Владимир Ильин - Зимой змеи спят
Георгий кивнул. Неизвестно почему, но загадочный пассажир вызывал у него симпатию.
— Скажите, Георгий Анатольевич, — начал незнакомец, жадно затянувшись и уставившись на сигарету в своей руке так, будто ожидал, что она взорвется, — как вы относитесь к той войне, в которой вам пришлось участвовать? — Видимо, заметив в зеркальце усмешку Ставрова, пассажир тут же поспешно добавил: — Извините, конечно, за столь нелепый вопрос. Сформулируем его иначе… Представьте, что судьба свела бы вас с теми людьми, которые развязали чеченскую кампанию.
Представьте, что вам стали бы известны достоверные факты, свидетельствующие о том, что эти люди несут непосредственную ответственность за гибель ваших товарищей, да и за гибель ни в чем не повинных женщин, стариков, детей — тоже…
Если бы вам предоставилась возможность покарать этих людей за их преступления, сделали бы вы это?
Ставров покачал головой.
— Какой смысл обсуждать это? — поинтересовался он. — Судьба, как вы говорите, никогда не сведет меня ни с бывшим министром, ни с нынешним… ни с прочими государственными деятелями.
— Вы что, серьезно считаете, что в развязывании этой бойни виновны одни только министры? — удивился незнакомец. — Вы сильно заблуждаетесь, Георгий Анатольевич.
Есть и другие люди, которым удалось тогда и удается сейчас оставаться в тени, но именно их криминальные замыслы пытались реализовать Грачев и компания… Да, их тоже трудновато достать, но в принципе можно… Если, конечно, очень захотеть.
Что же касается судьбы, то ее вполне могу вам заменить я. Точнее — наша Ассоциация, от имени которой я и беседую с вами…
Далее незнакомец поведал Ставрову следующую историю.
Когда некоторым людям, находившимся в оппозиции к нынешнему руководству страны, стало ясно, что власть имущие не намерены разбираться, кто же должен отвечать за самую бессмысленную и самую кровопролитную войну за последние полвека на территории бывшего Союза, то они решили сделать это сами. С этой целью была создана тайная организация, объединявшая в своих рядах представителей самых разных профессий, возрастов и слоев населения. Своей целью Ассоциация — так именовалась эта организация — ставила установление исторической правды о чеченской войне — но это была только официальная, «надводная» часть задач. Никто не должен был знать, что Ассоциация взяла на себя тайные функции носителя карающего возмездия по отношению к тем, которые были приговорены ею к смерти за особо опасные преступления. Именно их и должны были устранять ветераны чеченской войны, которых Ассоциация активно вербовала под свои знамена в качестве исполнителей («Палачей», попытался поправить своего собеседника в этом месте Ставров, но тот упрямо повторил: «нет, нет, именно — исполнителей приговора. Терминология здесь очень важна!»)… В свете вышесказанного становилось понятно, каким образом Ставров попал в поле зрения Ассоциации и какое согласие от него требуется…
Это был какой-то бред наяву.
Не доезжая двух кварталов до своего дома, Ставров притер машину к бордюру и, глядя прямо перед собой, сказал человеку на заднем сиденье:
— Послушайте, как вас там… Пора расставить все точки над «и». Я не знаю, действительно ли существует Ассоциация, которую вы якобы представляете. Я также не знаю, нашлись ли идиоты, которые согласились работать на вас. Но я твердо знаю одно: в случае со мной вы допустили ошибку. И ошибка эта вызвана тем, что вы, скорее всего, переоценили свои способности уговаривать людей. — Незнакомец дернулся что-то возразить, но Георгий остановил его жестом. — Выслушайте меня до конца, прежде чем мы с вами расстанемся навсегда… Вот вы спросили меня, как я отношусь к чеченской войне. И, наверно, вам казалось, что таким, как я, остается только одно — ненавидеть и войну, и самих себя, принимавших в ней участие. А теперь попытайтесь понять меня, когда я признаюсь вам, что все три года, которые прошли после тех событий, я испытывал лишь одно чувство — желание забыть ту проклятую серую зиму, когда все нормальные люди в стране встречали Новый год, а мы, одураченные и преданные, лежали в жидкой грязи, смешанной с кровью, и нам казалось, что мы попали в ад, и каждый из нас думал про себя в отчаянии:
«Господи, ну почему именно я? Что такого я натворил в своей жизни, за что ты караешь меня кромешным адом на земле?»…
Ставров не то всхлипнул, не то откашлялся и принялся старательно прикуривать очередную сигарету от окурка, догоревшего до самого фильтра.
— Понимаете, — продолжал он, не поднимая головы, словно разговаривал сам с собой, — любый нормальный человек, когда его обманывают, прежде всего испытывает чувство стыда. Ведь виноват, по большому счету, не только тот, кто обманул, но и тот, кого обвели вокруг пальца… Да, можно тысячу раз сослаться на то, что нас никто не спрашивал, согласны ли мы штурмовать Грозный, и что мы всего-навсего выполняли чей-то приказ, но в душе твоей будет оставаться тот червячок, который постоянно будет нашептывать тебе: а разве совсем ничего нельзя было поделать, чтобы не участвовать в этой войне? Разве не с твоего молчаливого согласия тебя сделали рабом большой политики и послали принимать и творить смерть?.. Вот почему лучший выход для всех нас, оболганных и обесчещенных — это не бросаться обвинениями направо и налево и, тем более, не мстить. Напротив, нам следует сейчас сидеть тихо-тихо по норам и ждать, пока о нас окончательно забудут, как забыли о тех, кто воевал в Афганистане… Лично я так и делаю. Когда по телевидению показывают Чечню — пусть даже сегодняшнюю, а не кадры из военной хроники — я переключаю его на другой канал. И когда те люди, с которыми я познакомился недавно, спрашивают меня, чем я занимался в конце девяносто четвертого — начале девяносто пятого, я с честным лицом, не моргнув глазом, принимаюсь напропалую врать им. А когда приходится загорать на пляже, и меня спрашивают, что это у меня за шрамы на руке и на спине, я несу всякую чушь про то, как я поскользнулся по пьяной лавочке и растянулся на осколках разбитой бутылки!..
Ставров с остервенением выбросил окурок в приоткрытую форточку дверцы.
— Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я никогда не соглашусь на ваше нелепое предложение, — глухо сказал он, косясь в зеркальце на незнакомца.
— До свидания.
Но человек в светлом пальто не спешил покидать машину.
— Ну что ж, — сказал он, глядя куда-то в сторону, так что Ставрову отчетливо был виден его правильный профиль на фоне заднего стекла. — Вы считаете, что я допустил ошибку, затеяв с вами этот разговор… Но позвольте заметить, Георгий Анатольевич, что и вы ошибаетесь, категорически отказываясь от моего предложения. Да, мне понятно ваше желание забыть такое тяжкое прошлое. Но дело в том, дорогой Георгий Анатольевич, что тот червячок в душе, которого вы столь образно упоминали — не простой червячок. Это его все нормальные люди называют совестью. Вот представьте: ест поедом вас этот червячок, растет потихоньку, а потом превращается в небольшую змейку. До поры до времени она еще дремлет, эта змея, потому что в душе вашей, Георгий Анатольевич, царит пока та самая зима, которая так запомнилась вам, а зимой все пресмыкающиеся, как известно, спят…
