Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде
Скулы свело.
Я зевнул и выругался.
В последней своей стадии адентит клонит в волшебный сон, он обдает жаром и вгоняет в эйфорию. Глоубстер, даже дохлый, породил массу невероятных гипотез. Одни считали, что странная тварь занесена в наши широты долгоживущим арктическим айсбергом, другие утверждали, что глоубстер — вообще из доистории, что его корни теряются чуть ли не в меловом или даже юрском периоде; а третьи относили его к неизвестным науке глубоководным видам, культивирующим некие свирепые болезнетворные микробы.
Океан щедр на неожиданности.
Совсем недавно, с подачи канадской “Уикли уорлд ньюс”, газеты всего мира кричали об урне, найденной у берегов Багамских островов. Хрупкий папирус, извлеченный из древней урны, якобы был покрыт неизвестными письменами, но их удалось расшифровать. Неизвестный мудрец за тысячелетия до нашей истории знал, оказывается, многие тонкости. Он обошел самого Нострадамуса. За тысячи лет до того, как это произошло, он предвидел явление Христа, гений Леонардо, крестовые походы, взрыв вулкана Кракатау и лиссабонское землетрясение; с величайшей точностью указал дату открытия Америки и дату высадки первого человека на Луне; среди пока еще не случившихся событий многие обозреватели с тревогой отмечали указанную древним провидцем грядущую гибель некоей “смешанной” расы от болезни, выброшенной в мир из глубин океана…
Я поднял голову и замер.
Под желтой стеной казармы появился человек.
Я видел его несколько секунд. Самый обыкновенный человек в мятых шортах, в свободной рубашке. Чем‑то он, правда, напоминал меня. Он нырнул в машину и выжал сцепление. Он бежал от смерти. Он ни на час не хотел задерживаться в скучном и пыльном Бастли. Подальше от зачумленных берегов!
Это мне предстояло плыть к острову.
Глава вторая
1
Над проливом висела знойная дымка.
Она почти скрывала вечерние огни далекого острова.
Немногие, они печально просвечивали сквозь дымку. Хрустели под ногами панцири крабов, хрупкие, как яичная скорлупа. Прячась в тени обрыва, я разыскал полузатопленную пещерку. Затянул пояс с грузом. Проверил компас, фонарь, нож с пробковой рукоятью. Сунул в пластиковый мешок шорты и футболку, затянул на плечах ремни акваланга.
Вода мягко сомкнулась надо мной.
Обычно чайки мечутся из стороны в сторону, повторяя зигзаги волн, но здесь чайки летели прямо. Зачумленный остров их не пугал. А из‑за мыса, прикрывающего порт, выскочил остроносый сторожевой катер. Он походил на гончую, взявшую след. Не думаю, что там обратили внимание на всплеск, с которым я ушел в воду, просто патрульные катера бегали в проливе уже несколько месяцев. Тем не менее я нырнул.
Под водой царили сумерки.
Какая‑то тварь выглянула из донной расщелины — круглые глаза блеснули, как серебряные монеты. Глоубстер, нервно подумал я. В конце концов, странная тварь обитала где‑то в этих местах, у нее могли быть детеныши. Кто‑то же выгоняет время от времени косяки глупых рыб на фильтры насосных станций. А сотрудники лаборатории Гарднера не раз жаловались на плохую работу выставляемых ими на дне пролива приборов…
2
Дно исчезло, но вода оставалась прозрачной.
Вода тревожно мерцала, когда по ее поверхности пробегал луч прожектора. Теперь наверху этих прожекторов было так много, что я невольно вспомнил о тральщиках, совсем недавно работавших в северной части пролива. Не знаю, что они там искали, но у военных моряков всегда есть дело.
Взяв чуть восточнее, я пошел на погружение.
Бурые камни, морские звезды… Бурый ил, дымящийся при прикосновении…
Все на дне оказалось бурым, колеблющимся, неопределенным, только усыпавшие грунт водоросли отдавали чернью. По иным будто огонь прошел.
В темной расщелине под собой я вдруг увидел светлый пластиковый шар, качнувшийся от давления воды. Груз на тонком тросике уравновешивал силы отталкивания, но именно тросик застрял между камней, превратив неведомый мне прибор в пленника глубин. Возможно, прибор потеряла лаборатория Гарднера, меня он нисколько не заинтересовал. Взглянув на компас, я взял восточнее. Мне хотелось как можно точнее выйти к скалистому мысу, отделяющему лабораторию Гарднера от городка Лэн.
Заложило уши.
Метров двадцать, не меньше.
Но эта глубина не была предельной.
Я смутно различил гигантский каменный козырек, нависший над уже настоящей глубоководной бездной. Луч фонаря не встречал никаких препятствий, в нем играла медлительная светлая муть. Неэкономично работать на такой глубине, слишком быстро расходуется воздух. Я совсем было собрался всплыть, когда рядом обозначился серый наклонный силуэт. Металлическая, обросшая ракушками мачта, казалось, росла прямо из мглы, печальная — как все, что отнято морем у человека. Само судно, переломленное по центру, тяжело заполняло козырек — ржавая посудина, растасканная штормами и течениями. Еще один шторм, подумал я, и старое корыто рухнет в бездну, к ужасу донных обитателей. И туда же смоет черную лужу, подтопившую ржавые развалины.
Мазут? Не похоже.
Сырая нефть? Она бы всплыла.
На том же каменном козырьке, метрах в пятнадцати от ржавого остова, тяжело лежал, погрузившись в бурый ил, широкий бронетанкер, один из тех, что используются при специальных перевозках. Выглядел он как новенький — никаких пробоин, никаких вмятин, царапин, даже стекла высокой рубки уцелели. А на борту красовался номер — V-30. Ну да, серия “Волонтер”.
Толчок… Еще толчок… Я медленно приближался к острову…
3
С высокого мыса падал на воду луч прожектора, раскаленный добела, но пляж терялся в черной смуте. Спрятав акваланг в полузатопленной приливом пещере, я натянул сухие майку и шорты. Потом, держась в тени, выбрался на ночную набережную.
Сразу за ней начинался парк.
Нырнув в кусты, я бесшумно зарылся во влажную листву.
Орали сумасшедшие цикады. Майка мгновенно промокла от пота. Я знал, что пансионат “Дейнти” рядом, но ничего не видел — на острове экономили электроэнергию. Хороший, надежный пансионат — это я тоже знал; мне хотелось поскорее оказаться в его стенах. У мадам Дегри выжили только два гостя — Джек Паннер (Джек Берримен) и Эл Хуттон (я). Хуттон был болтлив, он со многими познакомился в городе — благодаря телефону. С некоторыми даже перешел на “ты”. Условности зыбки. Если жизнь поставлена с ног на голову, если ты заперт в крошечном городке, где любая встреча попросту опасна, условности быстро теряют силу. Встречаться страшно, но можно набрать любой номер, на тебя не обидятся, с тобою поговорят. Ведь ты не дышишь на собеседника, ты не притрагиваешься к нему. А встречался Хуттон только с Джеком и с его помощником — Кирком Отисом. Наверное, это было неинтересно. По отчетам Джека я знал, что Отис спивается.
