Эллис Питерс - Один лишний труп (Хроники брата Кадфаэля - 2)
- Открывай, не бойся, он ушел.
Элин стояла на пороге, раскрасневшаяся и нахмуренная скорее от смущения, чем от неудовольствия.
- Мне кажется, - проговорила она с улыбкой, которую был бы счастлив увидеть Курсель, - что, укрыв тебя, я не сделала ему ничего плохого. По-моему, у него даже легче на душе, что тебя не нашли. Во всяком случае, обыск окончен, и они уходят. Теперь нам осталось лишь дожидаться полной темноты и брата Кадфаэля.
В это самое время брат Кадфаэль в своем сарайчике обихаживал Торольда - успокоив его относительно Годит, монах накормил юношу и занялся его ранами. Торольд уселся на ту самую лавку, что служила Годит постелью, и без возражений позволил монаху сменить повязки на плече и бедре. Раны уже затягивались, но тем не менее Кадфаэль наложил на них подушечки с бальзамом и туго перебинтовал.
- Если ты собрался ехать в Уэльс сегодня ночью, - заявил он, - нужно позаботиться о том, чтобы случайно открывшаяся рана не смогла вас задержать.
- Сегодня ночью? - живо переспросил Торольд. - Неужели сегодня ночью? Я и Годит, вместе?
- Вместе, вместе, - добродушно пробурчал Кадфаэль. - Думаю, что если вы еще тут задержитесь, мне этого не вынести. Это не значит, что вы двое мне надоели, но, понимаешь ли, я не буду знать покоя, пока вы не уберетесь подальше отсюда, в земли Овейна Гуинеддского. Я дам вам знак от себя покажете первому же валлийцу, которого встретите. Хотя это, может, и лишнее - у вас же есть письмо Фиц Аллана к Овейну, а Овейн держит данное слово.
- Уж поверь, - от души пообещал Торольд, - в пути я буду неустанно заботиться о Годит.
- И она о тебе тоже. Я дам вам в дорогу горшочек с целебной мазью, которую уже испробовал на тебе, да еще кое-какие вещицы, которые могут пригодиться.
- Надо же, она все забрала с собой - и лодку, и тюк, - с восхищением сказал Торольд, - любая другая на ее месте потеряла бы голову. А Элин Сивард - и укрыла ее, и весточку тебе принесла, да как умно. До чего же все-таки славные девушки у нас в Шрусбери!
Юноша задумался, помолчал и спросил с беспокойством:
- Но как же нам ее оттуда забрать? Там ведь могли оставить стражу, да и вряд ли я смогу выйти через ворота. Привратник наверняка заметит, что я в них не заходил. И лодка там, а не здесь...
- Помолчи-ка чуток, - проворчал Кадфаэль, колдуя с повязкой, - дай мне подумать. Как, кстати, ты провел этот денек? Сдается мне, что ты справился неплохо, раз уж вышел сухим из воды. А там, на мельнице, ты, наверное, все прибрал и припрятал, как будто там никого и не было... Иначе они бы непременно подняли шум. Ты быстро смекнул, что к чему, молодец!
Торольд поведал монаху все, что случилось за этот долгий, опасный и неописуемо нудный день: как он убегал и как прятался, как отчаянно спешил и как маялся от бездействия - словом, все от начала до конца.
- И вот еще что, - добавил он, подумав, - я видел отряд, который прочесывал берег реки у мельницы - шестеро пеших и командир верхом. Этот их начальник зашел туда первым, ну а за ним и остальные. И представь себе, воскликнул Торольд, удивляясь такому совпадению, - я снова увидел этого самого парня сегодня вечером, когда перебрался через ручей и залег в копне. Он разъезжал по противоположному берегу - туда-сюда, между рекой и мельничной протокой, и на сей раз с ним никого не было. Я его тут же узнал по выправке - уж больно ловко он держится в седле, да и конь у него такой, что не скоро забудешь. Я прошмыгнул у него за спиной, а когда он снова поехал вниз по течению, то остановился напротив и уставился туда, где я прятался. Я мог бы поклясться, что он меня заметил. Смотрел-то он как будто прямо на меня. И улыбался! Я решил было, что влип. Но он так и поехал дальше - знать, все-таки не углядел.
