Михаил Белов - Восьмая тайна моря
— В том-то и дело, что не за призраком, а за машиной, возразил Парыгин. — Пошли. Мне не нравится эта неопределенность.
Они снова подошли к водопаду. Брызги упруго били в лицо. Обогнув котлован, где ярилась и пенилась вода, они вошли в зону водопада и уперлись в южную стену долины. Здесь сила напора была слабее. Парыгин и Суровягин переглянулись, закрыли шлемофоны и вошли в прозрачный, как горный хрусталь, поток воды.
Водная стена в метр толщиной. Но пройти ее оказалось тяжелее, чем проплыть десять километров. Грохочущий вал давил с такой силой, что, казалось, вот-вот расплющит обоих. Давление прекратилось внезапно, и перемена была такая резкая, что товарищи не сразу пришли в себя. Огляделись. Высоко над головой — прозрачный куполообразный потолок водопада, потом — каменный свод пещеры или грота. В пятнадцати — двадцати метрах от водопада было совершенно сухо. Эта земля никогда не впитывала влаги, не укрывалась снежной шубой, не умывалась утренней росой. Вода закрыла доступ воде — один из редких парадоксов природы.
Грот уходил в скалы, в темноту, в неизвестность. Водопад шумел рядом. Сквозь толщу воды едва проникал слабый отблеск привычного мира. Суровягину казалось, что они находятся на дне моря. Все непривычно, загадочно.
Парыгин махнул ему рукой и зашагал в глубь грота. Суровягин догнал его и схватил за руку.
— Нельзя в открытую лезть к Чаку.
— А как прикажешь идти? Если он не «уснул», все равно увидит или услышит нас, — замедляя шаг, через плечо бросил Парыгин. — Смелее. Семь бед — один ответ.
Чак спешил. В кристаллы памяти беспрерывно поступали сигналы: «Отключение-Отключение… Отключение…» Миновав последние кусты стланика, он повернул влево, остановился перед клокочущим водопадом и вошел в него. В стремительном потоке он чувствовал себя так же хорошо, как в долине, и совершенно не ощущал многотонной тяжести ударов водопада.
В жизни Чака это был второй случай, когда аппарат действовал без его ведома, гнал его вперед. В пятидесяти метрах от убежища сработало реле отключения. Манипуляторы вдруг отказались действовать. Мелодичный перезвон, нарастая, сотрясал все тело. Потом перезвон стал тоньше, выше, нежнее. Чак повалился на бок. Медленно гасли кристаллы памяти…
— Вот черт! — выругался Парыгин в темноте, потирая ушибленное колено.
— Тише, — прошептал Суровягин. — Чак услышит.
— Пусть, — еще громче сказал Парыгин и включил миниатюрный прожектор.
— Ты что делаешь? — зашипел Суровягин. — Всю операцию провалишь. Выключи сейчас же!
— В этом случае я верю Холостову. Он приказал Чаку «спать», чтобы восстановить память.
— Мало ли что сделал Холостов, — возразил Суровягин. Чак может не подчиниться.
— Машина не может не слушаться человека, — пробормотал Парыгин. — Я же тебе говорил, что Чак «спит».
— Где? Где?
— Перед тобой.
— Брось шутить, — рассердился Суровягин.
— Андрей, ты, ей-богу, чудак, — беззлобно засмеялся Парыгин. — Смотри, вот голова Чака. Именно об нее я и споткнулся. А вот кварцевые глаза. Да ты не бойся. Теперь это — мешок индикаторов, счетчиков и прочих умных, но пока отключенных деталей…
Суровягин все еще стоял в стороне. Неужели это тот самый Чак, который днем шел с Холостовым?
— Слушай, Максим, он может «проснуться»?
— Едва ли. Сейчас мы обследуем его, — Парыгин поднялся и попытался перевернуть машину. Это ему не удалось. — Тяжелый… Хорошо хоть на боку лежит…
— Тут как раз на боку имеется что-то вроде пуговицы или кнопки, — сказал Суровягин.
— Попробуй нажми.
— Вдруг мы разбудим его?
— Нет же. Механизм регулировки должен быть где-то внутри.
Суровягин нажал на кнопку. Она не утонула под напором его пальцев.
— Дай-ка я попробую, — предложил Парыгин. — Да это же настоящая запорная скоба! — воскликнул он, ногтем приподнимая пуговицу. — Так, влево не поворачивается. Значит, повернется вправо. Готово!
В спине Чака открылась небольшая выемка размером с чайное блюдце. На палевой пластмассовой пластинке рядами расположились кнопки: три красные и две белые. Больше в выемке ничего не было. Суровягин отвел руку Парыгина, потянувшуюся к крайней кнопке.
— Стой, Максим. Этого ты не сделаешь!
Парыгин сунул в рот новую сигарету. Суровягин повернул скобу против часовой стрелки. Выемка на спине Чака закрылась.
— Так-то лучше, — вздохнул он. — Ты же не знаешь назначения кнопок.
— Если бы не ты, я все кнопки выключил бы.
— Чтобы натворить бед?
— Нет, чтобы обезопасить себя.
— Не понимаю.
— Чак, как я думаю, — автономная самоуправляющаяся машина. Сегодня утром Холостов ввел в нее новую программу.
— Я что-то не видел, — усомнился Суровягин.
— Программа вводится в разговорной речи. Ты запомнил слова Холостова? «С утра Чак отправится на охоту».
Суровягин кивнул и спросил:
— Для чего же кнопки?
— Очевидно, для полного отключения всех механизмов.
Друзья пошли дальше. Впереди бежали лучи прожекторов. Пещера продолжалась. Но вот лучи прожекторов уперлись в груды корабельных обломков. Коробки кают. Перегородки трюмов. Остатки камбуза. Хаос испорченных морской водой диванов. За всем этим хламом виднелась стена, сбитая из толстых досок.
Товарищи остановились. Вот оно, убежище Чака и Холостова! Парыгин подошел к стене, осмотрел ее.
— Сделана из палубных досок, — определил он. — Значит, за этой перегородкой мы можем найти еще немало корабельного оборудования. Поищем вход.
Они пошли вдоль стенки. Суровягин первым обнаружил дверь. Она оказалась незапертой. В нос ударил удишливый запах. Друзья увидели большой, прикрытый брезентом чан. Возле него на плоском камне лежали невыделанные шкуры каланов. Суровягин откинул брезент.
— Шкуры вымачиваются, — пояснил он.
Они прошли дальше. Пещера круто, почти под прямым углом, сворачивала вправо. Запах отмачиваемых шкур здесь почти не ощущался. Дно пещеры застлано досками.
— Нет, у капитана Немо жилище было куда лучше, — ухмыльнулся Парыгин, осматривая, убежище Холостова. — Все, что я вижу здесь, снято с судов. Даже эти настенные шкафчики, эти диваны.
Они подошли к шкафчикам. В одном из них — консервы разных видов, несколько бутылок с вином. Рядом — электрическая плитка.
В углу, небрежно огороженном брезентом, размещалась лаборатория. Письменный стол с настольной лампой. Два стеллажа с книгами. Стол с различными приборами.
Суровягин потянул ручку ящика письменного стола. Ящик подался.
— Максим, иди сюда!
— Что там у тебя? — Парыгин остановился возле Андрея.
