Андрэ Нортон - Рассвет в 2250 году
«ПЕРВЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ГЛЕНТАУНА»
Он прочел эти слова вслух, и его голос глухо разнесся по длинному помещению, через пустые клеткообразные кабинки вдоль стены.
— Первый национальный банк, — повторил он.
Что такое банк? Он имел об этом лишь смутное представление какого-то рода склад. А этот мертвый город, должно быть, Глентаун — т. е. некогда он был Глентауном.
Люра снова нашла свою округлую игрушку и покатила ее по потрескавшемуся полу. Она остановилась, ударившись об основание одной из клетушек как раз перед Форсом. Круглые глазницы обвиняюще уставились на него из полуразбитого черепа Нагнувшись, он поднял его и поставил на каменную полку. Густым клубком поднялась пыль. Кучка монет рассыпалась и полетела в разные стороны, металлически позвякивая. Здесь было много монет, на всех полках за фасадами клетушек. Он набрал их в пригоршню и покатил по полу, чтобы позабавить Люру. Монеты не имели никакой ценности. Кусок хорошей нержавеющей стали стоило бы взять с собой — это же нет. Темнота начала угнетать его, и куда бы он ни поворачивался, чувствовал себя неловко, ощущая на себе безмолвный взгляд того пустого черепа. Он вышел, позвав Люру с собой. В центре этого города было сыро, воздух здесь имел привкус древнего тлена, смешанный с более свежим запахом гниющего дерева и палой листвы. Он сморщил нос от этого запаха и стал пробираться дальше по улице, карабкаясь по кучке щебня и направляясь к реке. Эту реку надо было каким-то образом пересечь, если он хотел направиться прямо к цели, намеченной его отцом. Ему было бы легко переплыть поток этой коричневой воды, все еще мутной от грозы, но он знал, что Люра по доброй воле не пойдет на это, а он, разумеется, не собирался оставлять ее. Форс двинулся на восток вдоль берега, шагая над потоком. Нужен был какой-нибудь плот, но ему придется удалиться от развалин для того, чтобы найти деревья. И его раздражала эта вынужденная потеря времени. День сегодня был ясный. Солнце карабкалось вверх, вода рябила от пятнышек света. Посмотрев назад, Форс все еще мог видеть подножье гор, а за ним — голубоватые вершины, с которых он спустился двадцать четыре часа назад. Но он оглянулся только раз, все его внимание теперь сосредоточилось на реке. Через полчаса он наткнулся на находку, которая сберегла ему много часов изнурительного труда. Острый разрыв берега обозначал узкую бухточку, в которой во время половодья поднялась вода. Теперь она была наполовину забита плавником, от огромных бревен до аккуратных высохших прутиков, которые он легко мог сломать двумя пальцами. Ему нужно было только нагнуться и выбрать. К полудню у него был плот, грубый и, разумеется, не предназначавшийся для долгого плавания, но он должен был помочь им переправиться на другой берег. У Люры были свои основания не доверять такой хлипкой платформе. Она влезла на плот, осторожно пробуя его лапой перед каждым шагом. И только на середине плота она со вздохом уселась на задние лапы. Форс с силой навалился на свой шест и оттолкнулся Это ненадежное сооружение стало кружиться, и он должен был с этим бороться А однажды его шест воткнулся в илистую отмель, и его чуть было не выдернуло из рук. Соленый пот жалил его губы и обжигал покрывшиеся волдырями руки Он видел, что хотя поток и нес их вниз по течению, они все же медленно приближались к противоположному берегу. Солнечные лучи, отражавшиеся от воды, согревали и вызывали у них жажду. Люра издавала слабые мяукающие стоны, жалея сама себя. И все же она довольно скоро привыкла к этому новому способу путешествовать, села и стала внимательно следить, когда вынырнет рыба, чтобы проглотить зазевавшуюся. Однажды они проплыли мимо кучи распавшихся обломков, которые, должно быть, были останками судна, и дважды они проплывали между быками давно исчезнувших мостов. До Взрыва это была густонаселенная территория. Форс попытался представить себе, на что это было похоже, когда в городках жили, дороги были забиты транспортом, по реке плавали суда… Поскольку течение несло приблизительно туда, куда им надо было, на восток, он не старался как можно быстрее достичь другого берега. Но когда часть их ненадежного плота вдруг отломилась начала отдаляться, пустившись в свое собственное плавание, он сообразил, что такая беззаботность может доставить неприятности, и заработал шестом, чтобы вырваться из объятий течения и достичь берега. Вдоль реки тянулись обрывы, и он с беспокойством пытался найти бухточку или песчаную отмель которые позволили бы им высадиться. Ему пришлось довольствоваться маленькой выемкой, где берег обвалился и два дерева образовали небольшую преграду Он с большим трудом подвел к ним плот Тот задрожал под напором потока воды и остановился Люра не стала ждать, а одним прыжком достигла древесных стволов. Форс подхватил свои вещи и последовал за ней. И как раз вовремя, потому что плот раскололся, закружился и его обломки понеслись дальше по течению. С трудом вскарабкавшись вверх по вязкому глинистому берегу, они снова вышли на открытую местность. Трава здесь была высока, по земле пыльными заплатами раскинулись кусты, и то тут, то там виднелись скопления молодых деревьев, снова покрывши древние поля. Но здесь дикая растительность в общем-то еще не полностью заполнила землю, веками обрабатываемую плугом и жаткой.
