Raptor - Хо
— Мы опоздали. Хо добилось своего. Вы погибнете. Из-за меня… Из-за меня!
— Ну так помоги нам! Ты ведь определённо что-то знаешь! Так скажи мне! Каждый пустяк, каждая безделица может послужить ниточкой, ответом!
Евгений помолчал, закрыв глаза. В какой-то момент Ольге показалось, что он перестал дышать. Но вдруг его веки задрожали, губы открылись, и он заговорил.
— Я не знаю, как это может помочь. Но есть кое-что.
— Что?!
Его рука ухватила Ольгу за ворот, и подтащила к себе. От смрадного дыхания девушка едва не лишилась чувств, но то, что безумец ей говорил, имело сейчас первостепенную важность.
— Слушай… Когда Хо проникло в мой разум. Когда оно завладело моим сознанием. Оно обрело то, чего не ожидало обрести. Мои чувства. Ведь оно никогда никого не любило до этого. И вдруг познало, что это такое. На первых порах оно будет изучать эти новые ощущения. Именно этим ты должна воспользоваться!
— Каким образом?! Я должна ответить Хо взаимностью?! Ты это хочешь мне предложить?!
— Думай сама. Это козырь в твоём рукаве. Последний козырь. Как применишь его — тебе решать.
— Посоветуй! Я в растерянности!
— Хо готовится покинуть корабль. Я знаю это твёрдо. Скорее всего, оно не будет использовать тебя как промежуточную хозяйку. Для этой цели ему нужен крепкий организм. Как у Генки. Генка будет последним. Поэтому оно и бережёт его. Разум должен быть незамутнённым до конца, чтобы идеально принять волю сумерек. Ты будешь следующей жертвой. Как только Хо поймёт, что любовь — это проклятье, а не дар. Оно уничтожит причину этого проклятья. А потом покинет «Эвридику» в теле капитана. Но это только предположение. Всего лишь предположение.
— Когда откроется «окно»?! Когда мы сможем бежать?!
Глаза Евгения закатились, и он забормотал что-то бессвязное.
— Когда… Когда солнце… Когда у одних солнце стоит в зените… У других… У других оно оказывается в надире…
— Что?!
— Муками лёгкими… Улаххи-суллар. Ишниллау-хо. Фаххетши суллар… Проект «Затемнение»…
— Женя! Не бросай нас! Пожалуйста.
Глаза Евгения раскрылись. Теперь его взгляд был безразличным и пустым.
— Оля… Оля…
— Что, Жень? — Ольга сжала его руку.
— Всё, Оля… Я ухожу.
— Нет, не говори так. Гена сейчас принесёт носилки, и мы тебя…
— Последняя просьба, Оля. Только одна.
— Какая?
— Поцелуй меня на прощанье.
— Жень, нам рано прощаться. Мы ещё…
— Я понимаю. Я мерзок. Но я не прошу касаться меня губами… Достаточно воздушного поцелуя. Пожалуйста.
Ольга вздохнула, дотронулась губами своих пальцев, и приложила их к его губам. Она почувствовала, как его сухие, похожие на деревяшки, губы, коснулись её подушечек, и сквозь них, вместе с последним выдохом, вырвалось слово:
— Любимая…
Глаза Евгения скосились в сторону и затуманились. Дыхание больше не ощущалось. Осторожно пощупав пульс, Вершинина поняла, что сердце не бьётся. Евгений умер. И вместе с ним умерли все его иллюзии.
Глядя на него, Ольга ловила себя на странной мысли. Она с каждой минутой начинает всё больше сомневаться, что перед ней лежит её старый друг. Вместо молодого энергичного человека, которым всегда был Женя, на грязной койке лежал дряхлый старец, больше похожий на жёлтую мумию, с костями проступающими сквозь шелушащийся пергамент кожи. Седой как лунь, с копной грязных, перепутанных волос, и такой же всклокоченной бородищей, в которой догнивали остатки последней трапезы. Ужасное зрелище. Даже врагу не пожелаешь такой страшной смерти. Отпустив его костлявую руку с обгрызенными до мяса ногтями, Ольга всё же пересилила себя, и поцеловала его в лоб, отдавая последнюю дань своему бывшему другу.
На стене, над койкой, она заметила странные письмена, и приглядевшись, различила в них знакомые буквы. Самая чёткая запись гласила:
Мы становимся рабами собственных привычек. Как бурлаки, мы тянем свои лямки непонятно куда, непонятно зачем, и для чего. Ведь итог для всех один — смерть.
Мы всё больше огораживаемся от внешнего мира, замыкаясь на собственном микрокосме. Нам гораздо спокойней жить в крохотном мирке, а не в огромном мире.
Мы не боимся, когда видим в теленовостях кровь своих соотечественников, ведь эта кровь не из нашего микромира. Она где-то далеко, по ту сторону экрана. Она не пачкает наших рук.
Мы — индифферентны. Мы — окукливаемся. Такова архитектоника наших судеб. Обстановка в мире нестабильна.
В коридоре послышались звуки приближающихся шагов, и вскоре в каюту, пыхтя, протиснулся Геннадий, втащив следом за собой пару жердей, кусок брезента и верёвку.
— А вот и я. Принёс всё, что нужно.
— Уже не нужно, — тихо ответила Ольга, повернувшись к нему.
— К-как? Почему? Он что…
Девушка кивнула. Капитан выронил жердь, подошёл к Оле, и мягко положил руку ей на плечо.
— Мне очень жаль.
Помолчав немного, Гена опустил покойнику веки, и вновь заговорил с Ольгой.
— Давно он здесь, бедняга. В этом склепе. Гляди, как исхудал. Кожа да кости. Я такое только в документальных фильмах видел, про фашистские концлагеря. А здесь, в этой клетушке — хуже всякого концлагеря. Ни воздуха, ни еды. И света почти нет. Иллюминаторы вон, заляпаны чем-то. Жуткие условия.
— Судя по глубоким пролежням, он лежал без движения не меньше месяца, — заглянула под одеяло Ольга.
Резкий смрад тут же шибанул ей в нос нашатырной струей, и она поспешно накрыла мёртвое тело, зажимая лицо ладонью.
— Не поднимался. Ходил под себя. Гнил заживо, — сочувственно качал головой Осипов. — Ужасно осознавать, во что может превратиться человек.
— Он сильно ослаб. Видимо, из-за плохого и некачественного питания. Сильно обезвожен. Значит страдал от жажды. Возможно, последние дни пребывал в бессознательном состоянии. И только удар, сломавший перегородку, смог его пробудить.
— Скорее всего, так оно и было. Поэтому мы его и не услышали, — согласился Гена. — Теперь понятно, почему мы нашли так мало питьевой воды. Весь её запас здесь — в его каюте. Смотри сколько бутылок. Меня только одно смущает. Как он умудрялся добывать еду и воду, если не мог выбраться из каюты?
— Еду и воду ему приносило Хо.
— Хо? Но зачем?
— Наверное для того, чтобы он дожил до нашего прибытия. Подкармливало его скупо, чтобы только от голода не умер.
— Может и не со зла, а из-за необходимости? На корабле не осталось продуктов. Мы доели последние крошки. Значит, весь запас оно скормило Евгению.
— Ты плохо знаешь Хо. Доброта и понимание — это не про него. Пока Женька был нужен Хо, оно сохраняло ему жизнь всеми силами. Теперь же, когда надобность в нём отпала, оно выбросило его, как ненужную вещь. Как замученного лабораторного зверька.