Кадфаэль с задумчивым видом отложил свои снадобья и спросил спокойным голосом:
- Так ты говоришь, узнал его по коню? А что в нем такого примечательного?
- Размер и масть. Этакий рослый коняга с размашистым шагом, неуклюжий, но крепкий, брюхо светлое, а спина и ляжки чуть ли не черные, и весь в яблоках.
Кадфаэль почесал загорелый мясистый нос, а затем еще более загорелую тонзуру, и задал новый вопрос:
- Ну а всадник - о нем что скажешь?
- Молодой, чуть постарше меня будет. Темноволосый и сухопарый... Тогда, на мельнице, разглядеть-то я мог в основном только его одежду, приметил еще, как легко он правил конем, а тот, как я понял, норовистый. Но сегодня вечером я и лицо его видел: худощавый, скулы выступают, глаза и брови черные... А еще он насвистывает, - добавил Торольд, удивляясь тому, что припомнил такую мелочь, - и довольно мелодично.
- Насвистывает он и впрямь недурно, - кивнул Кадфаэль.
Он подумал о пестром коне, оставленном в монастырской конюшне, откуда увели более статных и менее приметных лошадок. Владелец их, помнится, заявлял, что двумя, причем не самыми лучшими, он может пожертвовать, но четырьмя - это уж слишком. Теперь, когда у всех в городе коней позабирали, он по-прежнему разъезжает верхом, и надо думать, вторая лошадка у него тоже осталась. Итак, он солгал. У короля он в милости, и сегодня даже командовал патрулем. Такое дело не всякому доверят, а ему, гляди-ка, доверили - с чего бы это?
- Так ты думаешь, он тебя видел? - спросил Кадфаэль, нахмурившись.
- Когда я решил, что укрылся надежно, - я выглянул, и тут он повернулся в мою сторону. Мне показалось, что краешком глаза он меня углядел.
Да уж, - подумал Кадфаэль, - у него и на затылке глаза, если чего не углядит, то, стало быть, оно того не стоит.
- Значит, он остановился, уставился в твою сторону, а потом поехал дальше? - продолжал он расспрашивать Торольда.
- Мне даже почудилось, что он приподнял левую руку, как будто подал мне знак, - признался Торольд, усмехнувшись собственной легковерности. Немудрено, что мне тогда на каждом шагу черт те что мерещилось - я ведь так хотел побыстрее увидеть Годит. Но потом он отвернулся и как ни в чем не бывало двинулся дальше. Выходит, он все-таки меня не видел.
Настало время вечерней зари, когда ночь спешит на смену сумеркам. Тьма еще не сгустилась, и на западе над горизонтом показался зеленоватый отсвет заходящего солнца.
Кадфаэль размышлял и покачивал головой в такт собственным мыслям.
- Ведь не мог же он меня увидеть, правда? - допытывался Торольд, встревоженный тем, что мог навлечь опасность на Годит.
- Да не бойся ты, - уверенно заявил Кадфаэль, - все идет нормально, опасаться нечего - я знаю, что делать. Сейчас мне пора идти к повечерию. Как только я уйду, запрись на засов, ложись на эту лавку - тут Годит спала - да и сосни часок - тебе это очень пригодится, к рассвету сам почувствуешь. Я вернусь сразу же после службы.
Кадфаэль не пожалел нескольких минут на то, чтобы пройтись по конюшням, и не был удивлен тем, что не обнаружил в стойлах ни серого в яблоках, ни гнедого с широкой спиной, принадлежавших одному хозяину. После вечерни он под невинным предлогом зашел в странноприимный дом, где лишний раз убедился в том, что в помещениях, отведенных для знати, не видно Хью Берингара, а там, где останавливались люди попроще, нет ни слуху ни духу трех его оруженосцев. Привратник припомнил, что эти трое ушли сразу после того, как Хью Берингар вернулся с облавы - это было во время вечерни. А примерно через час он и сам отправился следом за ними, не выказывая при этом особой спешки.
