Константин Брендючков - Последний ангел
Да, в такую схему вполне укладывались минувшие события, да и сами пришельцы, кажется, опасались такой возможности.
А как же проявился второй маяк? Может быть, он еще «не откупорен», стоит где-нибудь в хранилище музея, в чьей-то коллекции, украшает комод деревенского дома, а то и просто, никем не тронутый, в земле или на дне реки?
Да и участь первого совсем еще не определена, ведь гибель владельца вовсе не означает уничтожения маяка! Но тут у Олега Петровича имелись веские соображения двоякого рода. Во-первых, логически вытекало, что переход «задействованного» маяка в другие руки скорее всего сказался бы в появлении какой-то новой выдающейся личности, а во-вторых, было и фактическое обстоятельство, заставляющее думать, что маяк остался в единственном числе. Олегу Петровичу присуща была наблюдательность и аккуратность записей, благодаря чему он заметил, как изменилось действие его ангела. Когда оно началось, продолжалось лишь одну ночь за день до полнолуния, а последнее время ангел начал «работать» три ночи подряд точно в полнолуние. Усиливаться маяку было вроде бы не с чего, действие генератора в мертвенных условиях Луны тем более не могло измениться. Отсюда следовал вывод, что энергию солнца, аккумулированную генератором за время лунного месяца, он выдавал сначала тремя импульсами, распределяющимися на три цели поочередно, — отсюда, надо полагать, он и назывался пришельцами импульсатором, — а теперь все три импульса стали приходиться на одну и ту же цель, что могло означать только отсутствие остальных маяков.
Иное объяснение не подвертывалось и, осознав это, Олег Петрович почувствовал, что его ответственность возросла еще больше. Не использовать оставшуюся возможность означало почти то же, что и обокрасть человечество, но и поделиться с обществом подарком, попавшим в руки Олега Петровича, он не мог: ведь это не глыба золота, которую можно разделить на части, и это не представляло собой открытия или крупного изобретения, которые можно бы опубликовать и реализовать.
Положение усугублялось еще и тем, что Олег Петрович был далеко не молод, ему уже некогда было производить длительные опыты, например, социального порядка, а передать дар в другие руки он опасался.
«Ах, если бы я располагал таким устройством, как Комбинатор Фады, насколько проще было бы искать выход из положения!» — досадовал он и поймал себя на том, что сожалеет об этом не впервые, с той лишь разницей, что когда-то он мечтал о Комбинаторе для решения задачи о пришельцах, решившейся само собой, а теперь предстала задача более существенная и ответственная.
Но комбинатора у Олега Петровича не было, а была лишь «Шехерезада» и энцефалограф, заполучить который удалось не без давления на главбуха завода. Этот прибор по его прямому назначению Олег Петрович освоил не сразу, он лелеял надежду на гораздо большее. Отдаленное смысловое сходство каски энцефалографа с венцом, который надевала Фада при работе с Комбинатором (тот венец, вероятно, снимал биотоки мозга), натолкнуло его на мысль согласовать действие энцефалографа с «Шехерезадой», а для этого, как ему казалось, нужно было найти ключ, позволяющий преобразовывать кривые энцефалограммы в двоичный код программы компьютера.
Решение задачи, однако, никак не давалось, но однажды Олегу Петровичу пришло в голову: «А что, если подключить выход энцефалографа непосредственно к приемному устройству „Шехерезады“, вдруг да сама разберется что к чему».
Дождавшись, когда сотрудники разошлись, он так и сделал, но ничего путного из этого не получилось. ЭВМ стала выдавать ленту с бестолковым набором знаков.
«Дура безграмотная!» — обозлился Олег Петрович и даже лягнул машину. Правда, осторожненько, чтобы не повредить ее «внутренностей». «Глупа не она, а я, разве можно было ожидать иного результата!» — признался он и ушел домой расстроенным.
Вот тут он и взялся за основательное изучение анатомии и физиологии, в результате чего пришел к выводу о возможности диалога с машиной на языке двухстороннего обмена электрическими импульсами, минуя перфорированные промежуточные записи.
«По сути дела, — рассуждал он, — органы чувств — всего лишь датчики импульсов, которые в конечном счете мозг перерабатывает в образы и звуки. Так пусть он получит эти импульсы прямо от машины, не затрагивая органов чувств».
Олег Петрович пока еще не задавался вопросом, на основании чего машина будет формировать нужные импульсы, были бы хоть какие, лишь бы ощутить свет и звук, не прибегая к зрению и слуху, но и это представляло непростую задачу. Порой ему казалось, что у него действительно «голова трещит» от напряжения, и тут он лишний раз убеждался, насколько благотворным является переключение внимания и чередование работы разного вида. Ему было бы гораздо тяжелее, не будь у него служебных дел и забот.
В отделе, впрочем, все складывалось весьма благополучно, и вовсе не потому, что он «тащил его на себе», но участие в работе конструкторов давало ему хорошую разрядку. Ему удалось привить большинству инженеров вкус к работе, новаторской и углубленной, такой, которая доставляет радость самим процессом и становится внутренней потребностью человека.
— Есть люди, которые собирают марки, а то и спичечные коробки, — сказал ему как-то парторг. — Чушь собачья все эти хобби, они показывают только, что такой человек не нашел своего призвания, он и тычется во что попало, лишь бы создать видимость занятия. А у нас вон Погорельский уже пятое авторское свидетельство получил, — вот в этом можно почувствовать радость жизни…
«Да, уже и зима кончается, а я все это время так и не оформил даже ни одной заявки!» — отметил про себя Олег Петрович, но не огорчился, понимая, что от своего «ангельского хобби» ему не уйти, хотя оно порой тоже смахивает в его глазах на «чушь собачью», что ему с задачей обратной связи, может быть, не справиться, да и не очень ясно, следует ли тут чего-то ожидать от самого себя.
— Не хватало тебе еще заниматься медицинскими науками! — фыркала Афина Павловна, заставая его углубленным в посторонние, по ее мнению, книги. Хочешь примерить на себя белый халат и врачебную шапочку? Не поздновато ли, да и зачем? Посмотри лучше, к лицу ли мне этот комбинезон. Сама сшила. С понедельника у меня начнется месяц работы на фрезерном станке. Скажи, берет мне надевать или кепку?..
Биология, однако, помогла Олегу Петровичу найти путь к решению очередной задачи. Каску энцефалографа он разбил на участки датчиков и на участки индукторов, разместив их согласно расположению соответствующих секторов головного мозга, а паутинные провода от тех и других подвел раздельно к приемной и выходной части «Шехерезады». Это была нелегкая работа, так как делать ее он мог только сам, без чьей-либо помощи, и она отняла у него чуть не всю зиму.
