Виктор Гончаров - Век гигантов
Ему бросилось в глаза, что картина, расстилавшаяся перед ними, несколько изменилась; здесь — куда только хватал взгляд — по безбрежному раздолью на гребнях волн гуляли белые резвые барашки; с беззвучным, казалось, смехом они догоняли друг друга; взмывая кверху снежным дождем, сшибались; падали мягко, как гимнаст в сетку, в изумрудно-прозрачные ухабы; скользя вверх, неслись дальше, словно играя в бесконечную чехарду, и, наконец, пенным ворчливым валом опрокидывались на берег, заливая копыта фыркавших недружелюбно коней и разгоняя собак, досадующих, что с ними играют, как с малыми щенятами.
— Море?! — с невольным восторгом воскликнул Николка, ища сочувствия в лицах краснокожих. Море он видел однажды в своей жизни, это когда конница Буденного гнала на «водопой» разбойные рати «белых», но тогда совсем не было времени разглядывать его, тогда более сильные эмоции волновали душу. Теперь его охватило буйное чувство восторга, как ребенка перед новой игрушкой с замысловатым механизмом, и необыкновенный подъем сил испытал он каждой клеткой своего тела, вдохнув солоноватый запах, исполненный первобытной свежести.
— Мъра! Мъра! — отвечали дикари, восторгов особенных не выявляя и дивясь беспокойному поведению маленького вожака. Море у них было связано с понятием смерти. Море скрывало за собой их родину, теплый юг. Море безжалостно уничтожало смельчаков, уходивших вплавь далеко от берега. Когда оно гневалось, то выплескивалось с бешеным воем из своей гигантской чаши, уничтожало все вокруг себя, крушило вековые деревья и отрывало от берега громадные скалы. Одним словом, это был страшный и загадочный враг, против которого ни дубинка, ни топор не действовали и которого, если желаешь остаться живым, нужно избегать во всех случаях жизни. Поэтому радоваться, глядя на него, конечно, не приходилось, и дикари отнюдь не радовались.
Берег изогнулся крутой дугой на запад. Исчез обрыв. С левого бока теперь плескалось море, с правого — тянулась широкая песчаная отмель, заканчивающаяся невысокими скалами. Скалы были изъедены и изрыты волнами, доходившими до них в бурю или во время прибоя. Следы оленя от моря повернули к скалам.
— Руд! — крикнул остроглазый Мъмэм, заметив капли крови на камнях. Кровь сопутствовала следам, и чем дальше уходила кавалькада, тем многочисленней становились кровавые пятна. За скалами лежала степь. Здесь Николка перестал видеть и следы и кровь; но краснокожие видели их по-прежнему, а собаки, кроме того, чуяли свежий запах оленя. По твердой высохшей почве кони ускорили бег. Соперничая в быстроте с ветром, охотники в полчаса покрыли десятка два километров. Неожиданно Мъмэм, возглавлявший кавалькаду, на полном ходу остановил лошадь и соскользнул к земле. Поднявшись с испачканным пылью носом, он сказал тревожно:
— Здесь стояли люди. Пять человек стояло, ух-хао…
Никаких следов не было видно, но Мъмэм продолжал утверждать:
— Пять человек; они нехорошо пахнут, ой-йе! Пахнут не как арийя.
Каждый плиоценщик счел своим долгом удостовериться в показаниях вожака. Тринадцать носов поочередно склонились к сухой почве и тринадцать глоток заверили:
— Пять человек, ой-йе!..
— Куда они ушли? — спросил Николка.
— Пять человек не умеют охотиться, вах! — отвечал Мъмэм. — Пять человек устали догонять оленя и вернулись обратно. Здесь они отдыхали и думали. Плохие охотники, ох-хе!..
— Надо проследить их до самого жилья, — сказал Николка.
Коммунары азартно вскочили на коней, в них проснулся дикий боевой пыл. Николка выдвинулся вперед, совсем не желая, чтобы с новыми охотниками произошла стычка. «Надо заставить плиоценщиков уважать себе подобных, — думал он. — Трудовое содружество, а не война должно быть написано на наших знаменах».
Благодаря собакам дикари избегали неприятной обязанности вынюхивать землю для дальнейшего следования. Собаки бежали уверенно: к следам оленя присоединялись другие следы — его преследователей. Степь оборвалась громадным оврагом, диким и унылым. Мъмэм узнал местность.
— Там, — сказал он, сокрушенно махнув рукой вверх по оврагу, — там старики.
Но следы шли вниз, а не вверх. К ним вскоре подошли новые следы — целой охотничьей дружины. Коммунары поспорили и остановились на цифре «50».
— Пятьдесят человек — это слишком много даже для дружественной встречи, — сказал Николка и заставил своих товарищей быть более осторожными.
Овраг был длинен и завален острыми ребристыми камнями. Лошади то и дело спотыкались, неподкованные копыта сильно страдали, и всадники принуждены были ехать медленно. Олень давно отделился от общих следов и ушел в сторону, вверх по крутому скату; охотники оставили его без внимания. Только часа через два окончился опостылевший всем овраг. Песчаные холмы-дюны закрыли горизонт; за дюнами развернулось безбрежное море.
— Вот так фунт! — Николка был поражен до глубины четвертого желудочка в мозгу, где, по свидетельству Скальпеля, находится центр дыхания и кровообращения. У него захватило дух и учащенней забилось сердце: многочисленные следы ног на мокром песке уперлись в самую воду и здесь пропали…
Краснокожие в первую минуту растерялись, во вторую — нашлись:
— Ох-хе! Глупые охотники потонули в море, вах, вах!..
— Глупые те, кто говорит глупые слова, — проворчал Николка.
— Нет, друзья мои, тут пахнет навигацией, — сказал он через несколько минут, когда обнаружил в песке желобоватые вдавления, как бы следы вытащенных на берег лодок.
— Навигация очень первобытная, но все же навигация, — еще добавил он, поняв, что вдавления на песке произведены стволами деревьев, и открыв в море, саженях в 200 от берега, темную холмистую полоску.
— Это остров, — сказал он себе и попросил остроглазого Мъмэма посмотреть как следует вдаль на горизонт.
— Там лес и горы, — подтвердил его открытие великан.
— Там… люди, — прибавил Ург, нюх которого мог поспорить с нюхом собак, — они скверно пахнут, эти люди. Это — новые охотники.
— Нам здесь больше нечего делать, — резюмировал Николка. — Поворачивайте лыжи. Мы отдадим им визит, когда у нас будет лодка.
Краснокожие в недоумении хлопали глазами: эти люди, эти глупые охотники перебрались на остров. Но море кишит хищными, длиннозубыми рыбами. В море даже купаться опасно… Николка пытался объяснить, как можно плавать на деревьях, — безуспешно; это им было совершенно непонятно, такого способа передвижения они ни разу не видали… Пускаться в детальное толкование с примерами и чертежами Николка счел неуместным в данной обстановке.
Свежий предвечерний ветерок подул с запада, закосило солнце золочеными лучами, когда утомленные кони и всадники на них вступили под торжественную сень строгого соснового бора. По грустным лицам краснокожих чувствовалось, что «желанные» родственники их не за горами, и еще чувствовалось, что от этой встречи никто не ждет для себя чего-либо хорошего. Перед тем, как въехать в бор, дикари — наивные дети природы — ударились в хитрость.
