Станислав Соловьев - Grunedaal
Рассказывают, что в том заречном селении, в котором когда-то остановилась первая делегация после бегства, до сих пор живут потомки глашатая, стражника и подмастерья. Они взяли в жены местных девушек и нарожали много здоровых детей. Их потомки так и называются: Дойбаладу, Илвамладу, Со-сотладу, - что значит "потомок Глашатая", "потомок Стражника", "потомок Подмастерья". Эти три рода совместно управляют селением и почти ничего не знают о городе и его жителях. Селение так и зовется Кутлисаадан - "Место, куда пришли трое". Его жители бояться страшного Неизвестного воинства. Они не платят налогов и никак не сообщаются с городом. Всякое упоминание о Неизвестном воинстве наводит на них необъяснимый страх, и когда они ругаются в минуты большого негодования, то они поворачиваются в сторону города, говоря: "Будь проклято место, куда бежал писарь!" Кто такой писарь - они не знают, так как не знают письма, но еще их деды говорили так. Но среди них принято называть "писарем" самых плохих и бездушных людей - воров, лжецов и прелюбодеев.
Рассказ Йорвена Сассавата
Самая трудная задача в поиске исторической истины: что делать с найденной истиной.
"Изречения" великого Перинана
На этом старик Арда закончил свое длинное повествование.
Он выдохся и теперь жалобно тер костлявыми руками горло, а на глазах выступили слезы. Я не замедлил поблагодарить доброго старика: его рассказ был удивительным, и ни на что не похожим. По-крайней мере, я ничего похожего не слышал, учась в Школе Перинана или путешествуя в поисках Грюнедаля. В комнате было темно и тихо, лишь потрескивала догорающая свеча да иногда позвякивал чем-то снаружи сонный ветер. Я не знал: день сейчас или ночь, вечер или утро. Увлекшись рассказом старика, я не заметил как пролетело время.
Не знаю, содержится ли в его рассказе историческая правда. На первый взгляд, услышанное мною представляло собой жуткое переплетение народных легенд, нелепых слухов и фантастических дополнений, приданных к повествованию различными неведомыми мне сочинителями. "Где здесь правда, а где чистый вымысел?" - спрашивал я себя и не находил вразумительного ответа. Если принять за чистую монету то, что рассказал мне старый хозяин, тогда многое, увиденное мною в этом странном городе, становилось понятным и объяснимым. Но можно ли реальность, какая бы она не была странная и неузнаваемая для трезвомыслящего, объяснять мифом или народной фантазией?.. Я стремился найти город, о котором упомянул великий Перинан в своих "Южных хрониках". Я нашел его, но теперь не знал: что мне делать с найденным, если оно не оказалось сказочным сокровищем? Если оно - только мутная лужа на дне высохшего колодца. Да, там, на самом ее дне что-то блестит и переливается. Но что? Золотая брошь, оброненная красавицей? Лунный свет, не знающий человеческих треволнений? Жирная грязь?.. Я жадно слушал рассказ Арды: жадность съела мою уверенность. Теперь жадность поедала меня и мне было неприятно... Я не знал о чем спрашивать старика после того, как он рассказывал. Вопросы куда-то исчезли и я почувствовал большую усталость, словно повторно преодолел безлюдную пустыню и ледяные горы. Что мне делать там, откуда я пришел и куда вернулся? Что мне говорить старику?..
Старик помассировав горло, откашлялся и торопливо встал, словно чего-то испугался. Он тихо пожелал мне спокойной ночи и поспешил прочь, как будто за ним гнались чудовища. Окликнуть его в это мгновение - злая и неумная шутка. Я закрыл глаза. Спокойной ночи? Или спокойного дня?..
Когда я проснулся, я понял: мне надоело искусственное затворничество в четырех стенах. Пора выйти и подышать свежим воздухом, - мое желание выйти стало буйным и требовательным. Я умылся из лохани, что заботливо оставил в моей комнате старик, и затем стал звать хозяина. Звать мне пришлось долго: он все не шел и это стало меня раздражать. Увидев его растревоженное лицо, я поспешил успокоить: со мной ничего не случилось и я хорошо отдохнул. Тогда добрый старик решил было, что я проголодался, но я поспешил его заверить, что совсем не голоден. Он недоверчиво уставился на меня подслеповатыми глазками и переспросил: "Господин Орви не хочет позавтракать?" Нет, Орви не хочет завтракать. "Зачем господин Орви меня звал?" Чтобы выйти и подышать свежим воздухом. На лице у старика появилось странное выражение: словно я сказал какую-то непристойность. Я повторно попросил его сопровождать. После моей невинной просьбы последовала длинная пауза, - нечто, до отказа набитое глухим недоверием. Я уже думал, что он обиделся, - это был человек с странными причудами. Тут старик неожиданно согласился и забормотал себе что-то под нос что-то вроде "конечно же, он из далекой страны..."
Только тут я обратил внимание на это: все время, пока я жил у старого Арды, я уже много раз слышал про то, что я - человек из далекой страны. Мне казалось, что сами стены этого дома, его слепые окна, его дверь, неприветливо стиснувшая зубы замков и запоров, сам воздух комнаты шепчут вслед за старческим бормотанием: "конечно, он - человек из далекой страны..." Мне не нравился воображаемый шепот. Мне не нравилось бормотание чудного старика. Теперь я понимал, почему он пригласил меня к себе, откуда такое неожиданное гостеприимство - и это на фоне хозяйничающей в городе грубости "стражников" и подозрительности виденных мною жителей. Он, вероятно, принимал меня за какую-то важную персону. То ли считал, что я пришел из той далекой страны, куда ушли мифические Четырнадцать Мучеников. То ли я родом оттуда, откуда когда-то пришло еще более мифическое Неизвестное воинство, - что я их соотечественник...
Я не стал расспрашивать старика об этом: вдруг я испугаю его и он откажется меня сопровождать по городу? Я молча оделся и последовал за ним, надеясь, что когда-нибудь разберусь в тайным мотивах его гостеприимства...
На улице, как оказалось, был уже полдень. С радостью я вдыхал воздух, после затхлости дома Арды он казался мне сказочно чистым и сладостным. Как и в тот день, когда я вошел в город, на улицах царила настороженная тишина. Иногда мимо нас проходили люди - сгорбленные тощие фигуры, закутавшиеся с ног до головы в ужасающее своей грязью тряпье. Встречные прохожие старались обходить нас и в их быстрых взглядах я читал только страх и унылость. Страх перед судьбой и унылость ее предсказаний мерещились мне в этих взглядах. Первоначальная радость, охватившая меня от того, что я вышел из темного и душного помещения, куда-то пропала.
Я тоскливо наблюдал жирную грязь и пестрый мусор на улицах, пустые глазницы ветхих домов, наглость бродячих собак, которые то и дело приставали к нам, чувствуя запах домашней еды, что пропитала наши одежды насквозь. Арда слабо отмахивался палкой - он предусмотрительно ее прихватил, выходя из дому. Мои страхи, что уличные псы нападут и покусают, исчезли в тот же миг, когда я почувствовал ту же трусость. И здесь страх...