Люра дала ему знать, что они последний раз обедали довольно давно и она намерена позаботиться о пополнении их продовольственных запасов. Она пересекла нечеткую границу древних полей с мрачной целеустремленностью в каждом движении, с кошачьей грацией. Из-под ног у нее выпорхнула куропатка, и повсюду бегали кролики, но она с пренебрежением отворачивалась от такой мелкой дичи, устремившись дальше, к склону, поросшему деревьями, почти настоящим лесом. Форс изрядно отстал от нее. На полпути она остановилась. Кончик ее хвоста затрепетал, меж зубов ее на мгновение показался красный язык. Затем она снова исчезла, растаяв в высокой траве, столь же бесшумно и без усилий, словно была всего лишь мимолетным ветерком. Форс шагнул назад, в тень высокого дерева. Это была охота Люры, и он не должен был вмешиваться. Он осмотрел колышущуюся траву Кажется, это была какая-то зерновая культура, еще не совсем созревшая, потому что у нее только что сформировался колос Небо было голубое, с плывущими по нему небольшими белыми облаками, словно их никогда не рвали буйные ветры, хотя у ног его лежала ветка, сорванная и сломанная вчерашней бурей Хриплый рев вывел его из полудремы. Он застыл с луком в руках Затем последовал пронзительный визг, это был боевой клич Люры. Форс побежал на звук вверх по склону. Но осторожность охотника удерживала его в зоне укрытий, какие ему удавалось найти в поле, так что он опрометчиво не выскочил на поле боя. Люра взяла-таки крупную дичь! Он уловил блики солнечного света на ее рыжевато-коричневом меху, когда она отпрыгнула от неподвижного красно-коричневого тела как раз вовремя, чтобы избежать нападения огромного зверя. Дикая корова! И Люра задрала ее теленка! Стрела Форса взвилась в воздух. Корова снова взревела от боли и вскинула свою рогатую голову Она, спотыкаясь, побежала к телу своего теленка, храпя в бешеной ярости. Затем на ее широких ноздрях выступила алая пена, и она, споткнувшись, упала на колени и свалилась набок. Над зарослями густой травы мгновенно появилась округлая голова Люры, она выскочила к своей добыче. Форс вышел из-за деревьев, за которыми он укрывался. Будь это в его власти, он бы эхом откликнулся на довольное мурлыканье Люры. Стрела его вошла точно в цель. Жалко, что приходилось бросать все это мясо. Тут его было достаточно, чтобы неделю кормить три семьи в Айри. Он с сожалением пнул корову носком ноги, прежде чем начать свежевать теленка. Он мог, конечно, попытаться завялить мясо, но не был уверен в своем умении и все равно не смог бы унести его с собой. Поэтому он начал заниматься приготовлением того, что смог бы захватить с собой на следующие дни, пока всласть попировавшая Люра спала под кустом, время от времени вздрагивая, сгоняя собравшихся на ней мух. На ночь они разбили лагерь через два поля от места охоты, в углу у старой стены. Кучи битого камня превратили ее в убежище, которое можно было защитить, если в этом вдруг возникла бы нужда. Но никто из них не спал по-настоящему. Свежее мясо, оставленное ими позади, привлекло ночных хищников. Раздался визг, потом другой, по-видимому, издаваемый дикими родичами Люры, и она рыкнула в ответ. Затем, перед самым рассветом, раздался лающий вскрик, который Форс был не в состоянии идентифицировать, как ни сведущ он был в лесных науках. Но Люра, услышав его, зафыркала от ненависти, шерсть у нее на спине встала дыбом.
