Светлана Ягупова - Феникс
— Есть ли на этой планете какая-нибудь настоящая угроза? — с досадой сказал он. — Вам не кажется пресным отсутствие смертельной опасности?
— За шесть лет ты плохо изучил Эсперейю, — укоризненно произнес Ирак. Опасностей и тут предостаточно. Однако привлекать к себе внимание репликаторов из-за неосторожности или баловства — преступно. За такие шалости высылают на планету Ригору. Там обитают метаморфосты, ежеминутно меняющие свое обличье, но поймать и доставить животных на планету непросто.
Женщины у костра и Доб встретили их радостными возгласами, осмотрели колено Радова, смазали лечебной настойкой царапины.
Отблеск костра на лицах делал всех живописно озаренными, даже мрачный Доб выглядел просветленно и значительно. Радов взглянул на Пиолу, тревожно розовую от пламени, и ощутил на губах ее возможный поцелуй.
Год промчится быстрой кобылицей,
улетишь ты на далекую звезду,
запел приятным баритоном Пит, грустно поглядывая на Элинку и вороша прутом костровые угли. Прут загорелся, и Пит бросил его в огонь.
Если что-нибудь с тобой случится,
позови — и я тебя найду,
закончила его импровизацию Элинка.
Обведя взглядом собравшихся, Радов вдруг ощутил, как всех обволокло чем-то теплым, мягким, объединяя, отгораживая от ночной тьмы, где бродили дикие сурнулы. Откуда-то из поселка доносилась протяжная песня. Они находились в едином замкнутом пространстве, не физическом, а внутреннем, невидимо связанные друг с другом то ли пляской огня, его жарким дыханием, или еще чем-то, осязаемым Радовым, как общее объятие. Надвигалось, назревало нечто для него новое и непонятное, никогда не испытываемое. Все притихли в ожидании. Краем сознания Радов понимал, что, вероятно, сейчас их биополя смешиваются, переплетаются в каком-то дивном узоре, но анализировать свое состояние не мог — настолько захватило его происходящее. Всем своим естеством чувствовал, как входит, сливается с ним каждый из сидящих у костра и на миг забыл, кто он, как его имя, как бы раздвоился, а точнее, в нем теперь было семь «я». Он ощущал в себе легкость души Элинки, мудрость Нисы, мягкую доброту и строгость Пиолы, отягченность Доба, внутреннее горение Ирина и влюбленность Пита. Он был каждым из них поодиночке и всеми вместе. И та пылкость, которую Элинка испытывала к Ирику, и печаль Нисы по уходящей жизни, и одиночество Доба наполняли его до краев, и пришла минута, когда он ощутил себя многоглазым и многоруким, его захлестнул, завертел в своем водовороте никогда доселе не испытываемый восторг от этого множественного проникновения в другие естества, и он вдруг превратился в плотный сгусток энергии, готовой вот-вот взорваться. И в тот миг, когда это чуть было не случилось, вдруг услышал детский плач и очнулся.
Вздох облегчения вырвался у всех, и Радов осмотрелся, еще не соображая, что же это такое. Ниса и Элинка вскочили, бросились в темноту, откуда несся детский плач, а Пиола, почуяв растерянность Радова, подошла к нему, обняла за плечи:
— На свет появился духовнорожденный!
— Откуда? — пролепетал он, еще не в полную меру придя в себя.
— Энергия, которую ты ощутил в себе — а ведь это было, правда же? Эта энергия может зажечь даже звезду. Вот! — Она бросилась к Нисе, вынесшей из темноты маленькое орущее существо. — Девочка!
— Что это? — глупо спросил Радов.
— Дитя, — нежно сказал Ирик, принимая ребенка из рук Нисы и передавая Пиоле. Новорожденная переходила из рук в руки, пока не оказалась у Радова. Со страхом подхватил он маленькое создание, энергично сучившее ручонками и ножками. Оно было теплым. Телесным. Никто не убедил бы Радова в столь необычном рождении, если бы это случилось не здесь, на природе, в приличном расстоянии от поселка.
— У девочки земные глаза, — воскликнула Пиола, склоняясь над младенцем. Она будет высоко летать!
Малышку по традиции обернули в белое полотно, намеренно прихваченное для такого события Пиолой, и собрались уже было идти в поселок, когда Ниса подошла к огню и медленно опустилась на землю рядом с потрескивающим пламенем.
— Что с вами? — к ней подбежала Элинка.
Внимание всех переключилось на Нису, неотрывно смотрящую в огонь. Она лежала к нему очень близко и Пит с Ириком осторожно перенесли ее чуть подальше.
— Дети мои. — Ниса с трудом разжала губы. — Я ухожу. Мне покойно и хорошо. Когда-нибудь люди одолеют и этот последний рубеж, но сейчас я переступаю его без страха.
Розовая в свете костра, Ниса выглядела прекрасной и молодой. Все в благоговейном молчании сгрудились вокруг нее. Даже новорожденная в руках Пиолы притихла. Тихую звездную ночь нарушал лишь монотонный стрекот цикад да песня, доносящаяся из поселка. Они сидели, прижавшись друг к другу плечами, и то, что происходило с Нисой, переживалось каждым из них. Элинка взяла руку Нисы в свою, желая перелить в нее хоть часть собственной силы, но Ниса лишь слабо улыбнулась и покачала головой:
— Нет, девочка, уже ничем не поможешь. — Голос ее дрожал от волнения перед неизвестным, которое уже было близко. — Не бойтесь жить долго — это так интересно! Не страшитесь смерти. В своей жизни я не оскорбила никого ни словом, ни взглядом, ни помыслом, я участвовала в общих делах, родила пятерых детей, оставляю после себя и вот эту, духовнорожденную малютку самое удивительное создание. Берегите ее — девочке предстоят дальние пути. Таких крылатых, как она, пока единицы.
Отсветы огня продолжали плясать по ее лицу, но на нем уже появились тени вечной ночи.
"А ведь и эта ночь будет когда-нибудь разбужена человеческими голосами", — подумал Радов и, глядя на Нису, содрогнулся от бегущего по ее телу смертного холодка.
Долгим взглядом попрощавшись с каждым, Ниса закрыла глаза. Она знала, что в этот миг ближайший уловитель поймает ее энергоматрицу, и тем не менее каждой своей клеткой ощущала, как растворяется в окружающем мире, исходит невидимой лучистостью, исчезая в теплом густом воздухе, в травах, звездном свете, как рвутся последние нити, связывающие ее со всем, что было мило и дорого в этом мире. Страх перед неизвестностью уступил место блаженству слияния со всем и всеми. Звездный полог опускался все ниже и ниже и, когда полностью накрыл ее, глубоко вздохнув, Ниса замерла. На губах ее светилась улыбка.
— Она ушла не насовсем, — глотая слезы, сказала Элинка.
— Ты права, — поддержал ее Ирик. Глаза его блестели, руки были плотно сомкнуты на коленях. — Не надо так мучительно переживать. Все равно впереди свет.
И будто подтверждая его слова, с другого берега реки прилетела уже не протяжная, а полная надежды и любви песня, и таким знакомым почудился голос, поющий с упрямой верой:
