Владимир Васильев - Лик Чёрной Пальмиры
— Взгляни на Одессу, — уныло посоветовал Завулон. — Глазами Марибора Браника.
Лайк послушался и ушел в сумрак. А спустя несколько секунд понял, что будить Одессу ему не придется.
Одесса уже была кем-то разбужена. Ауры отдельных людей еще выделялись на общем городском фоне, но уже очень слабо. Как в Питере лет двадцать назад.
Лайк несколько секунд сидел неподвижно, потом длинно выругался на давно умершем языке и залпом допил пиво.
Глава девятая
Пять лет назад Арик стоял на этом же месте. И Тамара стояла на этом же месте. Напротив дома номер два по улице Гоголя. Арик помнил все, что говорил тогда, показывая новой знакомой Одессу.
— Это, — вдохновенно вещал в то утро Арик, жестом экскурсовода указывая на дом, — шахский дворец. Построен шахом Персии, когда его из Ирана погнали; и Россия, чтобы не злить Англию, дала убежище не в столицах, а отправила в Одессу — Порто-франко, вольный город.
О том, что в шахском дворце с некоторых пор обосновался офис Дневного Дозора Причерноморья, Арик тогда умолчал. И на следующий год ничего Тамаре о Дозорах не говорил. Они встречались пять лет, всегда летом, всегда в Одессе, а Тамара так и оставалась дикой Иной, без всяких регистрации.
Арик не мог объяснить своих действий. Точнее, своего бездействия. Казалось бы, что сложного — пригласить в офис, официально засвидетельствовать новую Иную, зарегистрировать; даже инициацию в обычном смысле проводить не пришлось бы, а стало быть — заведомо никаких претензий со стороны Светлых.
И все же что-то его удерживало. Возможно — некая странность этой печальной девушки. Может быть, то, что она ничего о себе не рассказывала даже откуда родом. Арик знал лишь одно — откуда-то из России. В говоре чувствовалось нечто смутно знакомое, не раз слышанное, но гадать Арик не любил, а спрашивать не хотел.
Как и всякий Иной, он верил предчувствиям. И продолжал бездействовать.
— Это наш офис, — сообщил Арик, отвлекаясь от воспоминаний и возвращаясь в день сегодняшний.
— Близко! — чуть заметно улыбнулась Тамара. — Мы туда?
— Угу.
— А попозже нельзя? Так мало погуляли…
— Мне дела сдавать, Тома. Лайк назначил на десять. Люди из Николаева собрались, из Херсона, из Измаила, из Овидиополя.
— Понятно…
— Пойдем?
— Пойдем.
В холле было сумрачно и прохладно. Дежурил Генка-оборотень, единственный известный Арику оборотень-дельфин. Незаменимый кадр для операций на воде, каковые в порту Одессы были отнюдь не редкостью.
— Привет, Арик!
— Привет, Гена. Все собрались?
— Коберника нет.
— Его вообще в Одессе нет. Брумель приехал?
— Да.
— А Иса?
— Приехал. Со Шведом шушукается. И Ефим уже тут, киевский который. Это правда, что тебя в Киев отзывают?
— Правда, Гена.
— У-у-у… — загрустил оборотень. — А кого вместо?
— Шведа.
— Так я и думал! — немедленно повеселел Гена.
Со Шведом он был весьма дружен — с кем еще дружить дельфину, как не с завзятым мореходом-яхтсменом?
Шведа в Одессе знали и любили. Арик вообще плохо представлял себе Темного, который не любил бы Шведа, рубаху-парня и душу любой нормальной компании. Арик также сознавал, что Шведу очень трудно будет перейти от панибратских отношений с коллегами к отношениям типа «начальник подчиненные». Но в преемника практически уже экс-глава причерноморского Дозора все же верил. Командует же Швед у себя на яхте, в конце-то концов? Значит, сумеет командовать и на яхте побольше, размером с весь юг Украины… У моряков вообще все в порядке с субординацией, в этом Арик успел убедиться еще в мятежные двадцатые.
В актовом зале собрались все (за исключением Коберника) работники-одесситы, двадцать шесть человек. Плюс четверо из области, плюс трое из соседних областей.
Из этих двадцати шести лишь пятеро не работали в обслуге — подавляющее большинство собравшихся составляли сотрудники компьютерного отдела, шантрапа тинейджеровского возраста, которой Арик не позволял заработать на достаточно мощный компьютер незаконными методами. Эта публика день-деньской торчала в вычислительном центре, в подвале.
Пять оперативников на почти полуторамиллионный город и окрестности! Ну, шесть — если считать вечно отсутствующего Коберника. Причем один представляет собой серьезную силу только в море. Наверное, любой москвич оторопел бы от столь ничтожной цифры. Но ситуацию спасало то, что у Светлых в Ночном Дозоре оперативников было вообще всего двое помимо шефа. Идеи Света в вольном городе Одессе были не слишком популярны…
«Как же все-таки нас мало…» — в который раз подумал Арик, автоматически улыбаясь залу и приветственно покачивая ладонью.
Компьютерщики нахально прощупывали сквозь сумрак Тамару, пришлось немедля пресечь.
— Здрасьте, Аристарх Виталия!
— Здрасьте, здрасьте…
Швед болтал с земляком (Исой), Ефимом и херсонцем Брумелем. Лайка нигде не было видно.
«Интересно, — мысли плавно перетекли в новое русло, — а Завулон придет? Хотя оно ему разве надо?»
— Садись. — Арик заботливо усадил Тамару рядом с Барухом Штейном, грустным пожилым евреем, ведающим всей бухгалтерией Штейн ведал бухгалтерией уже тогда, когда сгинувший белый офицер инициировал молодого и несмышленого Турлянского в беспокойной Одессе без малого век назад. Причем даже тогда ведал далеко не первое десятилетие.
Бухгалтер приветственно приподнял сетчатую шляпу (точно такую же, как у Шиндже, — мельком подумалось Арику):
— Мое почтение, мазель!
— Здравствуйте. — Тамара приветливо улыбнулась и села в кресло.
Арик ободряюще погладил ее по руке и пошел на узкую сцену. Едва он поднялся по ступеням, в зал вошел Лайк. Нахмуренный и бледный, во всяком случае, бледнее обычного. На обещанное и, как всегда, блистательно исполненное Шведом жаркое с летним салатиком начальство пожаловать не изволило, пришлось умять самостоятельно. Хорошо хоть, подоспевший вечером Ефим помог. Ни Лайка, ни Завулона Арик не чувствовал всю ночь; возможно, они покидали Одессу.
А следом за Лайком вошел инквизитор.
В принципе, передача дел не требовала присутствия инквизитора. По крайней мере, когда в должность вступал Арик, из высокопоставленных гостей присутствовали только Лайк да шеф Дневного Дозора Крыма. Более того, сам факт присутствия Иного, не являющегося Темным, в офисе Дневного Дозора был маленькой сенсацией. Теоретически такое допускалось, но на практике происходило очень редко. Кто же любит допускать чужаков в святая святых?
