Макс Ливнев - Мустанг и Чика. Черновик.
— Смоук он зе уоте.
И жестом показывал желание прибавить звук. Звук усилили, но шорохи и скрипы сводили эффект к минимуму. Музыка с трудом продиралась к нашим ушам. Песня окончилась, на волне заговорили по-немецки. Звук сделали тише.
— Классный музон. К моему стыду, я ее ни разу не слышал, — признался Шило.
Из мозгов Чики выудил информацию про то, что Шило в школе считался знатоком современной музыки. У него дома имелся мафон катушечный. Есть записи Биттлов, Роллингов, Высоцкого, Машины Времени. Его брат, учась в старших классах школы, создал ВИА «Спектр». И теперь, учась уже в вузе, все равно по выходным репетировал с музыкантами здесь в ДК городка. Шило горел желанием влиться в эту группу гитаристом. Сейчас, на глазах у присутствующих пацанов, я его авторитет подшатал.
— Это — Дип Перпл, хардроковая группа. В семьдесят первом у них вышла пластинка «Машин хед». Там была эта песня, — пояснил я.
— Мой брат со Стасом Наминым из «Цветов» знаком. Обещал и меня с ним познакомить, — зачем-то рассказал Шило. И, немного помявшись, предложил:
— Чика, говорят, что ты на гитаре аккорды разучиваешь? Может, сыгранешь?
Играть на гитаре я умел. Вот только надо определиться с тем, что можно исполнять, а что еще не существует в природе. Я задумался. Пацаны это расценили по-своему и принялись упрашивать. Битлов можно безопасно играть. Сыграю ка я «Рок-эн-Ролл Мьюзик».
Классно гитара настроена. Звук сочный выходит. Я орал по-английски в экстазе. Песенка заводная. У пацанов морды довольные.
— Еще! — кричали.
— У тебя неплохой голос, оказывается. И лабаешь на гитаре профессионально. Давно обучаешься? — поинтересовался Шило.
— Вроде уже давно, — осторожно наврал от лица еще не умевшего играть Чики.
Сыграл еще им «Мишель», «Хелп», «Энд Ай Лов Хе».
С последней песней немного запалился. Если первые быстрые песни я не проговаривал английские слова. То в последней, медленной, слова проговаривались четко. Хорошо, что никто, даже Шило не знал особо английский. Подумали, наверно, что по-попугайски выражаюсь.
Хотел закончить концерт, но пацаны упросили продолжить.
Решил перейти к русским песням. Высоцкого опасно пока давать. Он в самом разгаре своего творчества. Вилли Токарева? Он только-только эмигрировал в Америку. Некоторые песни еще не родились. Вот и классно. Ничего страшного, что Вилли их сочинит немного позже. Никто про мой подлог не узнает. Но, сначала классика и в музыке и в стихах.
Врезал залихватский проигрыш непманских двадцатых годов.
— Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном,
Отчего прослыл я скандалистом…
Да-да! Это он — великий Есенин с невероятной энергетикой стиха, которая разнеслась моим вопящим фальцетом с неведомо откуда-то взявшейся хрипотцой по подвалу. Пацаны умирали от драйва, а Шило сам подключился вторым голосом. Все окрестные коты от зависти сделали себе харакири.
— Давай, еще что-нибудь сыграй, — умоляющим голосом пристал Шило.
Теперь можно и Токарева.
— Я увлекаюся спортивною рыбалкой:
Ловлю рыбешку в холод, дождь, жару и снег…
Пацаны визжат от восторга и подпевают не вполне по тексту:
— Эх, хвост, чешуя…
Не поймал я ни…
Заставили, гады, еще раз исполнить. Шило завистливо пытал насчет песни. Назвал автора, объяснил, что эмигрант. Сбацал еще «Небоскребы», опять несколько раз. Напоследок решил исполнить хитовую «Тетю Хаю». Ну все! Появилось новое пацанячье божество в моем облике. Предмет для обожаний и прочих восторгов. Давай еще, — прорыдали ребята.
Блин, я чего, нанимался, — завелся я, но тут же натолкнулся на залп из котошрековских взглядов.
Обреченно взялся за гриф и решил напустить романтики. Объявил следующую песню:
— «Ты у меня одна» Юрия Визбора.
Не понял, что случилось. Видимо, я раскрутил какие-то эмоции у пацанов. Перлик даже шмыгал носом и предательски блестел газами.
Я объявляю другую песню:
— Это из Константина Никольского.
Знаю Костика. Вернее, брат с ним хорошо знаком, — радостно завопил Шило, — В «Цветах» играет на гитаре. Приезжал к нам, вернее к брату на день рождения.
Исполнил первые аккорды, торжественные и печальные…
— О чем поет ночная птица.
Одна в осенней тишине.
О том, с чем скоро разлучится
и будет видеть лишь во сне…
Песня засасывала меня всего. Я словно воспарился ввысь. С каждым словом, с каждым ударом пальцев по струнам, возрастала некая сила.
— …Лети, я песню допою! — орала моя глотка.
Невероятно красивый проигрыш будто вырвался из моих рук, и улетел куда-то вдаль…
Я потерял сознание!
* * *Увидел себя, вернее Чику со стороны. И всю подвальную компанию мальчишек, уставившихся на тощее чудо, тоже. Чикино тело медленно опрокидывалось на спину. Внезапно вся картинка оказалась будто смазанной. Все светящиеся точки, все фрагменты превратились в вытянутые линии. Светящиеся линии слились в сплошной тоннель, по которому меня стремительно уносила незримая сила.
Меня охватил покой и свет. Неявно проступающие контуры создавали ощущение тумана вокруг меня. Часть фрагментов сложилась в человека, шествующего ко мне. Фигура худощавая, спортивная, одетая в знакомую по прошлой жизни клетчатую рубашку и джинсы. По мере приближения, размытые очертания обретали узнаваемый образ. Ко мне шел я сам.
— Догадываешься, кто я? — с улыбкой осведомляется подошедший.
— Судя по надоевшей мне грешной роже, какое-то мое воплощение, — пытаюсь угадать.
— Зачет… И с юмором в порядке! Только небольшая поправка — хранитель твой и представитель в высших сферах.
Только теперь заметил, что общался с двойником без голоса, мыслями.
— Ожидал тебя здесь на третий, или девятый день вашего земного времени, но ты продолжаешь удивлять, — продолжил общение мой визави, но уже без улыбки.
— Я снова умер? — сразу попытался определиться.
— Относительно реальности Чики — нет.
— А почему я здесь?
— Произошел сбой, как в ваших компьютерных играх. Ты теперь — самодостаточная личность — квисцит. Сам выбираешь носителей, сам загружаешься в них. Сам себе режиссер. Ты можешь сохранять накопленные знания и корректировать человеческие жизни. Но, этими способностями еще предстоит научиться пользоваться.
— Но, я не выбирал Чику! — возмущенно заорал я.
— Первый блин комом. Так всегда бывает, — заметил хранитель.
