Сергей Герасимов - Логика прыжка через смерть
– Ты веришь в эти детские сказки?
– Но вон же она летит! Смотри!
Дочь сторожа Никодима прижалась крепче. Ей вправду становилось страшно. А что будет, если эта рука так и не обнимет?
Темный силуэт медленно скользил по небу, редко взмахивая крыльями. Каждый взмах был похож и на шум водопада и на звук одеяла и на все остальное тоже.
– А знаешь, что птицу видет не все, а только те, которые влюблены? – спросила дочь сторожа Никодима. – Ты что стоишь как каменный?
– Знаю, – ответил мальчик Петя и отодвинулся.
Дочь сторожа Никодима потерла коленку, укушенную несвоевременным комаром.
Птица улетела. Теперь опять все начинай сначала.
Она отобрала один из пальчиков.
Андрей тихо ушел. До тех пор, пока мальчик Петя стоит здесь до утра и держит ее за пальчики – до тех пор не может быть в мире ни саблезубых мамонтов, ни ни национальных приоритетов, ни прочей выдуманной нечисти. На обратном пути он наступил крысе на хвост, но та даже не пискнула.
У самой свой дачи он увидел на дороге (полоса дороги стала намного светлее, звездный ковш начал гаснуть, погасли механические светлячки, а деревья стояли величественно как памятники самим себе – наклонили ветви, будто тоже спят); на дороге он увидел темное пятно и сразу понял, что это человеческое тело. Он подошел, склонился над телом и узнал Бульдозера. Бульдозер был пока что жив, но его череп был явно проломлен. Тело пошевелилось, открыло глаза и произнесло единственное странное, в его устах, слово: «мамочки…» и душа отлетела на небеса или куда ей там положено отлетать. Доигрался все-таки.
52
Он спустился к реке. Река текла черная и быстрая, ее не выключали на ночь.
Луг с цветами пах так же, как и днем; пластмассовые цветы продолжали цвести, электронные стрекозы продоллжали скользить в ночном воздухе над ними. Им не нужен свет. Вокруг луга стояли контрольные датчики с фотоэлементами – ловили безбилетчиков. Но прозрачного человека им не засечь. Мой мир тоже знал такое, – думал Коре, – когда-то додумались ставить датчики у всех лесов, рек, озер, и на побережьях морей. Потом присылали тебе счет. Но люди быстро отучились отдыхать на природе, да и настоящей природы вскоре не стало. Здесь будет то же самое.
Он нашел место, с которого скатывалась коляска.
Вот здесь, здесь обрушился грунт. Еще бы, под такой тяжестью. Что будет с моим телом, когда оно погрузится в воду? Оно станет видимым? Или вода проникнет в него? И если я намного легче воды, мне не удасться нырнуть. А если я намного тяжелее, мне будет труудно всплыть.
Он присел на корточки и зачерпнул воду ладонью. Жидкость переливалась, едва видимая в свете алых звезд, нереальная, подвешенная в пустоте. Он сосредоточился и вода пролилась сквозь ладонь. Пора заняться делом. Лучше закончить все до утра, пока не прибежали пляжники. Они могут что-то заметить – например, мокрые следы моих ног или капли, стекающие по моей коже.
Норок было много и все на одинаковой глубине. Искать оказалось гораздо проще, чем он предполагал: во первых, его виртуальное тело не чувствовало холода и не нуждалось в кислороде; во-вторых, все кусучие раки вымерли, попав в настоящую воду. Коре вытащил нескольких и попытался разглядеть. Бедняги. Со здешними жителями случилось бы то же самое, если бы они съели кусок обыкновенного хлеба. Мы и они никогда не поймем друг друга. Он нашел прибор около пяти утра.
Хворость плыла тихо, вся под белым покрывалом тумана; только приглядевшись, увидишь, как быстро проскальзывает под клубами черная блесткая гладь. А прислушаешься – и услышишь, как вьются водяные струйки между пластмассовых стеблей пластмассового камыша. Вот рыба прыгнула, и еще одна.
Вот проплыла коряга, а вот несет водою целый островок. Вон в тумане черное старое дерево стоит – так стоит, что похоже, будто притаилась на его длинной ветви черная птица с человеческим телом, притаилась и сидит неподвижно, смотрит на людей, выжидает своего часа. Чего только не привидится в тумане. А вон прибило к берегу мертвую черепаху, черепаха большая, говорят, такие триста лет живут. Кто-то выпустил поплавать, она и сбежала. Что триста лет жить, если потом все равно вот так помрешь. Может быть, старушка помнила еще настоящую реку, настоящих рыб и настоящий луг. Черепаха плавала, раздувшаяся, костяной панцирь был ей тесен. Молчали лягушки, обычно громкие по утрам – и от этого Хворость казалась чужой и холодной, хотя вода – как парное молоко.
Он снова посмотрел на дерево и ему показалось, что птица исчезла. Что это было? Просто туман? Просто причуда воображения? Он закрыл глаза и представил себе виденное минуту назад – нечто большое сидело или висело между веток дерева, такое же черное, как и ветки. Но с дерева ничего не падало и не слазило – тогда улетало? Что это было? Здесь? В почти нормальном мире? Нет, он не может появиться здесь.
Он открыл прибор и набрал 033. Тридцать третий срез подреальности.
Интересно, случится ли что-нибудь сейчас или снова все ограничится одним гулом?
Вот оно. Гул надвинулся со всех сторон и усилился так, что пришлось закрыть уши ладонями. Воздух помутнел и начал плыть, уплотнившийся и вязкий как сметана.
Река, луг, туман потекли, будто сделанные из масла и тающие в жаркий день.
Дольше всего держалась черепаха, но и та утратила четкий контур и смешалась с водой. Из серого цвета начали выступать новые детали: вот снова дерево, но не в тумане, а четкое, будто вырезанное из черноты и приклеенное на светлеющее небо; песчаный берег, овраг. Река исчезла. Зато появилась рука. Он поднес руку и глазам и осмотрел. Обыкновенная рука. Моя. Моя на сто процентов – на ней ногти, давно не стриженные ногти. Несколько крошек прилипли на ладони. Все линии мои, я узнаю их. Комбинезон. Тот самый, в котором я пришел в сто сороковой корпус ИПЯ.
В этой одежде я отправлялся на задание. В этой одежде и в этом теле. Снова все не так: я собирался вернуться туда, а вместо этого мне прислали оттуда мое же тело с одеждой.
53
Камень разбил стекло, ударился в стену и свалился на кровать. Господин подполковник лежал, задумавшись, на этой же кровати, поэтому камень его изрядно испугал. Господин подполковник боялся только трех вещей: неминуемой смерти, черных кошек и неожиданности. Он крупно вздрогнул всем телом. Из окна выпал еще один кусок стекла.
Он выключил свет, взял бинокль с приспособлением для ночного видения и подкрался к окну. Выглянул. Ничего. Вот дрогнуло сеточное ограждение – так, как будто кто-то пытался перелезть через сетку. Приспособление для ночного видения показывало пустоту. Понятно, значит приборы его не засекают. Тем хуже для него.
