвался Дэвид. — Быть может, правительство решило свернуть программу?
— Ни в коем случае! — Советник заерзал в кресле. — Миллиардные затраты обязывают…
— Прекрасно. В таком случае мы должны удвоить усилия, перевести программу на интенсивный режим. — Дэвид снова заходил по кабинету, и овчарка насторожилась. — Необходимо немедленно расширить некоторые производственные мощности…
Когда он закончил сжатое, но достаточно детализированное изложение своих соображений, босс поднялся из-за стола и пожал ему руку.
— Именно этого мы от вас и ждем.
— Можете рассчитывать на полную поддержку правительства, — добавил советник премьер-министра. С лица его исчезла суровость, и глаза поблескивали удовлетворением. — Дополнительные ассигнования будут выделены по первому вашему требованию.
Дэвид Кинг окинул их обоих благодарным взглядом.
— Благодарю вас, джентльмены.
— Мы работаем во имя будущего! — сказал босс.
«Ты-то хлопочешь только о своих сейфах», — подумал Дэвид и сказал:
— Именно во имя будущего.
На этом они и расстались.
Когда Дэвид подошел к своему коттеджу, зеленая стрекоза вертолета с грохотом и жужжанием поднялась в небо и вскоре скрылась с глаз.
ТЕРЕЗА
Нервным движением Тереза выключила приемник, тяжело опустилась в кресло и закрыла ладонями лицо, словно утреннее солнце, заполнившее комнату, резало ей глаза.
С минуты на минуту должен был прийти Дэвид на второй завтрак, а она ничего не приготовила, даже кофе, и даже не подумала об этом. Сидела сгорбившись, словно окаменев, едва сдерживая рыданья. Горячий комок подкатывался к горлу, и она конвульсивно хватала ртом воздух, чтобы не задохнуться. Подошла к роялю, села, оперлась на крышку локтями. Слышала, как вошел Дэвид, но не шевельнулась.
Вероятно, удивленный ее состоянием, он некоторое молчал, потом положил ей руку на плечо:
— Что случилось, Терри? Ну, Терри…
Сбросив его руку, вскочила и зашагала по комнате. Зо тистые пряди подпрыгивали па плечах.
— Позор, какой позор!..
Теперь уже она дала волю слезам, они заблестели ресницах, покатились по щекам.
— Ради бога, что случилось?
В голосе Дэвида слышалось уже раздражение.
— А ты не знаешь? — Тереза встряхнула головой и заглянула ему в глаза. Дэвид невольно улыбнулся: растрепанная, заплаканная, она казалась особенно красивой. — Если бы ты услышал, тебе было бы не до смеха…
— Что?
— Свое интервью!
Дэвид громко рассмеялся.
— Какая чепуха! И из-за этого ты так вот переживаешь?
— Но там ведь такие непристойные намеки! Лаборантка влюблена в профессора…
— Неужели ревнуешь?
— Если бы я не знала Веру, эту скромнейшую девушку…
— А меня?
— И тебя… Разве я не чувствую…
— Так стоит ли впадать в уныние?
— Противно. Перед всем миром забрасывают грязью, а тем более Веру. Гангстеры, просто гангстеры!
— Я чувствовал, куда он клонит, но не придал этому значения. Все это и глупости, и мелочи. Главное — сооружение моих пирамид идет полным ходом!
Терри посмотрела на него так, словно хотела заглянуть ему в самую душу. «Сооружение пирамид — полным ходом, — вертелось у нее в голове. — Неужели ты маньяк? Взрывные пирамиды — это главное. Куда же девались твои благородные идеалы, твои голубые мечты? Ничего не видно в твоих глазах — ни угрызений совести, ни сомнений, ни колебаний. Пустота».
Отвернулась и подошла к окну, за которым колыхался океан.
— Что с тобой, Терри?
Она молчала. Дэвид подошел и ласково погладил ее волосы:
— Ну, знаешь, так мы ни к чему не придем.
— Но неужели тебе ни о чем не говорит сердце?
— «Сердце, сердце». — Он взмахнул руками, потом заложил их за спину. — Только в мелодрамах причинные связи объясняют деятельностью этого органа. А в жизни все надо взвешивать умом, ты понимаешь? Не сердце, а разум!
Терри охватил ужас.
— Побойся бога, Дэвид! Сердце определяет человека, его поведение, только сердце. Я в этом глубоко убеждена и надеюсь, что и ты…
— Ах, оставь, пожалуйста, эти философствования, — перебил ее Дэвид, — тем паче что они совершенно инфантильны, ей-богу.
— А я сердцем чувствую…
— Здесь не чувствовать надо, а знать, понимать. Ум и сила воли — вот единственные лоцманы в хаосе нашего времени!
Дэвид говорил тоном, исключающим какие бы то ни было возражения. Словно читал лекцию несмышленой студентке, которая возводит в принцип свою экзальтированность, в то время как окружающая действительность настолько жестока, что не до сантиментов. А Вера не такая уж беззащитная, как может показаться, да к тому же проницательные люди и не поверят лжи, ситуация совершенно ясна, и надо быть кретином, чтобы не видеть, что к чему.
