Виктор Гончаров - Век гигантов
— Стой! — скомандовал он категорическим шепотом.
Всадники замерли, шенкелями принуждая коней к тому же. Собаки, почуявшие мясо, осторожно-радостно зафыркали.
Николка быстро объяснил план атаки: надо рассыпаться цепью, не выходя из прикрывающего их рва, — так, чтобы между каждым звеном могло поместиться десять копий; по сигналу, по свистку Къколи, выскакивать из прикрытия — собак вперед, и мчать во весь опор к реке, стараясь отрезать оленю путь к лесу. В круг не смыкаться. Все время держаться полукругом, чтобы не перестрелять друг друга. Ну, айда!..
Пригнувшись к гриве коней, всадники безмолвно и бесшумно понеслись по рассыпчатому песку, сжимая копья в охотничье-радостном спазме. Мъмэм умчался раньше всех: ему поручено было возглавлять цепь на правом фланге. Николка остался на левом.
Маневр выполнен. — Свист. — Рванулась вперед собачья свора, за ней — лавой — лихая конница. Распластались кони, вихря копытом песок; затикали дикари, размахивая копьями… Олень на шум поднял тяжелую голову. О! Он нисколько не испугался! В нем было больше трех метров росту, расстояние между концами его рогов равнялось трем с половиной метрам. Это был плиоценовый, исполинский олень, а не какой-нибудь. Прежде чем испугаться, он еще посмотрит, заслуживает ли того враг. На разноголосую ватагу, цепью растянувшуюся по песку, он уставился испытующе. Враг не был страшен, но — многочисленен и видом — необыкновенен. Собаки — пустяк. Собаки убегут, разглядев, с кем им придется дело иметь. Олень, спокойно ступая, отошел от воды и вдруг — прянул стрелой навстречу необыкновенному врагу… В середине цепи находились Ркша, Гири и Трна; на них несся олень, низко склонив украшенную лесом острых пик гордую голову. Собаки, скуля, отступили перед остророгой громадиной. Всадники центра сдержали коней, фланги загнулись. На длине пяти лошадей Ркша, Гири и Трна метнули копья и, подняв лошадей на дыбы, схватились за луки. Громадина запнулась, получив два копья в спину и одно в грудь, но это — только мгновенье, в следующее — две собаки, осмелевшие на свое несчастье, взвились кверху и упали, пронзенные в десятках мест. Одновременно зачертили воздух копья и стрелы. Олень споткнулся, ослепленный и усеянный древками. Ркша бросился к нему с топором.
— Ох-хао! Ркша не боится рогатого зверя! Ркша-а…
Олень резко вскочил на ноги, и смелый всадник, не закончив фразы, вместе с лошадью кувырком покатился на песок. Это было последнее злодейство гиганта, — Мъмэм раздробил ему позвоночник. Ркша поднялся помятый, лошадь — в лужах крови — осталась лежать.
— Ркша не пойдет за отцами, ах-хо! — печально сказал дикарь.
— Ркша пойдет, — ответил Мъмэм.
— Ркша не поедет за отцами. Ркша понесет лошадь к мейду. Мейд вылечит лошадь…
Но лошадь, с распоротым брюхом и грудью, пронзенной в двух местах, не могла ждать помощи всесильного «мейда». Она скончалась прежде, чем расстроенный великан успел подойти к ней.
Николка успокоил его:
— Ркша вернется в пещеру. Ркша возьмет новую лошадь и догонит нас.
С этим великан согласился и перестал печалиться. Ни-колка поехал в лес за дровами для костра.
Охотники не стали ждать, пока маленький Къколя соберет сухого валежника, высечет огонь и разведет костер. Вах! Длинная история! Очистив оленя от копий и стрел, они мигом раскромсали его на куски и зачавкали с аппетитом, расправляясь с парным дымящимся мясом.
Вернувшийся с валежником Николка застал их за концом трапезы. Мъмэм уже стоял в стороне, он держал в руках синеватый блестящий предмет и разглядывал его с пристальным вниманием.
— Что у тебя, Мъмэм? — спросил Николка.
— Коппе, — не совсем спокойно отвечал Мъмэм, спокойно исковеркав русское слово.
Заинтересованный ответом, Николка подошел к дикарю.
— Ого! — вырвалось у него при первом же взгляде на странный предмет.
Это был наконечник копья, сделанный из вулканического стекла — обсидиана, с обломком деревянной рукоятки, прикрученной к нему жилами… Мъмэм поведал, что он извлек «коппе» из тела убитого оленя.
— Из оленя? — переспросил Николка, огорошенный сюрпризом. — Кто же пустил в оленя эту штуку?
Мъмэм отвечал: его охотники не пускали; его охотники имеют копья с наконечниками из стали; старики же совсем не знают копий, старики — глупы…
— Ва-ах, — сказал Николка и, крутя головой, сел к костру.
Несомненно, что появилась новая орда.
Сюрприз! И этот сюрприз мог быть двоякого сорта, — «сорта альтернативного», сказал бы ученый медик: орда может стать к пещерным коммунарам или в дружественное отношение или во враждебное. В первом случае все пойдет как нельзя лучше: исчезнет надобность в далеком путешествии, диктуемом, если верить медику, вырождаемостью краснокожих. Новая орда — свежая кровь — чего еще надо. Во втором случае… Черт его знает, что может произойти во втором случае!..
— Мъмэм узнает, кто пустил коппе, — сказал вожак. — Мъмэм пойдет по следам оленя. Мъмэм найдет кровь оленя, найдет следы новых охотников.
— Послушайте, идея! — вскричал Николка, к вящему удовольствию дикарей в точности копируя почтенного «мейда». — Мы все пойдем по следам. Тихо пойдем, языки спрячем за зубами.
Его предложение встретили с большим энтузиазмом, потому что идти за приключениями было гораздо приятней, чем навещать каких-либо забытых родственников. Ркша — медведь, удовлетворенно заворчав, немедленно пустился в обратную дорогу; он теперь будет отхватывать по километру в минуту, он лошадь обгонит, лишь бы отложить радостный момент встречи со стариками!..
Закусив на скорую руку полусырым мясом, Николка разделил остатки исполинского оленя, по числу охотников, на 16 разных частей. Мясо нужно было взять с собой: неизвестно, как повернутся обстоятельства.
Кавалькада снова выступила в путь, держась глубоких следов в песке, но в том же направлении, так как олень на свой последний водопой бежал по берегу реки — с юга. Николка заинтересовался: почему животное не напилось где-нибудь раньше, а выбрало именно это роковое для себя место. Если бы оно выскочило к нему из леса, было бы понятно, а тут… Его недоумение вскоре рассеялось, когда, отъехав километров пять от места кровавой драмы, он сам почувствовал жажду: здесь вода имела уже горько-соленый вкус. Скривившись, выплюнул Николка воду и с растерянной улыбкой взглянул вдаль.
Ему бросилось в глаза, что картина, расстилавшаяся перед ними, несколько изменилась; здесь — куда только хватал взгляд — по безбрежному раздолью на гребнях волн гуляли белые резвые барашки; с беззвучным, казалось, смехом они догоняли друг друга; взмывая кверху снежным дождем, сшибались; падали мягко, как гимнаст в сетку, в изумрудно-прозрачные ухабы; скользя вверх, неслись дальше, словно играя в бесконечную чехарду, и, наконец, пенным ворчливым валом опрокидывались на берег, заливая копыта фыркавших недружелюбно коней и разгоняя собак, досадующих, что с ними играют, как с малыми щенятами.
